Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗
Уилсон сдружился и с Шеклтоном, и со Скоттом. В одном он признавал психологического, а в другом — формального лидера экспедиции. Как некоторые врачи или священники, Уилсон наслаждался ощущением своей власти над пациентом или грешником. Его тянуло к лидерам маленького сообщества «Дискавери».
Для Скотта он был стражем. Шеклтону безоговорочно доверял. Шеклтон (или «Шекл») упоминается в дневнике Уилсона чаще, чем кто-либо другой. Уилсону нравилось говорить с ним. Шеклтон в большей степени, чем Скотт, проявлял собственные амбиции. Он был живее, имел поэтические наклонности, с интересом относился к людям и тянулся к Уилсону, в котором отсутствовали отрицательные черты характера Шеклтона.
Шеклтон был «вне себя от радости», когда узнал, что отправится на юг. Он хотел немедленно обратить свою неиссякаемую энергию на этот проект, но Скотт потребовал никому не говорить о предстоящем путешествии, поскольку все планы носили «частный» характер и их требовалось держать в секрете до следующего месяца.
Бoльшая часть зимы прошла в праздном времяпрепровождении, и теперь нужно было торопиться, чтобы успеть подготовиться. Ответственность за это, без всяких сомнений, лежала на Скотте. Его компаньоны разделяли непоколебимую веру своего капитана в благородство импровизации. Военно-морской флот, по словам адмирала сэра Герберта Ричмонда, «вскармливал зрелых офицеров». Изучение стратегии и тактики считалось чуть ли не знаком дурного тона, в основном из-за ошибочного представления о том, что Нельсон стал триумфатором Трафальгара, не имея плана битвы. Большинство офицеров верило в старую добрую идею отваги и натиска, которая поможет прорваться в любой ситуации. И экипаж «Дискавери» должен был во всех своих действиях следовать данному сценарию, хорошо известному в истории Великобритании.
В последний момент Скотту пришлось прочитать книги о полярных исследованиях, в проблемах которых он три года после того, как вызвался командовать «Дискавери», по его же собственным словам, был «прискорбно невежествен». Целый год во время подготовки к экспедиции он работал на улице, соседствовавшей с Королевским географическим обществом. Именно там находилась библиотека, не имевшая аналогов по богатству фондов, в которых находились все последние книги Пири, Нансена и другие первые современные полярные исследования, опубликованные на английском языке. Но Скотт почему-то не нашёл времени прочитать эти полезные работы. На борту у него уже не было выбора. Тот, кто формировал библиотеку «Дискавери», постарался сделать так, чтобы никого не тревожил новый опыт. Так, здесь имелась книга дремучего шарлатана сэра Джона Мандевилля и пылилась история экспедиций Королевского военно-морского флота пятидесятилетней давности, но не было нансеновского «Крайнего Севера» и других важных современных работ.
Скотт лихорадочно писал указания. Помимо своего путешествия на юг, он запланировал ещё с десяток различных походов. Но вместо того чтобы дать каждому руководителю независимость в рамках заданного направления, он, в соответствии с принятой на военно-морском флоте модой, разработал подробнейшие приказы, почти не предполагавшие индивидуальной инициативы. В силу своей чрезвычайной очевидности они должны были выполняться беспрекословно и обладать статусом неоспоримых заповедей. Такое поведение в итоге ему обошлось слишком дорого.
Впервые об использовании собачьих упряжек задумались в августе. Драки и несчастные случаи среди животных сократили стаю из двадцати пяти собак до девятнадцати. Бoльшую часть зимы они чахли в своих конурах как никому не нужные домашние животные, их плохо кормили, за ними плохо ухаживали. Теперь Скотт назначил Шеклтона ответственным за собак, приказав тому научиться управлять упряжкой. Скотт был свято уверен — и ему с энтузиазмом вторил Шеклтон, — что в мире нет ничего, с чем не может справиться британский моряк, и несколько недель торопливых импровизаций помогут сформировать нужные навыки.
Как правило, для обучения управлению собачьей упряжкой требуются год или два усиленных практических занятий. Опытный возница никогда не доверит дилетанту хорошую упряжку, потому что он почти наверняка с ней не справится. А в данном случае дилетанты были особенно неуравновешенными.
И Скотт, и Уилсон, и Шеклтон не понимали собак, не доверяли им, не ценили их качеств. Скотт не мог определить, хотят они «хлыста или поощрения, непонятно, когда пользоваться тем и другим, и что вообще можно сделать с этими тварями». Скотт вообще часто называл собак «тварями», обращаясь к ним исключительно с жалостью или презрением, и это явно говорит о том, насколько чужд ему был мир животных.
Скотта ужасала любовь собак к драке. Увидев, что кормёжка вызывает всплеск дружелюбия со стороны собак, он сам себя выставил в негативном свете, заметив, что «довольно удивительно столкнуться даже с таким проявлением чести у этих бессовестных существ». Скотт ожидал, что собаки будут вести себя как люди, вместо того чтобы понять их как животных. Он пытался подогнать окружающее под свои представления, что свидетельствует о нежелании видеть реальность и неумении учиться на собственном опыте.
Амундсен, Пири и другие профессионалы в управлении собачьими упряжками овладевали этой техникой в непосредственном контакте с людьми, живущими в полярных условиях, которые в результате многовековой эволюции и успешной адаптации могли дать им бесценные знания. Но для того чтобы учиться у примитивных народов (а не смотреть на них сверху вниз), требовался особенный склад ума, который был чужд Скотту. Его воспитали на традиционных убеждениях, что цивилизованный человек всегда всё знает лучше.
Поэтому он верил, что легко справится с сибирской упряжью, которую ему передали, хотя никогда раньше не был в Арктике и не видел собак в действии. Вместо попытки понять, как она работает, он потратил бoльшую часть зимы на теоретическую разработку новой конструкции — хитроумный план предусматривал использование жёсткой парусины и стальной проволоки, словно это часть судового такелажа. Такая упряжь «гарантированно», по словам Бернацци, «перепутывалась и протирала собакам мех за удивительно короткое время». Характерно, что это была единственная попытка Скотта усовершенствовать имевшееся на корабле снаряжение. Когда он опробовал свою упряжь на собаках, то потерпел смехотворное поражение, и ему пришлось обратиться к первоначальному варианту.
22 августа вернулось лето, и Скотт организовал срочное обучение различных групп экипажа перед началом исследований. Сам он в последний момент попытался научиться управлять собачьей упряжкой. Безуспешно. Нетерпеливый и невосприимчивый к уму животных, он обнаружил, что собак очень трудно заставить работать. Скотт видел свою главную задачу в проверке идеи о том, что собаки должны быть разделены на несколько упряжек, чтобы тащить много саней. Но здесь он столкнулся с неприятным открытием: такое деление увеличивало вероятность драк, поскольку каждая упряжка вела себя как сплочённая стая и немедленно начинала войну с другими. Скотт давно мог бы узнать об этом из книги Аструпа «С Пири к полюсу» или из других книг, которыми пренебрегал в Лондоне.
Но настоящий сюрприз преподнесли не собаки, а люди. Через неделю или две у членов санных партий началась цинга. «История, — как печально констатировал Уилсон, — явно собирается повториться на юге».
Он имел в виду историю катастрофических экспедиций британского военно-морского флота в Арктике, особенно поход под руководством Нарса, предпринятый четверть века назад.
Скотту на «Дискавери», как и Амундсену на «Йоа», мало чем могли помочь общепринятые представления о принципах питания того времени. Витамины как таковые будут открыты только через десять лет, а витамин С станет признанным средством от цинги через двадцать пять лет. Но поведение человека перед лицом грозящей опасности может многое сказать о нём. Скотт отнёсся к ситуации гораздо менее серьёзно, чем Амундсен, хотя имел ясные представления о чужом горьком опыте.
