Ревнивая печаль - Берсенева Анна (книги .TXT) 📗
Лера не знала, что это звучит. Человеческий голос не мог звучать так – из последних чувств, по-другому назвать это было невозможно. Но так звучал Тамарин голос, звучали слова последней арии Татьяны: «А счастье было так возможно, так близко…»
Это уже была не чистота, не красота и не легкость – это было то, что невыразимо словами.
Тамара замолчала, словно задохнулась на последней ноте.
– Ты поняла? – спросил Митя, глядя на нее сияющими глазами.
– Вы мертвого заставите понять, Дмитрий Сергеевич…
Тамара произнесла это тихо, почти неслышно, но слова ее долго не затихали под куполом.
Когда Лера выходила из зала, ей казалось, что она никогда больше не заставит себя войти сюда.
Глава 4
Накануне премьеры Лера заехала к Нате Ярусовой за давно заказанным вечерним костюмом.
Ната давно уже перебралась из своей скромной мастерской на Лесной улице в роскошное ателье на Фрунзенской набережной. Но больше ни в чем она не изменилась – осталась такой же маленькой, кругленькой и так же умудрялась выглядеть привлекательной, несмотря на короткие ножки и пухлый подбородок.
Попасть к ней теперь считалось делом престижным, и она придирчиво сортировала клиентов. Но Лера была вне конкурса и вне очереди.
– Ты у меня – как талисман! – Ната прикалывала подол Лериной юбки, ловко доставая изо рта булавки с разноцветными головками. – Нет, правда, Лерка, как ты у меня тогда стала шить – народ так и потянулся, как за флейтистом из Гаммельна!
Вообще-то Лере нравилось болтать с Натой. Та была умна, образованна и обладала отличным чувством юмора. Но сегодня настроение у Леры было такое, что ей хотелось только одного: лечь на кровать, отвернуться лицом к стене и никого не видеть и не слышать.
Если бы накануне открытия театра кто-нибудь сказал ей, что в таком настроении она будет встречать Митину премьеру, – Лера послала бы нахала куда подальше. А сейчас ничего ее не радовало, и ей не хотелось только обидеть Натку своим полным равнодушием к ее работе.
– Ну что, Лер, так оставить или покороче? – спросила Ната, отходя на шаг в сторону и внимательно разглядывая приталенный пиджак и узкую юбку с едва заметным разрезом сзади. – Я специально не подшивала, хотела еще раз на тебе взглянуть. По-моему, можно покороче. Зачем тебе коленки прятать?
Лера взглянула наконец в зеркало: надо же было что-то ответить. Что и говорить, Ната себе не изменила – костюм сидел как влитой и выглядел на Лере эффектно. Особенно, конечно, из-за своего цвета – чисто красного, без примеси других тонов. Цвет этот очень шел к Лериным темно-золотым волосам, подстриженным пышной шапочкой, да и ко всему ее стремительному облику.
Месяц назад, выбирая фасон, Лера сразу остановилась именно на этом, хотя что-то подобное у нее уже было. Но, переглядывая кипу ярусовских эскизов, она заметила вот этот простой пиджак, под который не надевалась блузка.
Просто вспомнила вдруг, как в альпийском поселке они с Митей, уложив наконец Аленку, собирались в ресторан; это было накануне отъезда. Лера извлекла из чемодана как раз такой костюм, который можно было носить без блузки – только он был золотисто-кремового цвета, – и надела его, пока Митя был в ванной.
Ей не терпелось примерить колье, которое Митя подарил ей на память об этой неделе в Швейцарских Альпах. А оно было золотое, тонкого «травяного» плетения и с желтыми топазами – так что, конечно, должно было прекрасно смотреться на открытой шее, над глубоким вырезом пиджака.
– Нравится тебе? – спросила она Митю, появившегося в дверях спальни.
– Несомненно, – подтвердил он. – А что, есть мужчина, которому это может не понравиться? Встретишь – позови меня познакомиться.
– Почему же? – улыбнулась Лера. – Может показаться, что без блузки как-то не завершено.
– Все завершено, – не согласился Митя. – И я даже знаю, что подумает любой мужчина, увидев тебя в этом пиджаке.
– Что? – заинтересовалась Лера. – Так-таки и любой?
– Любой, – подтвердил он. – А подумает он вот что: полжизни я отдам за то, чтобы расстегнуть эти пуговки…
С этими словами Митя прикоснулся к верхней пуговице таким единственным своим движением, нетерпеливым и нежным одновременно, что Лера забыла и о ресторане, и о новом колье, и вообще – обо всем…
– И ты полжизни отдашь, Митенька? – прошептала она, когда он поднял на нее глаза, на мгновение отняв губы от впадинки между ее ключицами.
– А я всю отдам.
Лера вспомнила тот вечер в Альпах, когда выбирала наряд к Митиной премьере. И вот сейчас она смотрела в зеркало, видела себя в безупречно сшитом костюме с золотыми пуговками – и ей хотелось плакать.
Будь ее воля, Лера вообще не пошла бы в театр в вечер премьеры. Но это, конечно, было совершенно невозможно. Надо было следить за множеством мелочей, которые нельзя было пустить в такой день на самотек, надо было встречать гостей, разговаривать, улыбаться… Надо было выглядеть веселой и уверенной в себе.
Единственное, чего она не могла заставить себя сделать, – зайти к Мите перед началом, как делала это всегда.
Сидя в директорской ложе, Лера вглядывалась в его лицо, освещенное лампочкой на дирижерском пульте, и пыталась понять: о чем он думает сейчас, что происходит в его душе? И ей казалось, что этого она не поймет больше никогда.
Но все, что звучало в «Онегине», Лера понимала так ясно, как Митя и хотел сказать, когда обещал ей сделать то, что он в Пушкине чувствует. Она слышала Тамарин голос – и понимала, что такое последняя простота чувств, разрушающая стену обыденности.
«Это я – обыденность, – вдруг подумала Лера, когда закончился первый акт и зал взорвался аплодисментами. – Я – обыденность его жизни, и ничем другим я быть для него не могу. А ей дано другое, и вся его душа теперь ей принадлежит…»
Она поняла, что дальше слушать не может. Просто не выдержит последней арии Татьяны, которую уже слышала однажды: всегда будет видеть Митины глаза, устремленные на Тамару…
В антракте, идя по фойе к выходу из театра, Лера столкнулась с Саней. И тут только вспомнила, что давно уже пригласила его на премьеру и он сказал, что обязательно придет.
– Я же вообще-то ни разу оперы не слушал, – объяснил он тогда, глядя на нее слегка смущенно. – Ну, в театре еще был пару раз – в «Ленкоме», а опера – это уж как-то совсем…
При виде Сани Лера не то чтобы почувствовала себя спокойнее, но – внимание ее переключилось на него, что ли? А впрочем, она не слишком задумывалась об этом сейчас.
В темно-сером двубортном костюме, в галстуке с замысловатыми полукругами и треугольниками, Саня смотрелся очень элегантно – это Лера сразу заметила. И улыбнулась про себя: взрослая элегантность в сочетании с его юной внешностью выглядела очень трогательно.
– Ну, как тебе? – спросила она.
– Красиво! – ответил Саня с легким удивлением в голосе. – Поют красиво, и вообще. Я прям даже и не думал… Ну, не буду тебя отвлекать. Потом, когда кончится, подойду попрощаюсь.
– Я ухожу сейчас, Саня, – сказала Лера.
– Как это? – поразился он. – Почему?
– Неважно. Это долго объяснять.
– Ты… одна уходишь? – спросил он, вглядываясь в ее лицо.
– Да, – кивнула она.
– Что ж, пойдем тогда.
– А ты при чем? – удивилась Лера. – Конец еще не скоро.
– Ну и черт с ним.
Лера начала было его отговаривать – и вдруг почувствовала, что не хочет этого делать: ей страшно было остаться в одиночестве. Правда, Саня и не слишком прислушивался к ее уговорам. Он достал из кармана ключи от машины и выжидающе смотрел на Леру.
– Пойдем, – сдалась она. – Спасибо, Саня…
– Куда поедем? – спросил он уже в машине.
– Знаешь – куда хочешь, – ответила Лера, стараясь, чтобы голос у нее не дрожал. – Мне все равно.
Она старалась не думать о том, что будет, когда кончится спектакль: что подумает Митя, увидев, что ее нет. А может быть, вообще не подумает о ней.
