Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Моц Анна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
Будучи в таком возбужденном состоянии, она, казалось, оставила старую жизнь без колебаний и сожалений. Джеки отреагировала с раздражением и даже некоторой скукой на мой вопрос, как ее уход мог повлиять на дочь. Этот факт в сочетании с результатами проверки по методике «незнакомая ситуация» дал мне серьезный повод для беспокойства: я сомневалась, что Джеки способна создавать и поддерживать отношения, которые позволили бы детям сформировать надежный тип привязанности. Рассказывая о Леоне, девушка светилась и показывала заинтересованность. Описание дочери, напротив, было плоским и общим – таким, будто она говорила о ребенке, которого не знала или о котором слышала от кого-то еще. В нем не было той фактуры, любви и внимания к деталям, которые были у Саффир, когда она рассказывала о своих мальчиках. Если бы мы говорили о детях в целом, а не о ее дочерях, я бы предположила, что Джеки еще не стала мамой.
Мне было больно осознавать, что при оценке Джеки в роли матери я рисковала сделать больший акцент на этом пренебрежении, чем если бы анализировала поведение мужчины. Оценивать способность матери заботиться о ребенке и при этом не поддаваться влиянию сложившегося образа материнства – задача трудная. Я пытаюсь не предать свои феминистские убеждения и вместе с тем исполнить долг психолога перед судом, где будут опираться на мой отчет при определении судьбы беззащитных детей. При работе с Джеки я убедила себя, что не остро отреагировала на какой-то отдельный случай, а выявила тенденцию: передо мной переменчивая и импульсивная мать, которая не раз показывала, что благополучие ребенка не является для нее приоритетом.
Джеки не хотела или не могла подробно рассказывать о дочери, поэтому я сместила фокус разговора на ее ранние годы и воспоминания о родителях. Вскоре стало очевидно, что причина непостоянства, в том числе в принятии решений, кроется в детстве и атмосфере нестабильности. Отец Джеки работал в дипломатическом корпусе, и их семья жила за границей. Из-за этого они часто переезжали, а девочка все время оказывалась новенькой в классе, отчаянно пытаясь завести друзей. Джеки ценила свою «образцовую» мать, однако при этом боготворила отца: он души в ней не чаял, но часто был занят работой или выпивал. Джеки называла себя папиной дочкой, но в то же время рассказывала, что из-за пьянства отца и его перепадов настроения домашние ходили вокруг него на цыпочках, из-за чего чувство беспокойства лишь усиливалось. Девушка получила хорошее образование, несмотря на постоянную смену школ в детстве. Позднее это проявилось в том, как она представляла доказательства в суде.
Во многом последующий выбор и действия, которые совершала Джеки, были попыткой отречься от любящей матери и стремлением к идеальному образу непредсказуемого отца. Когда девушка оказалась в обстановке, которую большинство бы описало как безопасный и стабильный образ жизни (частичная занятость, надежный супруг Тоби, с которым можно было воспитывать детей), она с раздражением восприняла все его ограничения и сбежала вместе с мужчиной, который обещал опасность и яркие эмоции. Леон в прошлом проявлял жестокость и провел два года в колонии для несовершеннолетних преступников: он был осужден за умышленное нанесение телесных повреждений. Джеки сочла Леона притягательным и сменила размеренную жизнь в пригороде на клубы, вечеринки и наркотики. Это был тот образ жизни, которого, как ей казалось, она была лишена из-за прилежности в школе и раннего брака с Тоби. Джеки отошла от этого после рождения Эми, но Леон не последовал ее примеру. Он продолжал возвращаться домой поздно, употреблять наркотики и участвовать в драках. Из-за этого дома царила напряженная обстановка: Леон пытался отоспаться днем после кутежа, но этому мешал плач малыша.
Опираясь на эти факты, было нетрудно предположить наиболее вероятное объяснение травм Эми. Нанести увечья ребенку мог лишь кто-то из родителей, при этом отец девочки известен склонностью к насилию, употреблял наркотики и был недоволен ее поведением. Но, чтобы подтвердить эту теорию, требовалось или признание Леона, или свидетельские показания Джеки. Однако девушка отказывалась верить, что партнер это сделал, или же прикрывала его. Складывалась безвыходная ситуация: ни одного из родителей нельзя было окончательно идентифицировать как человека, жестоко обращавшегося с ребенком. Своего рода дилемма заключенного.
Как бы то ни было, моя задача – не раскрыть уголовное дело, а оценить, насколько Джеки подходит на роль родителя. Здесь вывод очевидный. На мой взгляд, вероятность того, что ребенок сам нанес себе повреждения, крайне мала. При этом, даже если сильно обобщать, Джеки умышленно закрывала глаза на вероятную вину своего партнера и старалась скорее защитить его, чем позаботиться об интересах маленькой дочки. Мне показалось, что девушка придумала объяснение, чтобы скрыть жестокость Леона. Она отчаянно за него цеплялась, хотя было очевидно, что оно противоречит действительности. Другая версия заключалась в том, что Джеки сама нанесла эти травмы из-за единичного случая потери контроля: девушка чувствовала сильный страх и вину, поэтому не хотела признаваться в содеянном. Я почти не сомневалась, что ни Джеки, ни Леон не являлись теми людьми, с которыми Эми была бы в безопасности. Однако в суде мне предстояло узнать следующее: то, что выглядит очевидным для одного психолога, может показаться сомнительным другому. Выводы, к которым я пришла относительно психологического состояния матери, были далеко не единственной интерпретацией. Представленные мной доказательства подверглись оспариванию.
Судебные заседания по вопросам опеки, на которых решают, где и с кем будет жить ребенок, представляют собой сложный процесс, на котором параллельно представлено несколько сторон. Это местные органы власти, которые должны обратиться в суд, чтобы добиться принятия различных видов постановлений, дающих им полномочия взять ребенка под свою опеку или осуществлять строгий надзор за родительской опекой. Это опекун ad litem – должностное лицо, назначенное судом для представления интересов ребенка. И наконец, это родители, которых часто по отдельности представляют разные адвокаты. Любая из сторон может привлечь меня в качестве эксперта, чтобы я провела оценку, а затем выступила на заседании. Однако моя задача заключается в том, чтобы быть независимым специалистом и в конечном счете отвечать перед самим судьей, учитывая, что приоритет – благополучие детей. Такая независимость подкрепляется несколькими аспектами: мои указания должны быть согласованы всеми сторонами, а выводы доступны всем одновременно. Кроме того, здесь, в отличие от уголовных дел, отчет нельзя проигнорировать, даже если он не понравится той стороне, которая его заказала.
Всякий раз, когда я даю показания в суде, остро чувствую ответственность: не только перед всеми сторонами конкретного дела, но и перед моей собственной профессиональной честностью и в конечном счете перед совокупностью психологических знаний и книг, на основе которых был проведен мой анализ. Участие в заседании и перекрестном допросе – процесс утомительный. От эксперта ждут независимости и отстраненности от дела, материалы которого нередко носят шокирующий и личный характер. Стиль общения британских адвокатов в зале суда напоминает плетение паутины красноречия, в которую должны попасть свидетели, порой даже исказив свои слова. Это представляет дополнительную трудность при попытке сохранить нейтралитет и невозмутимость. Главное – момент, когда вы встаете за трибуну и принимаете присягу, всегда остается волнительным, даже если вы делали это уже много раз. Так и должно быть.
В деле Саффир я выступала на предварительном слушании, где определяются текущие условия содержания ребенка до принятия окончательного решения об опеке. В течение полутора часов меня подвергали перекрестному допросу по результатам отчета об оценке психологического риска. Я пришла к выводу, что жестокое обращение девушки с сыновьями – серьезное нарушение, но она признала свою вину, прекрасно понимала потребности детей и была готова пройти курс лечения. На мой взгляд, эти факты следовало трактовать в ее пользу. Саффир больше не состояла в тех непостоянных отношениях, которые у нее были в момент, когда она сломала руку Оуэну. Она также согласилась регулярно проходить обследования на предмет употребления наркотиков. Я была убеждена, что лечение пойдет Саффир на пользу, и высоко оценивала вероятность того, что психотерапия на протяжении года или полутора лет может привести к значительному улучшению психологической устойчивости, способности к эмоциональной саморегуляции и пониманию того, как реагировать на меняющиеся потребности ее маленьких сыновей.
