Заблуждения толпы - Бернстайн Уильям Дж. (читать книги без регистрации .TXT, .FB2) 📗

В большинстве случаев совет директоров Федеральной резервной системы интересуется только общим состоянием экономики, которое измеряется по росту ВВП и уровню безработицы, а также заботится о сдерживании инфляции. Цены на акции вызывают меньшее беспокойство и часто становятся «побочным следствием» усилий ФРС в двух обозначенных выше областях.

К середине двадцатого столетия основным инструментом ФРС стала ставка по федеральным фондам, то есть процентная ставка, по которой банки выдают друг другу однодневные ссуды (по сути, это краткосрочная ставка по государственным ценным бумагам). Когда процентная ставка по этим безопасным векселям высока, инвесторы вкладывают в них средства. Тем самым деньги выводятся из рискованных активов наподобие акций, цены на которые снижаются; наоборот, когда ФРС снижает ставки, инвесторы, жаждущие более высокой доходности, покупают акции и тем самым повышают их цены ^[178].

В начале 1990-х годов наблюдался умеренный экономический спад, который стал предвестником сразу двух крупных событий. Во-первых, он стоил Джорджу Бушу-старшему второго срока; как гласил предвыборный лозунг победителя гонки Билла Клинтона: «Это экономика, глупыш». Во-вторых, рецессия спровоцировала резкое ослабление кредитной политики ФРС, что спровоцировало пузырь на фондовом рынке.

Под председательством Алана Гринспена ФРС боролась с рецессией начала 1990-х годов через выкуп казначейских векселей, что снизило ставку по федеральным фондам с 8,3 процента в январе 1990 года примерно до 3 процентов в конце 1992 года (на этом уровне ставка держалась полных два года). Так была заложена основа бума на фондовом рынке, а инвесторы заговорили о «гринспеновских путах», подразумевая, что председатель ФРС сознательно норовит удержать цены на акции на высоком уровне ^[179].

По всем правилам ФРС должна была «убрать чашу для пунша» на рубеже 1997 года, когда экономика начала уверенно расти, а инфляция сократилась примерно до 3 процентов. Похоже, Гринспен собирался поступить именно так, однако вмешались непредвиденные события (в целом все до странности напоминало 1920-е годы, когда председатель ФРС Стронг нечаянно устроил рыночное безумие, понизив ставки для защиты английского фунта стерлингов).

В 1997 и 1998 годах мировые события словно сговорились помешать ФРС. Череда валютных и долговых кризисов прокатилась по мировым финансовым рынкам. Все началось с краха тайской валюты, бата, за которым, по эффекту домино, последовали кризисы в Малайзии, Индонезии и Гонконге. Первоначально эта ситуация не сильно встревожила Гринспена, поскольку азиатские экономики, затронутые кризисными явлениями, были относительно небольшими; но когда в конце 1997 года кризис охватил Южную Корею, более богатую страну, где находились десятки тысяч американских солдат, ФРС пришлось действовать. Вместе с министерством финансов ФРС убедила американские банки продолжать кредитовать Корею как можно дешевле, то есть по минимально возможной (не только для Кореи, но и для других азиатских стран) процентной ставке. Более низкие процентные ставки за рубежом сказывались на курсах иностранных валют и укрепляли доллар. В начале 1997 года ФРС в ответ на экономический бум начала повышать процентные ставки, но, чтобы предотвратить дальнейшее укрепление доллара, удерживала их на стабильном уровне; как и в 1920-е годы, относительно низкие ставки подпитывали успевшую возникнуть манию на фондовом рынке.

Ставка по федеральным фондам, 1997–000 гг.

Костяшки мирового финансового домино продолжали падать; в конце 1998 года сокращение российской экономики привело к дефолту по государственному долгу и падению рубля. На сей раз «заражение» достигло и Соединенных Штатов Америки, где обанкротился крупный и престижный хедж-фонд «Long Term Capital Management» (LTCM), который активно вкладывался в российский госдолг. Исчезновение колоссальных активов поставило под угрозу мировую финансовую систему и привело к снижению цен на акции по всему миру.

К тому моменту Гринспен считался фактическим творцом экономического бума 1990-х годов и приобрел почти мифический статус «маэстро», если вспомнить название бестселлера Боба Вудворда о жизни этого человека, который испугался, что его безупречной репутации угрожают потенциально катастрофические последствия краха LTCM. Гринспен не только поощрял частные банки к поддержке фонда-банкрота, но и облегчил кредитование, существенно снизив ставку по федеральным фондам, причем на целый год. Это, в свою очередь, привело к резкому скачку цен на акции⁷⁰⁰.

* * *

К концу двадцатого столетия третий «патофизиологический фактор» пузырей, то есть поколенческая финансовая амнезия, развивался уже на протяжении нескольких десятилетий. «Медвежий» рынок 1929–1932 годов настолько разрушил семейное и институциональное богатство страны и настолько отложился в коллективном знании, что многие десятилетия инвесторы отказывались считать покупку акций разумным вложением средств; например, еще в 1945 году (это первая дата, по которой имеются надежные статистические данные) на каждый доллар индивидуальных инвестиций, в значительной степени состоявших из сбережений богатых американцев, в среднем приходилось всего 30 центов в акциях, и крайне редко корпоративные пенсионные фонды соглашались приобретать значительные объемы акций.

Хотя лишь около 10 процентов американцев владели акциями и непосредственно пострадали от «медвежьего» рынка 1929–1932 годов, последующая Великая депрессия не обошла стороной никого⁷⁰¹. Ныне почти все американцы старшего возраста могут вспомнить личную историю, связанную с депрессией (в случае автора это привычка его матери бережно упаковывать и уносить с собой стебельки недоеденной спаржи из ресторана). Для миллионов американцев по-прежнему яркие воспоминания о жестоком периоде 1929–1932 годов уменьшали привлекательность акций, и так мыслило минимум одно поколение.

В конце 1950-х – начале 1960-х годов возник было спонтанный биржевой пузырь, связанный с внедрением в производство полупроводниковых транзисторов, изобретенных несколькими десятилетиями ранее группой ученых из компании «Белл лэбс» во главе с физиком Уильямом Шокли (это изобретение повлекло за собой лавину все более миниатюрных и эффективных электронных устройств). К 1959 году упоминание о «-тронике» в названиях компаний начало стимулировать общественный интерес и повышать курс акций; аналогичная картина наблюдалась с доткомами поколение спустя. Производитель фонографов и виниловых пластинок, компания «Америкен мьюзикал гилд», стал публичной компанией и семикратно вырос в цене, просто сменив свое название на «Спейс-трон» ^[180]. Упомяну навскидку ряд других громких корпоративных названий той эпохи – «Астрон», «Вулкатрон», группу названий с окончанием на «-соникс», среди которых особое место занимала компания «Пауэртрон ультрасоникс». Инвестиционные банки научились отдавать предпочтение инсайдерам с крупными пакетами акций и одновременно ограничивали спрос со стороны широкой публики, тем самым подпитывая общественный энтузиазм; все закончилось в 1962 году, когда, как и почти во всех предыдущих пузырях, ситуацию переломили нетерпеливые покупатели⁷⁰².

Мания «-троники» затронула лишь фрагмент фондового рынка, а поскольку в ту пору относительно немногие американцы владели акциями, она не оставила неизгладимого впечатления в общественной памяти⁷⁰³. К 1990-м годам среднего американского гражданина уже два поколения отделяло от последнего общенационального кризиса. Когда же таковой случился снова, всего три крошечные группы, как выяснилось, располагали способами его распознать: это пожилые инвесторы с крепкой памятью, историки экономики; и те, кто прочитал, усвоил и вызубрил уроки первых трех глав книги Маккея «Распространенные массовые заблуждения».