Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Моц Анна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
Когда адвокаты разных сторон задавали вопросы, ответы я адресовала судье. Это полезная тактика, которая напоминает, что мой главный долг – перед судом, а не перед адвокатом или какой-то из сторон. Нередко адвокаты последовательно требуют такой определенности, которой практически не бывает, когда мы имеем дело с непредсказуемостью лечения, сложностью человеческого поведения и силой психологического сопротивления переменам. Сколько времени займет лечение? Какова вероятность, что характер Саффир изменится и она научится справляться со стрессом? Когда мы поймем, что лечение успешно пройдено? Как эксперту, мне неудобно давать расплывчатые ответы и постоянно подчеркивать, что точно сказать невозможно. Однако не менее важно уйти от определенности в тех вопросах, которые непредсказуемы по своей природе.
Одним из наиболее уместных вопросов был последний, заданный судьей. Он спрашивал, может ли Саффир проходить курс психотерапии и одновременно заботиться о детях. Будет ли для нее дестабилизирующим фактором опека над Оуэном и Джоэлом, пока она проходит лечение, в рамках которого она с психотерапевтом будет подробно рассматривать тему насилия над детьми в прошлом? Или забота о детях сделает процесс более эффективным? Я поддержала вторую точку зрения: психотерапия не панацея, она должна сочетаться с другими мерами поддержки таких родителей, как Саффир. На мой взгляд, было лучше, чтобы она находилась под регулярным надзором и получала поддержку как родитель параллельно с психологическими сессиями, а не проходила терапию изолированно. В противном случае, когда настанет время, ей придется вернуться к роли, от которой и она, и мальчики, возможно, отвыкли. Я продолжала считать, что Саффир – заботливая мать, любящая своих детей. Мне казалось, что мальчикам будет лучше, если мама останется рядом, пусть и под пристальным наблюдением. Альтернатива – нестабильность перехода от одной структуры к другой. Я видела, как Саффир сияла, явно полная надежды, когда я подтвердила, что она сможет заботиться о сыновьях во время прохождения лечения, которое я была готова проводить амбулаторно в клинике при поддержке коллег.
Случай Саффир – пример того, какие трудности возникают, если стараться уравновесить различные потребности, а не примирить противоположные взгляды. Так или иначе все стороны согласились с тем, что вопрос заключается в том, как помочь Саффир стать родителем, с которым дети будут в безопасности. Опекун, назначенный судом, согласился со мной, что девушка может измениться. Отец мальчиков подтвердил, что дети должны остаться под ее опекой, если будут приняты меры предосторожности. На заключительном слушании был утвержден план работ по опеке, согласно которому местные власти обеспечивали тщательное наблюдение за Саффир, поскольку она сохранила опеку над сыновьями и начала проходить курс психотерапии со мной. В последующие 14 месяцев сочетание прогресса в лечении и более активного участия отца мальчиков в их воспитании дали положительный эффект, на который надеялись все участники слушаний. Саффир постепенно обретала бо́льшую осознанность, самоконтроль и чувство спокойствия в роли матери. Она смогла обуздать свой нрав и проявлять бо́льшую эмпатию к мальчикам и их взглядам на мир. В конечном счете при правильной помощи и поддержке она стала надежным и безопасным родителем и реализовала свой потенциал, как я и надеялась. Было приятно видеть и слышать, как она с гордостью рассказывала о мальчиках, об их развитии и о выстроенных близких отношениях.
Процесс по делу Джеки, напротив, был крайне враждебным. Я давала показания на заключительном слушании, где Джеки и Леон выступали против того, чтобы местные органы опеки забирали Эми. Это означало бы лишение их родительских прав и передачу девочки в новую семью (на время суда Эми жила в приемной семье). Еще одна сложность заключалась в том, что родители Джеки тоже подали заявку на опекунство над внучкой на случай, если дочь потерпит неудачу в суде. Джеки это не понравилось, и девушка продолжала настаивать, что не только она должна сохранить родительские права, но и Леон.
В отчете я дала рекомендацию не возвращать Эми под опеку Джеки и Леона. На мой взгляд, следовало выдать местным органам решение суда об установлении полной опеки, которое позволило бы навсегда отдать девочку в приемную семью. Адвокат Джеки, который привлек меня к процессу, не только не согласился с моим отчетом, но и поручил провести повторную оценку другому специалисту. Кроме того, меня вызвали на перекрестный допрос во время слушания в качестве свидетеля, дающего показания в пользу противоположной стороны. Судебный процесс стал еще более напряженным, когда меня и коллегу-психолога попросили присутствовать на заседании, чтобы выслушать показания друг друга и прокомментировать их во время перекрестного допроса. Иногда специалистов созывают на предварительное совещание, чтобы попытаться прийти к консенсусу и избежать рассмотрения спора. Однако адвокаты этого не сделали. Закон также не позволяет экспертам на данном этапе обсуждать расхождения в отчетах. Это действие было бы расценено как неуважение к суду.
Единственное, что мы могли сделать до заседания, – прочитать отчеты друг друга. Меня удивили как методология, так и выводы коллеги. Наши оценки резко расходились. Особенно заметно это было в акцентах, которые мы делали на ключевых элементах дела Джеки. Я посчитала, что Джеки – дееспособная и независимая женщина, которая прекрасно владеет собой. Мой коллега представил ее как молодую женщину, которой манипулируют и которая попала под влияние контролирующего и жестокого партнера. Меня в первую очередь беспокоили травмы, которые получила Эми. Коллега же сосредоточился на потенциальной травме Джеки из-за того, что ее разлучили с дочерью: фокус был смещен на послеродовую депрессию и проблемы, которые из-за нее возникли. В чужом отчете мало внимания уделялось тому, что Джеки оставила старшую дочь. В то же время особое значение придавалось факту, что Джеки перестала пить и курить, когда забеременела Эми, и что она кормила ее грудью до тех пор, пока их не разлучили. Джеки была представлена как любящая мать, у которой сформировалась тесная связь с дочерью, но ее внезапно прервали.
Рассматривая одно и то же досье и одного и того же человека, мы с коллегой пришли к удивительно противоречивым выводам. По моей оценке, Джеки страдала расстройством личности, демонстрировала склонность к непостоянному и импульсивному поведению, не могла сформировать устойчивую привязанность ни к одному из своих детей и была больше озабочена своими отношениями с Леоном, чем благополучием ребенка. Мой коллега, напротив, описал ее как трагическую фигуру, жертву несправедливости и преданную мать, которую нельзя разлучать с ребенком. Проверка по методике «незнакомая ситуация», которая показывала отсутствие надежной привязанности Эми к матери, и вовсе не упоминалась. Альтернативная интерпретация фактов никак не повлияла на мою уверенность в сделанных выводах: и местные органы опеки, и опекун ad litem склонились к выводам из моего отчета. Однако меня поразила огромная пропасть между двумя заключениями. Это напомнило о том, что абсолютно объективной оценки не существует и что придание разной значимости одним и тем же фактам может привести к кардинально разным интерпретациям.
Такой контраст продолжал сохраняться в течение всех пяти дней слушаний. Я присутствовала на четырех из них: либо чтобы дать показания, либо чтобы услышать показания других. Мой коллега-психолог и Джеки выступали передо мной. Таким образом им удалось задать тон и косвенно продемонстрировать, что я занимаю противоположную – негативную – позицию. Эта мысль показалась мне тревожной, пока я молча сидела в зале заседания. Чувство лишь усиливалось по мере того, как я слушала эмоциональный рассказ эксперта, который выступал за воссоединение Эми и Джеки и приводил грудное вскармливание в качестве доказательства их связи. Самопожертвование Джеки, отказ от курения и употребления алкоголя во время беременности и после нее показали, что она «начала все с чистого листа» из любви к ребенку. Сама Джеки была спокойна, сдержанна и убедительна. Хотя были свидетельства того, что Леон входил и выходил из дома Джеки, девушка отрицала, что они все еще состоят в отношениях. Она также заметила, что теперь допускает, что это он нанес ужасные травмы ребенку (на нашей встрече она отрицала такую версию). Рассказ Джеки, местами противоречивый, произвел на меня впечатление. Он подтвердил мое представление о ней как о женщине, обладающей независимостью и свободой воли, а не как о беспомощной жертве, которой ее пытался выставить второй эксперт.
