Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или... - Кагарлицкий Борис Юльевич
Показательно в этой связи также отношение авторов программы индустриальной модернизации к собственной оценке её стоимости. В прошлом году на одной из секций Экономического конгресса выступал заместитель директора Института экономики РАН Дмитрий Сорокин. Он в выступлении поддерживал программу индустриальной модернизации российской экономики. Не говоря при этом о том, что для того, чтобы данная программа могла осуществиться, нам потребуется стать конкурентоспособными по издержкам, с соответствующим снижением цены рабочей силы, и что нужно найти источники средств на финансирование огромных вложений. Я спросил его: «А где Вы предполагаете найти источник финансирования этой программы в размере больше 3 трлн, долларов?». Он ответил встречным вопросом: «А откуда у вас такие цифры?». Я: «Взял книгу Вашего института и просуммировал указанные в ней стоимости отдельных программ по всем отраслям». Дальше последовала хорошая фраза понимающего, о чём идёт речь, человека: «Я всегда говорил, что хорошо, что нас не читают!».
Сценарием, презентуемым иногда в качестве отдельного варианта развития, является Инновационная модернизация. Реализация этого сценария предполагает создание экономики, построенной на знаниях, инновациях, на мотивации к их внедрению. На наш взгляд, это утопия для современной России, по крайней мере в том виде, в каком она подаётся Медведевым. Ни ресурсов, ни потенциалов для этого сценария нет. Образование — это тот же институт индустриальной системы, оно, как и другие индустриальные институты, доизнашивается, качество образования становится всё хуже. Этому процессу, по сути, противостоять невозможно. Причина в принципе понятна, потому что спрос падает, индустриальный сектор закрывается, заводы потихонечку переходят в бизнес-центры, поэтому спрос на образованных людей падает, также как и на науку, а без спроса — это работа в никуда. Тем более опыта по продаже компетенций на рынке инновационных технологий у России нет.
В результате остаётся, хотим мы или не хотим, модернизация сырьевого и энергетического секторов. Проводились расчёты, что если мы будем перевооружать наши гидроэлектростанции, то мы сможем конкурировать и по стоимости электроэнергии. На наш взгляд, сырьевая тенденция будет продолжаться, потому что не похоже, что в мире за 15–20 лет произойдёт отказ от нефти и газа как от основного энергетического сырья. Урбанизация и индустриализация третьих стран продолжится, спрос на сырьё будет расти, что будет способствовать сохранению цен на него. Конечно, варианты альтернативной энергетики время от времени возникают, энергосберегающие программы реализуются. Но пока нет достаточных оснований считать это достаточным фактором для существенного понижающего воздействия на мировую цену энергоресурсов в указанный период. Если произойдут резкие изменения, например, массовое использование сланцевого газа понизит среднюю стоимость энергоресурсов или что-то иное, в результате чего сможет произойти обвальное снижение цен на экспортируемое нами сырьё, то варианты дальнейшего экономического развития потребуется уточнить. Сейчас мы утверждаем, что всё будет так, как идёт, а не как-то иначе, если не появится новых технологических решений массового применения, меняющих всю экономическую картину мира. И что таких массово внедряемых решений в ближайшие 15–20 лет, скорее всего, не появится.
В чём будет состоять развитие экономики России в среднесрочной перспективе? Во-первых, и в сырьевом секторе у нас не всё доделано до такой степени, что нужно только добывать сырьё и торговать им. Там ситуация отчасти похожа на ту, что сложилась в индустриальном секторе: простое и расширенное воспроизводство тоже не осуществляется. Если именно эта отрасль конкурентоспособна и приносит деньги, а именно она и приносит деньги, то в воспроизводстве и модернизации этой отрасли во многом и будет состоять наше развитие. Дальше будем по цепочке заниматься технологической модернизацией секторов — поставщиков товаров и услуг для наших сырьевых отраслей: по оказанию сервисных услуг для них, улучшению добычи, транспортировки, обогащения, первичной переработки сырья и т. д. Останется и будет развиваться дальше сектор местной промышленности и услуг. Будет дальше идти модернизация сервиса и потребления, внедряться новые информационные технологии. Таков наш прогноз лет на 15, в течение которых, на наш взгляд, текущие тенденции будут в целом сохраняться и развиваться.
Пройдёт время, закончится период глобализации и наступит регионализация, как это бывало и раньше. Предположение, что переход от глобализации к регионализации произойдёт довольно кризисным и малоприятным путём имеет, на наш взгляд, вполне объективные основания. В этом вопросе показательны и оценки Иммануила Валлерстайна, который, посвятив свою жизнь борьбе против современной социально-экономической системы, всё чаще говорит, что не уверен, что новая система, которая придёт на смену старой, будет лучше.
Развитие индустриальных технологий в XVII–XX веках привело к тому, что при их внедрении 15–20 % населения Земли, занятых в секторах материального производства, способны обеспечить жизнь остальных 80 %. Длительное сохранение в мире аграрного перенаселения позволяло сохранять статус-кво в сложившейся за долгие годы экономической системе мира. Идущая сейчас индустриализация стран Юго-Восточной Азии, сокращая аграрное перенаселение в самых густонаселённых странах мира, по мере своей реализации ставит на повестку дня уже индустриальное перенаселение мира.
С другой стороны, уровень реализации потенциала людей, по некоторым оценкам, составляет в настоящее время лишь 4 %, поэтому другого выхода, кроме как перехода к новому экономическому укладу просто нет. Соответственно в долгосрочной перспективе индустриальное производство будет становиться всё менее значимым, а доля информационной деятельности будет расти.
На сегодняшний день то, что называется информационными технологиями, таковыми по большей части не является, потому что с помощью них организуется передача данных, а не информации. Как мы знаем, информация — это только полезная часть данных, остальное — это шум. То есть чем больше развиваются индустриальные средства передачи данных, тем больше шума мы наблюдаем. Тем не менее, пилотные разработки по выделению информации из общей совокупности данных уже существуют, делаются и развиваются новаторами дальше.
Павел [Лукша] говорил о 20 % новаторов, но это скорее относится уже к более позднему периоду, сейчас новаторов, двигающих прогресс, вряд ли больше 5-10 %. Если так, то маловероятно, что будущее в среднесрочной перспективе будет хорошим для всех. Напротив, как в начале индустриализации происходило ухудшение уровня жизни основной массы населения по сравнению с аграрным периодом, так и в период становления нового информационного уклада мы можем предполагать, что произойдёт не только прогресс, но и определённый регресс, в силу временной избыточности основной массы населения для экономического развития. Вероятно, в период регионализации, которая наступит после кризиса периода глобализации, по нашим оценкам, через 15–20 лет, произойдёт реиндустриализация территорий, доходы основной массы населения относительно понизятся в силу избытка труда, иерархичность и расслоение в обществе вырастет, потому что иными способами развитие в обществе обеспечить не удастся. Не может быть так, чтобы масса людей непродуктивная в информационном плане занимала те же самые социальные позиции, что и ранее, когда этот фактор не имел растущей значимости.
В 20 веке реализовалось до определённого компромиссного уровня немало ранее накопленных социальных утопий. Так и когда-нибудь в информационную эпоху вновь наступит уже информационный массовый технократизм, общество массового потребления, и всё вновь станет относительно хорошо, не хуже чем в 20 веке или сейчас при расходовании запасов уходящего благоденствия, но произойдёт это очень не скоро. Можно ожидать, что это будет лет через сотню или даже больше, после развития технологий новой эпохи до стадии, позволяющей включать массу людей не только в потребление, но и в производство информационных продуктов.
