Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читать книги полные .txt) 📗
Но Протоиерей не ушел. Он остался на месте и медленно поднял руку, указывая пальцем на Ивейна.
— Шестнадцать тысяч золотых тому, кто первым его убьет!
Время остановилось. Все замерли. Протоиерей, неподвижный, как статуя, показывал пальцем на Ивейна. Кликуши оцепенели, застыв в тех позах, в каких застала их последняя фраза Протоиерея. Ивейн онемел — с вытаращенными глазами и раскрытым ртом, в своем черном, залитом кровью платье.
Именно он опомнился первым и принялся тревожно обводить взглядом своих людей: оранжевое платье, белое, красное, зеленое, из золотой парчи… Все они смотрели на него так, словно он был вожделенной добычей. Наткнувшись взглядом на Протоиерея, который все еще показывал на него пальцем, Ивейн поперхнулся.
— Нет!.. вы же не…
Больше он ничего не успел сказать. Испустив ужасный вопль, Кликуши кинулись на своего вожака, толкая друг друга. В мгновение ока он был схвачен, окружен, поглощен многоцветным кольцом. Когда кольцо разомкнулось, все платья были забрызганы кровью, а на полу осталась неподвижная, окровавленная груда.
Протоиерей изрек свой приговор:
— Первого не было. Поделите на всех.
Потом приказал:
— Снимите наковальню и прикончите того несчастного.
Один из Кликуш вонзил кинжал в сердце Оруженосца, который уже умер к тому времени; двое других сняли орудие пытки с груди Франсуа. Тот не сумел встать самостоятельно. Пришлось ему помочь. Франсуа не мог говорить, извлекая из себя лишь короткие отрывистые свисты. Ему протянули кубок вина. Он отпил глоток и почувствовал себя несколько лучше. Его била дрожь…
Ему нужно было во что-то одеться, но о доспехах и речи быть не могло: Франсуа не выдержал бы их тяжести. К счастью, среди хлама, наваленного в комнате, нашлось все, что нужно. Франсуа скоро оказался одетым как принц — в красном камзоле, расшитом золотом. Он все еще не мог говорить: дыхание отнимало у него все силы. Он с трудом показал на мертвого Ивейна. Один из Кликуш понял, снял с трупа кольцо и надел ему на палец.
Тем временем Протоиерей обсуждал с остальными практическую сторону сделки. Доставить шестнадцать тысяч золотых в Бринье казалось слишком рискованным. Такая сумма вызвала бы слишком большую зависть. Потому Протоиерей предлагал Кликушам самим съездить за ними в Кюизри на Бресе, его замок в Шалонской области. Один из Кликуш забеспокоился:
— А какие у нас гарантии?
Арно де Серволь ответил просто:
— Слово Протоиерея.
И никто больше не настаивал. Все они верили в слово Протоиерея, иначе не убили бы своего вожака.
Франсуа встал. Протоиерей спросил его, сможет ли он идти. Тот сделал знак, что да, и они оба ушли. Они спустились по лестнице, пересекли кухни и большой зал, служивший складом… Наконец Франсуа обрел дар речи.
— Как я смогу отблагодарить вас?
— Вы ничего мне не должны, даже «спасибо». Я и сам не знаю размеров моего состояния. К тому же все, что у меня есть, — краденое!
— Но почему вы сделали это… для меня?
Протоиерей мгновение помолчал, улыбнулся и сказал, не глядя на Франсуа:
— Алмазами не бросаются. Они слишком редки…
У входа в замок Бринье стояли все те же двое часовых. Завидев их, тот, что был в епископской митре, устремился навстречу.
— Возьмите меня с собой, господа! Мне такая жизнь осточертела. Хочу снова стать честным.
Протоиерей пожал плечами, но Франсуа остановился. С болью в душе он подумал о несчастном Оруженосце. Если бы он только знал… Но от сожалений мало толку. Война есть война, и погибшего нужно кем-то заменить.
— Хорошо. Я беру тебя на службу. Будешь моим оруженосцем.
Разбойник в восторге подбросил свою митру.
— Благослови вас все святые, монсеньор! Меня зовут…
— Я не хочу знать, как тебя зовут. Для меня ты будешь Оруженосец, и все.
Франсуа вспомнил, что сказал ему Протоиерей по поводу Туссена. Он повернулся к Арно де Серволю, желая что-то добавить, но тот уже исчез…
Франсуа прибыл в Вивре в конце мая в сопровождении Оруженосца. Для возвращения он сменил дорогу, чтобы снова не повстречать те же ужасы; ему повстречались другие. О том, что он видел и пережил, Ариетте он не рассказал, в сущности, ничего. Есть вещи, которые женщине не рассказывают, особенно если она беременна. Франсуа заметил ей только, что дю Геклена сделали предводителем ополчения и что граф и графиня де Танкарвиль, то есть королевский шамбеллан и его супруга, будут крестными их ребенка.
Ариетта со своей стороны нашла, что Франсуа постарел. Она могла только догадываться, каким испытаниям он подвергся, но все же благодарила небеса: когда муж живым возвращается с войны, жена только и может, что благодарить небеса…
Хоть Ариетта и была беременна на шестом месяце, но все же по собственному почину и согласно своей роли неоднократно склоняла Франсуа к любви, однако быстро заметила, что тот не в силах за нею поспевать, несмотря на все свои усилия. Франсуа очень сдал, как физически, так и духовно. Ночами ему теперь случалось часто просыпаться с криком, и он долго не мог после этого отдышаться. Но это был не черный сон, в этом он мог ей поклясться. Однако что за кошмары ему снились, не рассказывал.
Роды ожидались к началу сентября. Граф де Танкарвиль прислал письмо с извинениями. Так же, как и Протоиерей, он был отпущен под честное слово в тот же самый день и впоследствии сполна заплатил свой выкуп. Увы, его не отпускала королевская служба. Но тем не менее он обещал наведаться в Вивре в течение зимы…
Ариетта почувствовала первые схватки в день Рождества Богородицы, 8 сентября 1362 года. Дама-родовспомогательница вместе с Франсуа находилась в большом, еще не оконченном зале, когда явились сообщить об этом. Узнав новость, акушерка встала на колени, перекрестилась и сложила руки.
— Боже, сделай так, чтобы это был мальчик!
— Почему непременно мальчик?
— Потому что девочки, появившиеся на свет в день Рождества Пресвятой Девы, умирают девственницами. Это всем известно!
Франсуа презирал бабьи суеверия.
— Если родится девочка, я не собираюсь делать из нее монашку.
Прежде чем подняться в комнату Ариетты, куда ее призывали обязанности ремесла, повитуха посмотрела на Франсуа с трагическим видом.
— Девственными умирают не только монашки, монсеньор. Дети — тоже!
Роды проходили трудно. Когда дама-родовспомогательница объявила, наконец, матери еле слышным голосом, что это девочка, Ариетта не проявила никакого огорчения. Может, ей была неизвестна эта примета?
Она протянула руки к младенцу:
— Иди ко мне, Катерина!
Когда ему принесли ребенка, Франсуа находился в часовне. Он надеялся на маленького Луи, но это оказалась маленькая Катерина. Что ж, будущий рыцарь де Вивре появится позже… Священник находился на месте. Как и было условлено, он немедленно приступил к так называемому «малому крещению», быстрому обряду, к которому прибегают, когда имеется какая-то опасность для жизни ребенка или отсутствуют крестные родители. Настоящие крестины состоятся зимой, когда прибудут граф и графиня де Танкарвиль… Во время краткой церемонии Франсуа молил святого Людовика, святого Франсуа и всех святых о счастье для своей второй дочери. Потом отнес ее спать. Изабелла занимала его бывшую комнату на втором этаже донжона, с восточной стороны; Катерину поместили в комнату напротив, которая раньше принадлежала Жану. Франсуа сам проследил за тем, как малютку уложили в бретонскую кровать вместе с кормилицей. Это был красивый большой младенец, пышущий здоровьем. Он поцеловал ее и, успокоенный, поднялся этажом выше, к своей жене, чтобы проведать ее.
Катерина де Вивре умерла на самом исходе дня, в час вечерни. Как только кормилица поняла это, она побежала сообщить новость родителям. Франсуа онемел от потрясения. Ариетта слабо улыбнулась:
— На то была воля Божья. Мы быстро сделаем замену…
Франсуа безмолвно сжал руку жены, и ее слова оказались единственной надгробной речью, сказанной над маленькой Катериной де Вивре. Смерть ребенка в те времена была событием самым заурядным, самым обыденным, насколько это возможно. Так случалось в среднем один раз из двух. По этому поводу не полагалось ни слишком негодовать, ни слишком убиваться. Иначе во что превратилась бы жизнь?..
