Ревнивая печаль - Берсенева Анна (книги .TXT) 📗
Саня молчал, по-прежнему покручивая бокал и глядя, как коньяк свивается на дне золотыми спиралями.
– Это неправда, – вдруг сказал он.
Будь это на трезвую голову, Лера расслышала бы, как изменился его голос, но сейчас в ушах у нее стоял звон.
– Что – неправда? – пробормотала она.
– Этого быть не может, – повторил Саня.
– Но почему?
– Потому что кончается на «у»! – ответил он сердито. – Потому что не родился такой мужик, чтоб тебя разлюбил. И уж точно не он, я же видел…
– Что ты видел? – не удержавшись, всхлипнула Лера. – Никто этого не видит…
– Так уж и никто! Он как только на сцену вышел – так на тебя посмотрел, что… Ладно, замнем для ясности. Плачешь… – тихо сказал Саня. – Лера, не плачь, ну пожалуйста! Ну что мне сделать, чтоб ты успокоилась?
– Ничего, Санечка. – Лера шмыгнула носом и достала из сумочки платок. – Ты уже и так столько сделал сегодня… Вот черт, глаза потекли, наверное.
Неизвестно, «потекли» ли глаза, но перед глазами у Леры все текло, как дождевая вода по стеклу, и голова кружилась быстро и мучительно. Она зачем-то попыталась привстать из-за стола и едва не упала. Саня подхватил ее под локоть.
– Ты совсем белая, – сказал он. – Тебе плохо, Лера, скажи, а?
– Плохо, – подтвердила она. – Так плохо мне, что ни в сказке сказать, ни пером…
Что она говорила еще – этого Лера уже не помнила. Кажется, пила еще коньяк, быстро опрокидывая «тюльпанчик» и не закусывая, потом снова заплакала, только уже в голос, размазывая слезы по лицу.
– Сань, ты иди, иди! – просила она сквозь слезы. – Ну что ты сидишь здесь, смотришь на это? Какое тебе до этого дело!..
Он что-то отвечал, но Лера не слышала. А может, ничего он не отвечал, только продолжал подхватывать ее под локоть, когда она снова и снова поднималась зачем-то из-за стола.
К тому моменту, как они оказались наконец на улице, в голове у Леры стоял уже не просто звон, а дикий гул. Саня почти вынес ее из ресторана.
– Да что же это я наделала? – всхлипывала она. – Всем вечер испортила, и тебе больше всех!
– Ну, мне, положим, не испортила. – Санин голос донесся до нее как сквозь вату. – Посиди-ка тут, на лавочке, я сейчас машину подгоню. Или нет, пойдем со мной до машины. Лерочка, милая, пойдем, а то ты упадешь сейчас с лавочки. Встала? Вот молодец, теперь вперед! Да ты не толкайся, не отталкивайся – вот самостоятельная какая! Думаешь, не выдержу твоей тяжести?
Дороги до дому Лера совершенно не помнила. Сознание у нее вспыхнуло уже во дворе – оттого, что Саня тихонько встряхивал ее за плечи и спрашивал:
– Какая квартира, а, Лер? Ты в какой квартире живешь?
– Как же ты узнал, куда ехать? – пробормотала она, пытаясь удивиться.
– Да я ж тебя уже подвозил однажды, забыла? Какая квартира, скажи…
– Седьмая. Вон там, третий этаж.
Войдя в подъезд, Лера поняла, что не может сделать больше ни шагу. Ноги у нее подкосились, все тело обмякло, и она села на ступеньки.
– Не можешь идти? – Саня наклонился над нею. – Придется теперь на руки ко мне забираться.
Дальше Лера чувствовала, что плывет вверх, что все качается вокруг, как будто вот-вот провалится куда-то, и только Санины руки держат ее крепко и бережно.
У дверей квартиры он поставил ее на пол, но продолжал поддерживать под локоть, чтобы она не упала.
– Ключи далеко у тебя? – спросил Саня. – Или ладно, я позвоню.
– Не надо… – попыталась возразить Лера: она вдруг представила, как Митя откроет дверь и увидит ее в таком состоянии. – Я поищу ключи…
Но Саня уже позвонил, и дверь открылась мгновенно. Митя стоял на пороге и смотрел на них, не говоря ни слова.
– Ей плохо, – сказал Саня, отпуская Лерин локоть.
Она снова едва не упала, но Митя быстро шагнул навстречу и подхватил ее под мышки.
– Ты ее очень-то не ругай, – сказал Саня. – Это моя была инициатива.
– Очень-то не буду. – Лере показалось сквозь звон в ушах, что она слышит отзвук улыбки в Митином голосе. – Зайдешь?
– Нет. Тебе это ни к чему, да и мне тоже.
Пиджак был залит коньяком. Сидя в спальне на кровати, Лера смотрела, как Митя расстегивает золотые пуговки, и ей казалось, что пальцы его двигаются медленно, как во сне.
И тут ей действительно стало плохо – просто плохо, как становится плохо спьяну: тошнота подступила к горлу, и она зажала рот рукой. Но все тело по-прежнему было ватным, и Лера напрасно пыталась привстать, чтобы добраться до туалета.
Дальше она помнила, что наклонялась над ванной, а Митя поддерживал ей голову, пока ее выворачивало наизнанку. Потом она чувствовала его руки, мокрые и холодные, у себя на лице, и ей становилось легче.
Стакан, который он поднес к ее губам, пахнул мятой. Лера попыталась оттолкнуть от себя этот резкий запах.
– Пей, пей, радость моя, а то в вытрезвитель сдам, – приговаривал Митя.
Она выпила несколько глотков, закашлялась и все-таки оттолкнула его руку со стаканом.
Наконец подушка прохладно прижалась к ее щеке – как это она опять в спальне оказалась? – и Лера с облегчением погрузилась в эту мягкую прохладу.
– Ми-итя… – прошептала она. – Митенька, прости, что я ушла сегодня…
Он молчал, рука его лежала у нее на лбу, и пальцы вздрагивали.
Глава 5
Головная боль прошла, и даже стыд прошел, а тоска на сердце осталась.
Назавтра, когда Лера попыталась как-то объяснить Мите свою вчерашнюю выходку, он пожал плечами:
– Всякое бывает, Лер. Не на что мне обижаться.
– А… как премьера прошла? – робко поинтересовалась она.
– Хорошо. На одном дыхании.
Ей показалось, что она почувствовала это дыхание – его дыхание…
Лера терялась, видя Митино спокойствие.
«Лучше бы бегал по дому и бил посуду», – с тоской подумала она.
Но посуду он не бил, и даже короткий разговор о том, что «всякое бывает», произошел между ними только следующим вечером. А поздним утром, когда Лера проснулась, Митя уже уехал в Ливнево.
Она встала, пошатываясь от слабости, добрела до ванной. Аленка ушла с Розой в английскую студию; Леру окружала полная тишина. Даже уличный шум не был слышен, потому что окна выходили во двор.
«Ничего не поделаешь, – подумала Лера. – Надо жить и с этим…»
Но как она будет теперь жить, как привыкнет к этой неразрешимой ревности – Лера не знала. Да и ревность ли это? Ревность должна была сжигать, испепелять, а в ее душе происходило совсем другое… Она любила Митю по-прежнему, и по-прежнему чувствовала, какое это счастье – его любить, и в этом всеохватном чувстве не мог гореть уничтожающий огонь.
Но и забыть, как он смотрел на Тамару в прозрачном парке, как звучал его голос в тишине зала, – тоже было невозможно.
Саня позвонил через два дня – как всегда, в директорский кабинет.
– Уже на боевом посту? – весело прозвучал его голос в трубке. – Ну, как самочувствие?
– Ой, Саня! – обрадовалась Лера. – Ты прости меня, бога ради, я вела себя как последняя свинья!
– Да брось ты, – усмехнулся он. – Выпили, посидели, все путем. Конечно, в голову ударило, без закуски-то! Ну ничего, если ты как-нибудь еще раз в ресторан со мной пойдешь, угощу я тебя по-человечески, не одним пойлом.
– Хорошее пойло – «Хенесси»! – рассмеялась Лера. – Пойду, конечно, если пригласишь. Слушай, а ты ведь тоже пил, как же ты поехал потом?
– Ну, как… – усмехнулся он. – Нарушил правила, как еще. Да я, считай, и не пил – так, компанию поддерживал. И вообще, я тогда пьянею, когда расслабиться себе позволяю, а не когда градусы принимаю.
– Да, со мной было не расслабиться, – согласилась Лера. – Спасибо тебе.
– На здоровье. Ну, не буду тебя беспокоить. Ты мне позвони когда-нибудь…
– Позвоню, Санечка, – сказала Лера. – Но и ты звони, а то живем ведь на бегу, все времени нет. Мне вот-вот, может быть, в Грецию придется поехать.
– Да и у меня дела. Пока, Лера!
