Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗

Всех девятнадцать собак впрягли одну за другой в длинный поезд из громоздких и перегруженных саней — такой способ разработал и теоретически обосновал Скотт. Однако тяга упряжки при этом была минимальна, а сопротивление поверхности — максимально. Барахтаясь в рыхлом снегу и скользя на твёрдом, Скотт, Шеклтон и Уилсон с трудом передвигали ноги, в то время как их лыжи лежали в санях. В своей старомодной военно-морской форме они выглядели как герои исторической шарады. Вместо эскимосских анораков, или парок, используемых их иностранными конкурентами, они носили неудобное холщовое обмундирование, зауженное не там, где нужно. В нём совершенно отсутствовала циркуляция воздуха, оно не защищало от холода, а зазоры между одеждой и шапками беспрепятственно продувались ветром.

Через несколько часов они догнали Барна, который отправился в путь тремя днями ранее, чтобы заранее доставить им провизию. Барн и двенадцать человек его команды тащили сами свои сани, еле переставляя ноги по колено в снегу. Встретившись с ними, Скотт приказал им встать на лыжи, которые в последний момент захватил с собой. Хотя все они были в Антарктике уже целый год, а Ройдс, Скелтон и Кёттлиц показали, как это делается, на собственном примере, никто ещё не пробовал перемещать груз таким способом. Когда люди впервые надели лыжи и впряглись в сани, их ноги нелепо задвигались на месте, словно колёса трогающегося с места локомотива, прицепленного к перегруженному составу, — лыжи вхолостую проскальзывали назад. Вскоре все участники похода с презрением сбросили их и невозмутимо продолжили двигаться вперёд на собственных ногах со скоростью не более одной мили в час, взвалив при этом на себя по 200 фунтов груза.

В итоге Скотт сам последовал совету, который дал Барнсу, и попробовал идти на лыжах. Но обнаружил, что без подготовки выиграть схватку за разгадку тайны Антарктики очень непросто. Он до сих пор игнорировал «снежную науку», и теперь различные формы снежного покрова стали для него настоящим сюрпризом. Например, его поразило то, что трение холодного наметённого снега «сильно отличается», как он отметил в своём дневнике, «от всего, с чем сталкивались путешественники на Севере». Однако Нансен в своей книге «Первый переход через Гренландию» уже чётко описал «наметённый позёмкой снег, по которому, как известно, и лыжи, и сани скользят плохо… мы убедились, что он грубый, как песок».

Снаряжение, имевшееся у Скотта, тоже оставляло желать лучшего. Хотя лыжный спорт уже вовсю развивался семимильными шагами, Скотт по старинке продолжал пользоваться одной палкой. Крепления лыж были чуть сложнее петли, в которую вставлялся носок обуви, а поскольку участники экспедиции носили мягкие, как шлёпанцы, саамские сапоги из меха северного оленя, на которых настоял Нансен, контролировать лыжи, не владея хорошей техникой катания, было трудно. Скотт слишком быстро пришёл к ошибочному выводу, что лыжи подходят только для определённого вида мягкого снега. Во всех остальных случаях он снимал их и продолжал двигаться, утопая в снегу. Часто, пытаясь ускорить шаг на ровном месте, он сталкивался с тем, что лыжи проскальзывали назад. «Нужно придумать другое снаряжение, — провозгласил он, — с каким-то приспособлением, предотвращающим проскальзывание». На самом деле всякий лыжник знает, что это уже давно сделано — с доисторических времён известен способ крепления на подошву лыжи кусочков меха, о чём упоминал Нансен в своей книге «Первый переход через Гренландию» [44].

Скотт никогда не видел, как двигается опытный лыжник, — он опирался лишь на чужие слова и теорию. Не зная, как согласовать движения рук, торса и ног, что всегда считалось главным в передвижении на лыжах по пересечённой местности, он мучительно пробивался на юг, с каждым шагом теряя энергию. Тем более что эту неизведанную часть Ледяного барьера Росса вряд ли можно было назвать «трассой для начинающих».

Немногим успешнее Скотт обращался с собаками. Он заметил, что, когда впереди двигался Барн, они охотно бежали за ним, но не мог понять, почему после того, как 15 ноября Барн повернул назад, они отказались тащить сани. В связи с этим Скотт жалобно отметил: «Мы не понимаем, как заставить их работать лучше». Видимо, он не смог выявить взаимосвязь между идущим впереди Барном и тем, что собакам необходима цель в стерильных и безжизненных снежных просторах. Скотту не пришло в голову послать вперёд кого-то другого, чтобы воспроизвести те же условия, поскольку он оказался пленником предубеждения, что тягловое животное управляется исключительно сзади. Месяцем раньше Отто Норденшёльд оказался в такой же ситуации, но в более трудных обстоятельствах Ледяного шельфа Ларсена. Он был так же неопытен в обращении с собаками, как и Скотт, но в отличие от него легко пришёл к очевидному умозаключению. «Я побежал вперёд как можно быстрее, и собаки без всякого труда последовали за мной», — написал он.

Скотт не смог понять психологию собак. Уилсон и Шеклтон — тоже. Все трое были плохими возницами, в крайнем случае полагаясь на грубую силу. Но собакой нельзя управлять, как лошадью или буйволом. Собака служит только тому хозяину, которого уважает. Она не будет работать на драчуна и не потерпит дурака. Все трое взрослых мужчин оказались в плену сентиментальных английских представлений о собаках как о домашних животных, но хладнокровно наблюдали за тем, какие ужасные страдания причиняет им плохо подогнанная упряжь, не пытаясь что-либо предпринять. Вожак Нигер решил, что на таких хозяев работать не стоит, и довольно быстро отказался тянуть груз.

Собаки с самого начала недоедали и содержались в плохих условиях. Всю зиму они питались галетами, которые больше подходят для домашних, чем для рабочих животных. Скотт был настолько далёк от понимания их потребностей, что ему даже не пришло в голову обеспечить собакам, работающим в упряжке, питание, отличающееся от рациона декоративной собачки, и что их следовало вначале хорошенько откормить. Вместо этого в начале похода собакам внезапно вместо галет дали вяленую рыбу, что означало резкую, а потому вредную перемену в питании. Но и на этот раз они не получили жиров, необходимых животным, которые тратят много энергии в упряжке. Более того, вяленая рыба с момента доставки из Норвегии хранилась на «Дискавери» без присмотра целых восемнадцать месяцев. Она побывала в тропиках, подверглась воздействию тепла и влаги, условия её хранения были неправильными, а потом её погрузили в той же упаковке на сани. Неудивительно, что она оказалась гнилой. Вследствие этого собаки ослабели от сильного гастроэнтерита.

Вдобавок ко всем этим бедам Скотт пытался заставить их работать по графику, совпадающему с его собственным суровым ритмом. Он привык к самоистязанию. Но собаки работали в «импульсном» режиме и потому нуждались в частых передышках. Они не могли стабильно и безостановочно бежать час за часом. Скотт не чувствовал животных, вместе с которыми оказался в окружавших его непознанных снежных просторах: у него отсутствовала симпатия к собакам, не было восприимчивости к их нуждам. Он объявил войну природе, а природа, как станет ему известно позже, всегда побеждает.

Итак, собаки были голодными, усталыми, перегруженными и не желали работать. Под ударами бича они медленно двигались вперёд, ярд за ярдом. В итоге людям пришлось впрячься самим, чтобы помочь животным.

Путешествие превратилось в настоящую мессу, участники которой взывали к небесам, пытаясь бороться с бесконечными неудачами и трудностями. Тридцать дней они двигались в ритме челнока: отвозили половину груза вперёд, потом возвращались за второй половиной. Как сказал Скотт, это могло продолжаться «бесконечно». В тот раз они продвинулись к югу на смехотворное расстояние в 109 миль, но прошли при этом целых 327 миль за счёт изнурительных путешествий вперёд-назад по девять-десять часов в день.

Капризная, жалобная интонация записей в дневнике Скотта усиливается до крещендо, когда на полозья начинает налипать снег и собаки отказываются тащить сани. Кажется, что сама природа настроена против них. Снег был или слишком твёрдым, или слишком мягким. Солнце либо еле светило, либо безжалостно слепило. Хотя в целом Скотту феноменально везло с погодой — никаких буранов, слабый ветер, умеренный мороз и благоприятный ландшафт (по его же словам, «широкая белая равнина»), который просто идеально предназначен для лыж, саней и собак. Из дневника трудно понять, что Скотт становился первооткрывателем почти на каждом шагу. Только иногда проскальзывают незначительные подсказки. Так, 25 ноября Скотт написал, что они «наконец пересекли 80-ю параллель и вошли в область, которая на всех известных картах отмечена белым пятном».