Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Ковалёв, — рыкнул майор. Дверь, судя по звукам (глаз Маша не открывала), распахнулась. Сейчас он всё-всё ему скажет, сейчас просто поднимет Машу над землёй своей лапищей и ударит об стенку, как котёнка.

— Ковалёв, почему машина для Гузенко не была подана? Ему пришлось ждать почти полдня, это что такое, Ковалёв? — низко, леденяще сказал он.

Ковалёв бестолково извинился, что-то пообещал и быстро выбежал. Машка приоткрыла один глаз. Майор всё так же цепко, изучающе смотрел на неё. Мамочка родная.

— Ну садись, раз пришла.

Это она сейчас сядет, а он раз! Раз! Раз! Раз! Маша не знала, что «раз», но что-нибудь очень, очень страшное, поэтому просто не могла заставить свои ноги сдвинуться с места.

— Садись, — с нажимом, внушительно повторил он, затем замолчал на минуту, глядя на замершую Машину фигуру. — Ты меня слышишь?

— А вы не будете больше рычать и стучать рукой? — услышала она какое-то кваканье и ещё сильнее испугалась. А майор смотрел и смотрел на неё, будто что-то не понимая. Потом чуть удивлённо сощурился.

— Не буду.

Маша сделала два осторожных, очень осторожных шага к лежанке, стараясь обойти майора как можно дальше. Ещё полминуты постояла, думая, как ей сесть, чтобы смотреть не прямо ему в лицо, но это не выходило никак, поэтому пришлось смотреть в стол.

— Говори, раз пришла. Что тебе нужно? — спросил он, и Маше показалось, что строгость из его голоса куда-то пропала. — Можешь говорить. Я не буду стучать рукой.

— Я думала, что здесь столовая, — едва слышно пробормотала она и уставилась на свои пальцы.

— В армии нет столовой. Над тобой пошутили. Есть полевая кухня, и она не здесь, Маша.

Машкины глаза полезли на лоб. Он запомнил её имя! Он теперь точно, точно найдёт её, и теперь ей точно будет очень-очень плохо, нужно что-то делать!

Майор встал, чтобы что-то достать, и она мгновенно, не зная толком, что делает, рванулась с места к двери, в самый последний момент оглянулась, чтобы посмотреть, не бежит ли он за ней, и вдруг почувствовала такой сильный удар по лбу, что из глаз посыпались искры. Голову будто раскололи надвое, она заскулила и даже не поняла, как её снова посадили. Закрыла глаза, чтобы было не так больно, но перед глазами плыли красные круги, и стало, кажется, ещё больнее. Мыслить ясно не выходило. Но ведь надо куда-то бежать, спасаться!

Первое, что она увидела чётко — это большие, внимательные серые глаза. И чёрные ресницы, ходящие вверх-вниз. Глаза смотрели сначала куда-то выше Машки, и она чувствовала ужасное жжение на лбу, а потом — прямо на неё.

Это ж надо об дверь стукнуться! Машка встряхнула головой, и вместе с глазами появились впалые выбритые щёки, прямой нос, широкий лоб, чёрные брови. Когда в этих глазах она узнала майора, снова ощутила жуткий ужас, хотела дёрнуться, но её удержали. Майор нахмурился.

— Снайперы они, как же, — бормотал он. — Это же сотрясение запросто может быть.

Когда майор зачем-то потянулся рукой с какой-то тряпочкой прямо к её лбу, Маша всё-таки выпучила от страха глаза и вжалась в стену. Он почему-то покачал головой. Сидел он на корточках прямо перед ней и мог запросто схватить её за шею, если бы захотел! Маша вжалась в стену ещё сильнее.

— Можно, я пойду? — пролепетала она.

— Ты как добралась сюда ночью? Как через все посты прошла? — сощурился он. — Тебя должны были остановить раз пятнадцать.

— Да я… я… через лес, и… — с ужасом прошептала она.

— Через лес? — брови майора снова поднялись. — Есть, значит, хочешь? — задумчиво спросил он, вставая.

— Никак нет!

— Точно?

— Так точно! Честное слово! Товарищ майор, можно, пожалуйста, я пойду?

— Иди, — кивнул он, и Маша выдохнула. Он её отпускает! Она будет жива и, может, даже не наказана! Голова немного кружилась, но она встала, опираясь рукой об стену, снова обошла майора и направилась к двери.

— Подожди, — Маша обернулась, замирая, и он вдруг протянул ей какой-то пакет. — Держи. Можешь идти. И не броди больше в лесу.

Открыть пакет она решилась только у своей землянки: там оказался большой офицерский сухпай. Это, конечно, было прекрасно, но… Без сил падая на постель, Машка решила, что больше никогда в своей жизни искать столовую не пойдёт.

Комментарий к Глава 15 Прошу прощения за долгое ожидание. :)

https://vk.com/missandea – всё время, пока пишется глава, я пребываю именно здесь, делюсь с читателями своими новостями, мыслями и идеями. У нас там своя, замечательная, очень тёплая атмосфера, так что добро пожаловать.

И спасибо, что вы со мной!

====== Глава 16 ======

Я рассказал бы тебе все что знаю,

Только об этом нельзя говорить.

Выпавший снег никогда не растает,

Бог просто устал нас любить.

Сплин — Бог просто устал нас любить

Все тридцать семь лет своей жизни майор Иван Дмитриевич Ставицкий справедливо полагал, что вряд ли найдётся что-то страшнее войны. Война забрала у него всё: город Мурманск, красавицу-сестру Катю, её мужа и крохотного младенца, которому даже не успели дать имя. Она забрала смысл его жизни, взамен щедро одарив виски серебряной краской.

Она забрала у него единственное место, куда можно вернуться, — его дом, и сделала им маленький пятачок земли, местоположение которого менялось едва ли не каждый день. Сейчас дом майора Ставицкого простирался от южного берега реки Хор до деревни Полётка; семья майора Ставицкого насчитывала две тысячи триста пятнадцать человек и именовалась четвёртым полком сто тридцать пятой мотострелковой дивизии.

Майор Ставицкий никогда никому не жаловался, не рассказывал о своих бедах, да и кажется, вовсе не мучился ими. В конце концов, здесь у каждого второго кто-нибудь да погиб. Он был человеком спокойным, холоднокровным, уравновешенным: никогда не вскрикивал, не пугался, даже вдыхал и выдыхал он в минуты опасности не громче и не тише, чем нужно, а именно так, как положено. Просыпаясь по ночам от одного и того же сна, он не дёргался и не вскакивал. Просто открывал сухие глаза и долго-долго смотрел в потолок.

Майор Ставицкий спал нечасто, но если спал, то в неспокойные ночи, когда вражеский огонь был особенно силён и жесток, снилось ему всегда одно и то же. С высоты птичьего полёта он видел широкую серую трассу и на ней сотни людей с чемоданами, узлами, рюкзаками и сумками. Некоторые шли вперёд, потеряв надежду поймать машину, некоторые сидели на траве. Дети плакали, цепляясь за ноги матерей, и далеко-далеко за их спинами клубами поднимался страшный чёрный дым: там горел город.

Среди упрямо шагавших вперёд людей майор Ставицкий неизменно всего на секунду различал свежее, молодое лицо Кати и маленький свёрток у неё на руках. Катя улыбалась кому-то, махала рукой, а потом поднимала кверху, прямо на майора, глаза. Мгновение казалось, что она хочет улыбнуться, но потом Катино лицо искажалось ужасом — и серое полотно трассы вместе с людьми взлетало на воздух, рассечённое ровными светящимися линиями трассирующих пуль.

Майор Ставицкий открывал глаза.

Ничего страшного (да и особенного) в этом сне не было. Ставицкий уже так привык к нему, что, всякий раз закрывая глаза, с тихой покорностью ожидал, когда же перед ним возникнет серый асфальт. Пока однажды — в ночь на первое мая, он запомнил это надолго — ему не приснилось другое.

Видел майор Ставицкий всё ту же дорогу и всё тех же людей, только вместо Кати на него вдруг подняла глаза другая девушка, совсем девочка. Её вздёрнутый нос был усыпан крупными веснушками, словно горошинами, светло-русые короткие волосы, выбившиеся из-под камуфляжной кепки, развевались на ветру. Девушка подняла на него светлые-светлые детские глаза и вдруг отчаянно закричала. И впервые майор Ставицкий ощутил, что нельзя, никак нельзя оставить эту девушку одну на дороге, нужно же сделать что-то, нужно протянуть руку! Он рванулся откуда-то, потянулся… Трасса и девушка взлетели на воздух.

Майор Ставицкий проснулся и глухо вскрикнул.

Он быстро сел на лежанке, тряхнул головой, опустил лицо в ладони. Прислушался. Тихо завывали вражеские орудия, едва слышно ухали снаряды на правом фланге у Черных. Пристреливаются, гады. Всё в порядке. Всё как обычно.