Черные Мантии - Феваль Поль Анри (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
– Потому что своим узнаваньем я зарабатываю на хлеб.
– Верно. А баронесса с чем пожаловала сюда?
– Эдме Лебер привезла ей бриллиантовую подвеску, потерянную на лестнице у…
– Эта история мне известна. А я тут при чем?
– Увидите… да и к тому же она знает, что муж сделал слепок с ключа.
– Превосходно! Лучшего не попросишь! Когда план хорош, в него вписывается все. Превосходно!
– Я еще не закончил. Прибыв сюда ненароком одновременно, барон и баронесса столкнулись.
– Где? – спросил Лекок, настораживаясь.
– В вашем дворе. Баронесса несла в шкатулке содержимое своего шкафчика, ключ от которого собирается подделать барон.
– А ты знаешь содержимое этого шкафчика, а, старина? – льстивым тоном поинтересовался Лекок.
– Не знаю, – холодно ответил калека.
– Шкатулка все еще у баронессы?
– Нет. Внизу, под вашими окнами, произошла сцена, достойная Бомарше.
– Ты присутствовал?
– Укрывшись в дворницкой, как мне и положено.
– Выкладывай сцену! А ты все-таки очень странный тип!
Трехлапый, стараясь говорить толково, начал рассказ:
– Женщину, укрывшуюся под плотной вуалью, преследует муж. Она входит в наш двор, он идет по пятам. По двору в это время случайно проходит мужчина. Женщина под вуалью, не говоря ни слова, всучает ему в руки шкатулку и исчезает. «Отдайте, шкатулка моя!» – кричит муж на мужчину, совсем обалдевшего от неожиданности. «Не смейте отдавать!» – раздается властный голос, и появляется вторая женщина, завуалированная не менее плотно, чем первая. Настоящий театральный эффект…
– Кто она, эта вторая женщина?
– Графиня Корона, черт возьми!
– Откуда она взялась?
– Наверное, из-под земли. Лекок подпер голову рукой.
– А случайно проходивший по двору мужчина?
– Господин Мишель.
Лекок наполнил свой стакан со словами:
– В добрый час! Впишется и это.
Трехлапый, улыбаясь, наблюдал, как патрон опорожняет стакан. Рука Лекока слегка дрожала, когда он ставил стакан на стол.
– Тайна у нее! – процедил он сквозь зубы. – Тайна должна быть моей: старик меня обманул. Девчонка возненавидела меня раньше, чем научилась лепетать имя матери. Мой прирожденный враг! Тем хуже для нее!
– Вы говорите о баронессе Шварц? – полюбопытствовал калека.
– А ты знаешь, – вместо ответа спросил Лекок, – зачем приходила в наш дом графиня?
– Она приходила обсудить со мной кое-какие дела, – не колеблясь, ответил Трехлапый.
Лекок бросил на него подозрительный взгляд.
– На вашем месте, – холодно промолвил калека, – я бы оставил графиню в покое. Она знает так же много, как вы.
– И гораздо больше, чем ты?
– Да, особенно про этого Брюно, который так вам пришелся по сердцу.
Торжествующее лицо господина Лекока заметно омрачилось.
– Сам черт ему помогает! – воскликнул он. – Три раза мы видели его с веревкой на шее, а в четвертый, когда он вернулся из Лондона, Отец сказал: «Смерть этого человека не берет, тогда его возьмем мы». Отец был очень умен, но он умирал слишком долго.
– Теперь, когда он мертв, – сказал Трехлапый, – я могу наконец переведаться с моим соседом Брюно.
Господин Лекок взял рожок, издавший в этот момент долгий призывный звук.
– Надеюсь, ты не теряешь его из виду? – спросил он, прикладывая раструб к уху.
– Я стал его тенью, – заверил Трехлапый. – Я живу в его шкуре. Я понаделал дырок в перегородке, чтобы слышать, как он спит.
– Тебе ничего не удалось обнаружить?
– Ничего особенного, кроме того, что сегодняшнее воскресенье он тоже провел неподалеку от замка, а от Ливри до Парижа ехал вместе с Эдме Лебер – в отдельном купе.
– Надо спешить, – вслух подумал Лекок. – Затевается настоящее дело. Лишние нам не нужны. Груша созрела и должна упасть. Когда мы ее сорвем, можно будет вволю над этим Брюно посмеяться!
Из раструба в его ухо сказали:
– Баронесса вышла из терпения, а барон угрожает.
– Пускай ждут! – заорал в ответ обозлившийся Лекок. – Терпения им понадобится очень много. Пускай ждут! – повторил он, вставая и принимаясь мерить комнату большими шагами. – Их головы под моей ногой! Посмотрим сейчас, кто кому будет угрожать!
Ветер менялся: на него накатил приступ фанфаронства.
– Значит, – продолжил он победительным тоном, круто останавливаясь перед Трехлапым, не изменившим своей спокойной и ленивой позы, – барон упустил шкатулку?
– Упустил, отвесив чуть ли не земной поклон графине Корона.
– Его одурачили?
– Наполовину.
– Узнал он своего Мишеля?
– Конечно!
Господин Лекок торжествующе хлопнул себя по ляжке.
– Порядок! – вскричал он. – Я бы вовремя расплатился с Фаншеттой, не умей она увертываться так ловко! Брюно и твоя юная Эдме сослужат мне службу, не подозревая об этом. Когда план хорош, все… Какое местечко попросишь ты, мой дорогой шутник господин Матье, когда я стану министром, а? Ситуация прочищается одним ударом! Впереди нечего желать, позади нечего бояться! Как ты думаешь, сколько может принести билет в тысячу франков, бескорыстно отданный босяку? За пятнадцать лет? Четыре миллиона достаточно? Не стесняйся, накидывай до шести. Да, груша созрела, в этом старик не ошибся! И ты меня не предашь, Матье, слышишь! Уж ты-то знаешь прекрасно, что я обыграю всех. Раз, два, и готово! Через три дня, дружище, ты получишь свою богатую долю: целую груду профилей короля-гражданина, отчеканенных на золоте и серебре, на них можно закупить полсотни женщин, старина, ведь ты их так любишь! Женщин, которые не продаются, и все прочие радости жизни, а сверх того дружбу великого человека, посланную тебе благоволением небес, как говорится в песнях.
– Так говорится в трагедиях, – поправил его Трехлапый.
– В трагедиях так в трагедиях, тебе виднее, чудак! Погляди на меня хорошенько! Разве мы похожи на новобранцев? Настал момент напомнить тебе, что будь на то моя воля, через час тебя бы уже везли на каторгу.
Трехлапый опустил глаза под пристальным взором господина Лекока. Это переполнило чашу горделивого ликования патрона.
– Я держу тебя так же крепко, как остальных, – хвастливо продолжал он, – и в этом твой шанс, старина: не будь у тебя веревки на шее, я бы перестал тебе доверять. А когда я перестаю доверять… Ладно, хватит! Ты многого стоишь, и мне не хотелось бы лишиться тебя!
– Патрон, – с простодушным видом промолвил калека, поднимая свои большие печальные глаза, – клянусь вам, что в моем прошлом было, больше несчастья, чем вины.
Господин Лекок звонко расхохотался.
– И в моем тоже, черт возьми! Превосходно!.. Тем не менее в своем прошлом ты увяз по уши, дорогой Матье!
Он сделал пируэт и, схватив воронку, прокричал в нее:
– Иду! Через две минуты подать клиентов горяченькими!
Скрестив на груди руки, откинув голову назад и раздувая ноздри, он повернулся к сообщнику, внимавшему ему с задумчиво-униженным видом.
– Теперь командуя я, – тоном сухим и резким объявил Лекок, – полковник пошел к чертям! Он был стар, он стеснял меня. Я не позволил бы упасть волосу с его седой головы, потому что он был – Отец. Но он мертв, и теперь Отец – я, я – генерал Каморры, предводитель Черных Мантий, Хозяин в Лондоне и Париже, я – Главный везде! Ты знаешь, что эта парочка, измученная ожиданием, моя добыча. Но даже ты не знаешь, как я собираюсь ее сожрать, этого не угадать никому. Понаблюдав, как я действую, можно кое-чему научиться. Я их допек ожиданием, я их заранее сокрушил – помял, запугал, унизил! Я возвышаюсь, сводя их на нет, ко мне переходит сила, которую они теряют. Кажется, что я болтаю, а я работаю. Чем больше они ждут, тем мягче они становятся, а они мне нужны мягонькими, как шевровые перчатки! Когда-то мне приходилось льстить, гнуть спину, действовать исподтишка. Это позади. В разные времена люди по-разному впадают в детство. Пуританин или философ превращается в идиота от страха перед каким-нибудь картонным монстром вроде Тартюфа, изобретенным гением. Произошла перестановка персонажей: на смену Тартюфу явился угрюмый добродей. Будь грубым – и в тебя поверят, раздавай на все стороны пинки – и тебя провозгласят апостолом. Мольер и Бомарше знали в этом толк: лицемерие оттачивало себя, становясь профессией. Дружище, пора и нам внести свой вклад в развитие комического жанра. Ты, будь так добр, отправляйся в караулку (он указал на дверь, ведущую в маленькое подсобное помещение), там есть окошечко, ты все увидишь и услышишь, там есть бумага, чернила и перо – будешь записывать…
