Черные Мантии - Феваль Поль Анри (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
При этих словах Трехлапый ползком пересек комнату. Когда он одолевал порог соседней комнатушки, Лекок в напутствие ему сказал:
– Смотри, слушай и делай заметки, поручение важное, в четыре миллиона: ты будешь одновременно свидетелем и секретарем суда.
– Понял.
– Проводите ко мне госпожу баронессу, – распорядился Лекок в раструб.
XXXI
ОЧНАЯ СТАВКА
Оказавшись один в маленькой голой комнатке, которую патрон называл своей караулкой, Трехлапый подполз к соломенному креслу, стоявшему перед столом, но залезать в него не стал, а придвинул к двери, то же самое он проделал и со столом, с той чрезвычайной легкостью движений, которая обнаруживалась в нем, когда он не опасался чужого взгляда. В двери было проделано маленькое окошечко, похожее на круглую дыру и прикрытое квадратным куском материи. Трехлапый, подтянув себя до нужного положения, увидел Лекока – тот стоял посредине комнаты в торжественно-комической позе. Три раза пристукнув каблуком о пол, он объявил:
– Внимание! Занавес! Начинаем!
– Я уже на своем посту, патрон, – доложил Трехлапый.
Патрон сделал выразительный жест, призывающий к молчанию. Дверь, ведущая в официальные помещения агентства, отворилась.
Трехлапый провел дрожащей рукой по лбу, смоченному обильной испариной. Он был очень бледен. Лицо его, полускрытое буйной шевелюрой, хранило обычную неподвижность, но вокруг заблестевших глаз обозначились темные круги.
Господин Лекок, галантно поклонившись баронессе, подвел ее к креслу. Случайно или умышленно, но кресло, в которое он усаживал жену банкира миллионера, располагалось как раз напротив окошечка. Трехлапый бросил на гостью всего один взгляд и полузакрыл глаза. Баронесса Шварц была очень взволнованна: длительное ожидание, наполненное тревожными мыслями, довело ее до предела.
– Я занимался именно вами, моя прекрасная дама… – начал было Лекок.
– Я пропала! – прервала его баронесса глухим голосом, заставившим вздрогнуть калеку, укрытого в тайнике. Этот голос красноречивее слов свидетельствовал о глубокой тревоге, переполнявшей ее сердце.
– Согласен с вами, мадам, – холодно ответил Лекок. – Тем не менее я убежден, что вы заблуждаетесь насчет причин вашего отчаянного положения.
– Можете вы сделать так, – резко прервала его баронесса, – денег я не пожалею, чтобы эта девушка, Эдме Лебер, немедленно отплыла в Америку?
Господин Лекок презрительно улыбнулся, и эта улыбка горьким и печальным отражением тронула губы калеки. Патрон ответил:
– Между Нью-Йорком и Гавром всего тринадцать дней морского пути. Ну, накинем еще денек-другой, все равно эта идея слишком старомодна для наших дней. Времена парусного флота прошли. Нынче требуются совсем иные меры предосторожности. И зря вы так беспокоитесь из-за этой девушки. Она не самая жгучая из ваших проблем.
– Вы еще не знаете… – начала объяснять баронесса.
– Я знаю все. Мысль, не знаю уж, честолюбивая или нет, сделаться зятем барона Шварца заставила меня глаз не спускать с вашего богатого и уважаемого дома. Во-первых, мне показался подозрительным тот факт, что вы пошли навстречу моим намерениям, хотя и с заметным отвращением. Денежные короли редко переступают через отвращение. Впрочем, кое-какие сомнения насчет вашего дома имелись у меня и прежде. Ну и, разумеется, в моем возрасте и в моем скромном положении домогаться столь блистательного союза было дерзостью, хотя и не лишенной некоторых романтических мотивов.
– Нас удивил ваш отказ, – сделав над собой усилие, вымолвила баронесса.
– А он должен был вас обрадовать или огорчить, мадам, слово «удивил» ничего не означает. В любом случае я остаюсь вашим другом, если вы позволите, а к мадемуазель Бланш сохраню нежную отеческую привязанность. Давайте говорить о вас, и ни о ком другом.
Он уселся подле госпожи Шварц. Видимо, это был не первый ее визит в агентство.
– Извините, что принимаю вас в халате, мадам, – произнес Лекок, разваливаясь в кресле. – Вы знаете, что я бесцеремонен… Признавайтесь: что спрятано в вашей божественной шкатулке?
– Вы виделись с моим мужем! – ошеломленно пролепетала баронесса.
– Еще не виделся.
– Откуда же вам про нее известно?
Лекок задумчиво поигрывал кисточками своей шикарной опояски.
– Надо прояснить ситуацию, – наконец изрек он с видом человека, выдающего свои сокровенные мысли. – Мы с вами знаем друг друга давно, прекрасная дама, и люди, которые пишут комедии, совершенно правы, утверждая, что первая любовь не проходит бесследно. Прошу вас не оскорбляться! У нас бы уже могли быть взрослые дети. И может быть, вы не оказались бы на самом краю пропасти, которая готова вас поглотить.
В руке он держал, как и во время разговора с Трехлапым, послание Пиклюса, уже изрядно поистрепавшееся. Как только глаза баронессы случайно коснулись этой бумажки, он развернул ее и, разгладив на своем колене, сказал:
– Это касается вашего дома, мадам. Вам грозит огромная катастрофа, и я вынужден вас об этом предупредить.
– Мой муж должен быть здесь, – снова забеспокоилась баронесса.
– Который из ваших мужей, мадам? – спокойным тоном поинтересовался Лекок.
Она задрожала. Калека в своей клетушке дрожал еще сильнее, чем гостья.
– Надо прояснить ситуацию! – повторил Лекок, заботливо сворачивая бумажку. – Знакомство мое с господином бароном почти так же старо, как мои пылкие чувства к вам, и замечу кстати, что именно мои чувства, хоть и платонические, должны были стать причиной вашего нежелания видеть меня в своем доме. Вам пришлось побороть себя – бедная прекрасная душа, заблудившаяся в нашем злом мире. Однако вернемся к барону: если бы он увидел мою помятую бумажонку, он бы задрожал пуще вас – со страха за свой сейф. Вы когда-нибудь спускались в кассу, мадам?
– Никогда, к тому же я пришла сюда обсудить свою ситуацию…
– Вы бы там могли полюбоваться на любопытную вещь, – с добродушной жестокостью перебил ее Лекок, – вещь, купленную по случаю. По случаю! Слово как нельзя более точное. В кассе господина барона стоит сейф, о котором вы наверняка уже слышали, ибо прежний его владелец – несчастный банкир из Кана. Когда ваш супруг подыскивал для себя подходящий ящик, он поручил покупку мне, как вам известно, я считаюсь в этом деле специалистом. Сейф Банселля как раз находился в продаже, и я приобрел его для барона Шварца, потому как за этот ящик я мог поручиться вполне – ведь именно я продал его когда-то бедолаге Банселлю…
– Зачем вы мне рассказываете об этом? – изменившимся голосом спросила госпожа Шварц.
– Затем, что бывают удивительные совпадения, мадам. Я, представьте себе, знаю, где сейчас находится боевая рукавица.
– Боевая рукавица! – воскликнула Жюли с болезненным содроганием.
Мы не оговорились: это воскликнула Жюли Мэйнотт, а не баронесса Шварц, ибо с этой минуты сердце ее возвратилось в прошлое.
Кто владеет теперь рукавицей? – спросила она.
– Увы! – воскликнул Лекок. – Она принадлежит людям, которые не продадут ее ни за какую цену, несмотря на крайнюю бедность. Я заметил ее в спальной комнате госпожи Лебер.
– Мать Эдме! – воскликнула баронесса и опустила голову.
Калека по другую сторону двери, казалось, был охвачен вспышкой внезапного гнева. Он метнул в окошко сверкающий взор.
– Почему сей предмет оказался у матери Эдме? Скажите мне, почему?
– А вы знаете настоящее имя госпожи Лебер? Наступает пора, когда забытые вещи и события оживают. В том доме, где мы находимся, я знаю двух молодых людей: сына судьи, который вынес приговор Андре Мэйнотту, и сына комиссара полиции, который его арестовал. Молодые люди пишут пьесу, избрав сюжетом ту самую историю. Ту самую, вы понимаете? Это очень забавно, не правда ли?
– Я ничего не понимаю, я забыла, что я вам хотела сказать, – ответила бедная женщина.
– Зато я не забыл, и этого вполне достаточно. Бриллиантовая подвеска? Какая глупость! Ключ от шкатулки? Чепуха! Наша пьеса катится вперед очень быстро, она уже перепрыгнула через эти пустяки. Сейчас мы прямо тут разыграем три акта за десять минут. Что спрятано в шкатулке? Я спрашиваю вас об этом уже второй раз.