Содержательное единство 1994-2000 - Кургинян Сергей Ервандович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
В адаптации к политической практике вышеприведенная политическая философия может преломиться вполне определенным образом, породив существенно нелинейную машину создания и использования Неопределенности (гипотетическая модель # 2).
1. Армии командуют "вперед".
2. Армии командуют "назад".
3. Командуя армии то "вперед", то "назад", армию детонируют.
4. Детонирование армии равно новому ГКЧП.
5. Новое ГКЧП (более сильное, чем предыдущие) уничтожает Путина (возможно, физически).
6. Соблазн вхождения во вроде бы побеждающее ГКЧП втягивает в его ряды всех состоятельных политиков. Например, Лужков, Примаков, Зюганов, Явлинский (многие уже называют эту группу – справедливо или нет, покажет будущее – группой имени В.Гусинского).
7. Откуда ни возьмись во главе с неовизантийством появляется сила, усмиряющая ГКЧП.
8. Указанные политики, вошедшие в ГКЧП, оказываются за решеткой. Парламент, поддержавший мятеж, разогнан, партии запрещены (см. октябрь 1993 года).
9. Демократично объявляются новые парламентские выборы в усеченном составе. На выборах (как следствие крови) побеждает какое-нибудь новое "чудовище" типа Баркашова (см. Жириновского 1994 года и турецкий опыт – арест Оджалана, резня курдов, взрывы по всей Турции, победа на выборах "серых волков").
10. Нынешний президент, усмиритель очередного ГКЧП, вынужден бороться с новым монстром (вариант – монстр побеждает этого ослабевшего президента).
Заключение
Описывая те или иные гипотетические возможности, мы всячески стремились избежать каких бы то ни было демонизаций. Это видно хотя бы из нашего описания неовизантизма. Мы раскрываем это явление именно как рок нынешней власти, а не как мелочность, не как внутреннюю предрасположенность к злу. У власти нет сейчас готовых общественных потенциалов для другой политики. А создавать новые потенциалы… это в сущности ведь не дело власти как таковой. Это не дело политики. Это нечто другое. Нынешняя политика виновата в том, что она слишком профессиональна, слишком ориентирована на оптимизацию в тех рамках, которые задает профессионализм. Между тем проблемы нынешней России вообще лежат по ту сторону политики в узком смысле слова.
Сумеет ли власть выйти за эти узкие рамки в сферу того или иного социального конструирования? От этого и только от этого зависит, будет ли власть в России вообще. Для того, чтобы ощутить масштаб и актуальность этой проблемы, нужно просто спросить себя еще и еще раз, чем власть главы государства отличается от власти пахана в зоне. Пока что власть еще может быть полезна для социального конструирования. Но и не более того.
Мы также не стремились превратить свои модели в материализующиеся именно таким образом конкретные угрозы конкретным лицам. Мы не пишем версий переворотов. Мы пытаемся зафиксировать несколько логических модификаций в рамках текущего процесса, который сам по себе беремен подходами описанного выше формата. Реализуются эти подходы или нет – не это главное. Главное, что беременность нынешнего типа – это зачатие от монстра. Монстра большой Травмы, монстра разворачивающегося регресса. Странно было бы, чтобы такое зачатие разродилось созданием некоего ангельского существа. Хотя, конечно, история знает различные чудеса. Но вряд ли стоит уповать на них, принимая ответственные решения в экстремальной как никогда ситуации.
Приведя в начале данной работы цитату из Платонова по поводу конца истории, цитату, прекрасно охарактеризовывающую все, что связано с морализирующими компенсациями как противовесом сознанию своей исторической импотенции, мы обещали в финале довоспроизвести Цитату до некоего подлинного Конца. Что мы и делаем. Конец цитаты таков: "До конца своего последнего дня Маевский не понял, что гораздо легче кончить себя, чем историю. Поздно вечером бронепоезд матросов вскочил на полустанок и начал громить белых в упор. Беспамятная, неистовая сила матросов почти вся полегла трупами – поперек мертвого отряда железнодорожников, но из белых совсем никто не ушел. МАЕВСКИЙ ЗАСТРЕЛИЛСЯ В ПОЕЗДЕ, И ОТЧАЯНИЕ ЕГО БЫЛО ТАК ВЕЛИКО, ЧТО ОН УМЕР РАНЬШЕ СВОЕГО ВЫСТРЕЛА".
07.09.2000 : Площадь Пушкина
Сергей Кургинян
Доклад опубликован в журнале "Россия XXI". 2000. #3
На фоне Пушкина снимается семейство.
Фотограф щелкает – и птичка вылетает.
Фотограф щелкает, но вот что интересно:
На фоне Пушкина – и птичка вылетает.
Б.Окуджава
Общество или семейство
Не так давно мне рассказывали о проводимой на вполне официальном уровне, так сказать, "по отмашке сверху", конференции "Окуджава и Пушкин". Задача состояла в том, чтобы показать сходство этих двух деятелей культуры (и тот, и тот любили декабристов, воспевали свободу и т.п.). Задача состояла также в том, чтобы доказать равновеличие данных двух культурных фигур. А с точки зрения их политических ориентаций – даже превосходство Окуджавы над Пушкиным.
А что? Пушкин колебался между свободомыслием и царедворством, а Окуджава – нет. Скажете – бред? Ой ли! В каждом бреде есть своя логика. В данном случае логика в том, что Окуджава для последнего десятилетия является совсем не просто поэтом. Это знамя данного времени перемен. Знамя. Или знамение? Знамением чего была фраза Окуджавы по поводу расстрела Белого дома: "Я наслаждался этим"? Знамением какого конца?
Окуджава – знак, знамя и знамение пресловутых реформ. Культурная квинтэссенция этих реформ. А квинтэссенцией самого Окуджавы в этом, интересующем меня сейчас, "не песенном", не поэтическом смысле, конечно, является знаменитое "На фоне Пушкина – и птичка вылетает". Коктейль из издевки и умиления. Возглас ликования – и смертный приговор. Приговор чему? ИСТОРИЧЕСКОМУ СООТВЕТСТВИЮ.
Семейство снимается на определенном фоне. Оно ничтожно по отношению к этому героическому державному фону, фону "Полтавы", фону "Медного всадника". И как хорошо, что оно ничтожно, говорит Окуджава. "Как обаятельно для тех, кто понимает"! И как хорошо, что фон-то – всего лишь фон, и не более. Даже не памятник, а именно фон. Фон для такого мирного, такого купающегося в мирности, растворенного в ней, жаждущего ее и только ее СЕМЕЙСТВА.
Эта жажда, взращенная в недрах застойного мещанства, оказалась страшной, разрушительной силой. СЕМЕЙСТВО жаждало "Сникерсов", "Чудо-йогуртов", шмоток, коттеджей, круизов, расслабленной болтовни. И тому подобного. В сентиментальной жажде всего этого СЕМЕЙСТВО оказалось озверело-целеустремленным. Ковбоечки, гитарочки, сюсюканье с претензией на суперинтеллигентность – все это своей изнанкой имело наглое, чванливое безразличие по отношению ко всему тому, что в понимании этого СЕМЕЙСТВА было только фоном для съемок.
А как же? Политический жанр имеет свои законы, их тоже надо учитывать. "Комиссары в пыльных шлемах", "одна на всех – мы за ценой не постоим" и т.п. Но это – дань необходимости. А оскаленная суть – в другом. "Я наслаждался этим". Наслаждаться этим может только СЕМЕЙСТВО, привыкшее сниматься на том или другом фоне. Это СЕМЕЙСТВО не может воевать. Оно не может созидать. Оно не может сострадать. Оно не может нести на своих плечах крест великого государства. Оно может только сниматься, сниматься, сниматься на любом фоне.
Еще вчера "писавшее кипятком" по поводу того, где именно ночует эта самая золотая тучка господина Приставкина, это СЕМЕЙСТВО завтра, если его прищучить, может завизжать, что надо истребить всех чеченцев. Но оно от этого не перестанет быть "съемкой на некоем фоне". И не станет генералом Ермоловым (никогда, кстати, не ставившим перед собой поганенькой задачки такого рода, способной родиться только в голове у СЕМЕЙСТВА).
СЕМЕЙСТВО отнюдь не травоядно, отнюдь не лишено кровожадности. Но оно от этого не перестает быть тем, чем оно и было всегда – "косящей под интеллигентность" шпаной. Если шпана наделена возможностью так или иначе влиять на задействование остаточных ресурсов прежде великого государства, то она может закатить истерику в особо крупном размере, может быть очень даже кровожадной. Но она от этого не перестанет быть беспомощной и бесплодной.
