Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗

Кроме того, при возвращении на корабль в группе Барнса по неопытности погиб один из матросов, который в метель сорвался с ледяного утёса. Один из его товарищей заметил: «Весь экипаж подавлен. Капитан Скотт явно сильно переживает».

Осознав, в какую цену обошлась им экспедиция к мысу Круазье, Скотт несколько дней выглядел подавленным. Помимо смерти Винса, полдюжины участников похода получили серьёзные обморожения, погибла одна собака. «Ответственность за это, — написал Скотт в дневнике, — должна быть возложена на их командира [Барнса]». Он ни на минуту не задумался, что несчастье можно было предотвратить, обучив и подготовив людей должным образом. Инстинктивно он перекладывал вину на других, стремясь избежать личной ответственности.

С момента высадки в Антарктиде сам Скотт держался поближе к кораблю, отправляя подчинённых в экспериментальные санные походы. Но после возвращения Ройдса с мыса Круазье он, наконец, и сам предпринял такую попытку. Это было путешествие на Барьер с целью создания там склада на будущий сезон. Однако при этом Скотт почему-то оставил на корабле Ройдса, Кёттлица и Скелтона, хотя они теперь считались самыми опытными полярниками в команде, и предпочёл повторить их ошибки. Он и часть команды ушли без лыж, впрягшись в постромки вместе с собаками. Это был «мыс Круазье» номер два. Собаки отказались работать, люди беспомощно барахтались в снегу. Вдобавок ко всему столбик термометра упал до температуры минус сорок-пятьдесят градусов. Дрожа от холода в своём спальном мешке, Скотт узнал, что такое Барьер в конце марта. После трёх дней борьбы, не пройдя и десяти миль, он понял, что игра проиграна, приказал бросить груз и повернул назад. На корабле они появились 3 апреля, отметив окончание сезона маленькой патетической сагой о неудаче. Так растаяли оптимистичные надежды Скотта на воспитание настоящих полярников за одну-две недели.

К концу марта «Дискавери» вмёрз в лёд. Двадцать третьего апреля солнце скрылось более чем на сто дней. Скотт приготовился к третьей в истории человечества зимовке в Антарктике. Находясь на 78° южной широты, он был примерно на 500 миль ближе к полюсу, чем Борхгревинк и де Жерлаш во время своих зимовок. Его лагерь располагался южнее, чем все остальные экспедиции, с которыми «Дискавери» делил Антарктику: немцы под руководством Дригальски засели на «Гауссе» у берегов Земли Вильгельма III, которую только что открыли, а шведы во главе с Отто Норденшёльдом [41] — на острове Сноу-Хилл в море Уэдделла. На долю Скотта пришлась самая длинная полярная ночь, ставшая суровой проверкой его лидерских качеств.

Хотя с технической точки зрения «Дискавери» считался торговым судном, Скотт, потакая своей «маленькой прихоти», требовал соблюдения военно-морской дисциплины с жёстким разделением команды на офицеров и рядовой состав. Это разительно отличалось от правил «маленькой республики», провозглашённых Амундсеном на «Йоа», с её «спонтанной дисциплиной», отсутствием формальной иерархии и официальных званий. Но Амундсен управлял небольшой экспедицией, а Скотт — многочисленной. К тому же каждый из руководителей был порождением своего общества. Учитывая военную дисциплину викторианского флота, а также огромный иерархический разрыв между кают-компанией и общим кубриком, попытка сохранить эти порядки даже в снегах Антарктиды казалась вполне логичной.

Нельзя забывать, что каждая система имеет как хорошие, так и плохие стороны. Другие британские офицеры тоже перенесли привычки, выработанные военно-морским флотом, в новые для них условия. Какими бы ни были их неудачи в роли исследователей, они часто становились хорошими лидерами для подчинённых. Сэр Джеймс Кларк Росс с полным на то основанием мог показать Адмиралтейству «нос»; спутники Парри, первым отправившегося к полюсу, чувствовали себя вполне счастливыми; Франклина, несмотря на то что он оказался трагическим неумёхой, любили и офицеры, и рядовые. Между тем Скотт и сам остро ощущал комплекс собственной неполноценности. Из-за его личных недостатков эта полярная экспедиция стала одной из самых несчастливых.

Уилльямсон в сердцах написал своему товарищу:

Представь себе весь экипаж, выстроенный на палубе в такой день только потому, что шкипер хочет проинспектировать общий кубрик (это довольно долго, ты знаешь). Почему один из нас должен был отморозить себе почти все пальцы, ожидая, пока вышеупомянутая личность проведёт свои проклятые обходы, как они это называют? Такие ситуации и множество других мелочей вызывают большое недовольство команды. (Снова рутина военно-морского флота.)

По словам стюарда с «Дискавери», жизнь на борту была «очень монотонна… многие теряли терпение, падали духом». В общем кубрике начались драки, отчасти вследствие пьянства.

Настроение офицеров более точно в своём дневнике выразил Ройдс:

Уилсон сказал, что быть беде, если [бридж] приводит к брани и вспыльчивости… на самом деле речь шла о поведении капитана прошлой ночью. А тот вышел к завтраку и объявил всем присутствующим, что слышал каждое слово из их разговора и потому барометр его настроения серьёзно упал.

Скелтон в своём дневнике написал о случае с поломкой экспериментального генератора, работавшего от ветра, после чего Скотт «начал в панике вопить и ко всем привязываться».

Такой неуверенный в себе, несчастный, излишне эмоциональный приверженец строгой дисциплины вместе с тем оказывается весьма деликатным человеком, настаивающим на том, чтобы самому стирать собственные вещи, дабы не слишком обременять личного денщика. Кажется, что между этими двумя людьми нет никакой связи, и поспешит тот, кто будет судить одного Скотта по поведению другого. Он оказался своего рода доктором Джекилом и мистером Хайдом, в его характере вообще было много иррационального.

Для любого лидера это существенный недостаток. Но в человеке, который призван бороться с трениями внутри небольшого изолированного сообщества, где каждая мелочь вызывает мрачное, злобное, параноидальное негодование, он крайне опасен.

В полярных экспедициях, как и в большинстве других закрытых групп, обычно появляется естественный (психологический) лидер. Он бросает более или менее явный вызов имеющемуся формальному лидеру, и этот конфликт становится похож на борьбу за доминирование в стае волков или своре собак. То, как вожак нейтрализует угрозу, нависшую над его авторитетом, является одной из проверок, которую проходит большинство командиров. От её результата зависит сплочённость всей группы. Амундсен, благодаря своим моральным качествам и исключительной силе характера, сохранил и психологическое, и формальное лидерство на «Йоа». А Скотта на «Дискавери» считали неполноценным руководителем. Психологическим лидером команды стал Шеклтон.

Он имел сильный характер экстраверта, в нём чувствовалась личность. Этот человек затмил Скотта. Будучи таким же неопытным в полярных вопросах, он тем не менее ощущал своё моральное превосходство и в кают-компании, и в общем кубрике. Дошло до того, что даже Скотт (к видимому удовольствию Скелтона), кажется, начал уступать Шеклтону. Но это была опасная ситуация, конфликт в любую минуту мог прорваться на поверхность. Чтобы разрешить его, у Скотта не хватало силы характера. У него отсутствовало, как сказал Армитэдж, «то магнетическое качество, которое заставило бы меня пойти за ним в любой ситуации». Становится понятно, зачем Скотту потребовалась строгая иерархия военно-морского флота: он пытался хотя бы таким образом закрепить свою власть.

Но, вероятно, самым прискорбным недостатком Скотта стала его отчуждённость. Казалось, что он неспособен чувствовать психологические подводные течения, определяющие поведение человека, понимание и использование которых является непременным свойством лидера. Особенно плохо он чувствовал людей с иным жизненным опытом. Например, одного из моряков, о котором Скотт отозвался как о «недалёком, невежественном и вечно недовольном», Барн, офицер склада, назвал «самым весёлым товарищем по кубрику, которого я когда-либо встречал… после его сухих замечаний я просто-таки бился в конвульсиях от смеха…».