Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗

Мне казалось неправильным беспокоить его.

— Прошу меня извинить, — наконец снова заговорил он. — Я не должен был беспокоить вас своей грустью. Ведь вы меня даже не знаете.

— Немногие поймут утрату сильной любви, — ответила я. — Мой муж умер шесть лет назад, а три года назад у меня отняли дочь. Их звали Эдвард и Флора.

— Они были иностранцами?

— Эдвард был американцем. Флора родилась в Шанхае.

— Я сразу заметил, что в вас есть что-то необычное… будто у вас нет части души. Глаза ваши смотрят, но не видят. Это горе!

Для мужчины он был необычайно чутким.

— В моем случае, — продолжил он, — горе не утихло со временем. Утром, когда я просыпаюсь и вижу, что жены нет со мной, оно накатывает на меня с новой силой. Будто каждое утро я как в первый раз узнаю, что ее больше нет. Я каждый день взбирался на холм к ее могиле, чтобы напомнить себе, что ее больше нет. Теперь я читаю свои стихи ее могильному камню, вспоминая, как читал их ей в постели, когда она дышала рядом со мной.

— Я тоже разговариваю с мужем. Мне становится лучше, когда я думаю о нем, но когда он не отвечает — я снова безутешна.

— Много раз я думал о самоубийстве, чтобы воссоединиться с женой. Только мой маленький сын привязывает меня к земле. Кузен заставил меня прийти сюда. «Пойдем, посмотришь не на могилы, а на прекрасных женщин», — сказал он. Но сейчас вы знаете, что я не склонен к поиску развлечений, даже если я смогу их себе позволить. Но этим вечером вы оживили давно погибшую часть меня — мой дух. Вы так свободно обо всем рассуждаете. Жена была очень похожа на вас.

— Ваше горе придало вашему стихотворению глубину. Оно взволновало меня. Позволите ли вы мне сегодня прочитать его нашим гостям?

— Очень мило с вашей стороны, что вы об этом спросили. Но не думаю, что остальным понравится, если их отвлекут от банкета.

— Сейчас наступило затишье, а моя роль сегодня — развлекать общество и придавать приему лоск. Неужели я буду первой куртизанкой, читающей эти стихи на публику?

— Моя жена, которая покоится в могиле, — единственная, кто их слышал.

Я подошла к Верному и попросила у него разрешения включить стихотворение Вековечного в развлекательную программу. Когда я его декламировала, я ощущала безмерную тоску по Эдварду и малышке Флоре. Я представляла себе, как малышка Флора ждет меня. Вековечного потрясло, как тонко я передала суть стихотворения.

Той ночью я получила больше похвалы и денежных подарков, чем за последние несколько лет. Меня сразу же пригласили на множество приемов на следующей неделе, и по мере того как приглашений становилось все больше, мне приходилось говорить хозяевам приемов, что я смогу заехать только ненадолго — из-за многочисленных обязательств. Я вернулась в те дни, когда мужчины увивались за мной и дарили все более дорогие подарки в борьбе за мое внимание. Трое мужчин преследовали меня с особым интересом, соперничая за мое внимание.

К концу второй недели ушел один поклонник. Еще через неделю та слава, которую я заслужила, выдохлась: к этому времени стихотворение Вековечного читали уже с десяток куртизанок. Меня снова охватил ужас — неужели больше не будет клиентов, даже случайных? А тем, кто появлялся, я разрешала короткий период ухаживания: не несколько недель, а несколько дней. У мужчин в наше время слишком большой выбор, они не хотят ждать, пока цветок выбирает между ним и другими кандидатами. Он может бесплатно встречаться со студентками, которые отличаются свободными нравами и которых не заботят ни скандалы, ни стыд. Некоторые из них даже прикалывали к белью губки для предотвращения беременности, чтобы при удачной возможности сразу же разместить их во влагалище. Когда одного из мужчин я приняла в будуаре в первый же вечер, Волшебная Горлянка меня отругала: она сказала, что я веду себя не лучше, чем проститутка из опиумного борделя. И на следующий вечер ко мне пришли двое мужчин, сказав, что они друзья того, кто был у меня прошлой ночью.

— Видишь?! — вскинулась Волшебная Горлянка. — Теперь на тебя слетаются скряги, будто мухи на гнилой фрукт! Нет более быстрого способа испортить репутацию.

Но я по крайней мере продолжала получать приглашения на приемы, и последний из них был от кузена Вековечного — Большого Дома. Он чествовал двух важных людей, которые имели влияние на президента Республики. Мне сказали, что им особенно нравятся американские песни.

— Будет ли там ваш кузен Вековечный? — спросила я. — Мне хотелось бы еще раз поблагодарить его за стихотворение. Оно наделало много шума. И я надеюсь, что он позволит мне прочитать еще одно из его стихотворений.

— Я приглашу его, когда снова увижу. Он то приезжает, то снова уезжает. Я думаю, у него какое-то деловое предприятие за пределами Шанхая. Или он встречается с куртизанкой из другого дома. Ха! Он очень скрытный.

Предприятие. Возможно, он не так беден, как пытается показать. И я точно знала, что он не может быть в другом цветочном доме. Бедняга.

@@

Спустя несколько дней Вековечный появился на небольшой вечеринке с застольными играми, устроенной Большим Домом для близких друзей. Волшебная Горлянка поспешила ко мне и потребовала, чтобы я выудила из него новое стихотворение.

— Ты думаешь, я такая дура, что сама об этом не подумала?

Я встретила Вековечного с искренней радостью. После своего выступления я села с ним рядом:

— Я рада, что Большой Дом заставил тебя вернуться.

— Меня не нужно было заставлять. Твоя музыка оживила мой дух, и я чрезвычайно благодарен тебе за разговор.

Большой Дом с друзьями решили развлечься игрой «Угадывание пальцев». Вековечный отказался в ней участвовать, сославшись на то, что не любит азартные игры. Но мы с удовольствием посмотрели несколько раундов. Затем я заметила, что лицо его помрачнело. Он повернулся и с тревогой посмотрел на меня:

— После нашей встречи мне было нелегко. Я рад, что открыто смог рассказать о своей жене, но разговор снова пробудил во мне невыносимую грусть. Я был в таком отчаянии, что пытался унять боль, часами шатаясь по улицам, пока наконец не обнаружил, что нахожусь в опиумном цветочном доме. Внутри было темно, и женская фигура провела меня к дивану. Я слышал голоса других мужчин и женщин. После того как я два раза затянулся трубкой, боль отступила, а я поднялся на голубые облака дурмана. Вся радость, испытанная мною в жизни, будто вновь влилась в мое тело. Я не думал, что могу почувствовать большее блаженство, пока меня не коснулась чья-то рука. Рядом со мной сидела Лазурь. Я клянусь, я видел ее так же ясно, как и вас сейчас. Я поцеловал ее и погладил по щеке, чтобы убедиться, что она настоящая. Лазурь заверила меня, что это действительно она. Когда она легла на диван, ее одежды исчезли, а прекрасное бледное тело дрожало от страсти ко мне. И мы снова воссоединились разумом, сердцем, телом и душой. Она издавала те же восхищенные стоны, а им вторил звон колокольчиков у нее на лодыжках. Мы невесомо парили в воздухе, окутанные шелком. Мы поднимались к высотам, выше, чем когда-либо раньше, и после пика наслаждения начинали сначала. Каждый раз, когда я входил в нее… — он прервался. — Прости. То, что так дорого для меня, может показаться тебе неприличным.

— Меня уже нельзя ничем шокировать, — ответила я. Про себя я решила, что стоит попробовать опиум, если это вернет мне Эдварда хотя бы в виде яркой иллюзии.

— Но счастье было недолгим, — продолжил он. — Голубой дым рассеялся, и реальность ударила по мне сильнее, чем раньше. Вот только что я лежал рядом с женой, вздыхая от удовлетворения, а в следующее мгновение я уже смотрел в глаза незнакомой соблазнительнице. Девушке было не больше двадцати лет — примерно в таком же возрасте была жена, когда покинула меня. Другие мужчины решили бы, что она красива. Но меня возмутило, что мою жену подменили этой пустоголовой девчонкой, которая разговаривала, как хныкающий младенец. Я стал искать одежду, чтобы как можно быстрее уйти. Но потом почувствовал, как она ухватила меня за причинные места. Мне стало так гадко, что я хотел прикрикнуть на нее, чтобы она прекратила, но потом мне стало еще более гадко от самого себя, потому что мой пенис затвердел в ее ладони. Я нормальный мужчина, и с тех пор как я в последний раз касался женщины, прошло пять лет — если не считать видений жены. Девушка откинулась на спину, подняла платье и раздвинула ноги. Я не мог противиться влечению. Я вошел в нее… а потом… — грудь его тяжело вздымалась, будто он пытался удержаться от рыданий. Он опустил взгляд. — Я поступил отвратительно, и сама мысль об этом ужасает меня, — он покачал головой.