Ревнивая печаль - Берсенева Анна (книги .TXT) 📗
Еще она боялась, что Саня сейчас начнет расспрашивать, что случилось, и надо будет что-то выдумывать, потому что объяснить то, что она на самом деле чувствовала, было невозможно. Но он молчал, выруливая вокруг парковой ограды на Волоколамское шоссе.
– Слушай, – вдруг спросил Саня, – раз у вас «Евгений Онегин» идет, то ты, наверно, знаешь… Почему не «на заре», а «о заре»? Ну, в стихотворении этом, про кота ученого. Почему – «о заре прихлынут волны»?
Какого угодно вопроса можно было от него ожидать, только не этого! Лера не выдержала и улыбнулась, несмотря на то что ей было совсем не до смеха.
– Чего ты смеешься? – спросил Саня, бросая на нее быстрый, чуть исподлобья, взгляд. – Опять глупость ляпнул?
– Ну что ты! – Лере стало стыдно за свою невольную улыбку. – Какая же это глупость! Я просто удивилась, что ты это помнишь, – это же в каком классе проходят…
– А я потому и запомнил, из-за этого «о заре». Учительница тогда объяснить не могла, только четверку поставила, что выучил неточно. Да она у нас там вообще мало что знала, она больше математику вела, а литературу так, по совместительству.
– Да ведь и я не знаю, Сань, – сказала Лера. – По-моему, этого никто не знает. Просто – Пушкин так сказал, значит, так оно и есть. Потому что он там был, у моря видел дуб зеленый… Это то, что уже без объяснений, понимаешь?
Саня помолчал, потом кивнул и подмигнул Лере. Глаза его тут же сверкнули веселой синевой.
– Ну и ладно! Не грусти, сейчас повеселимся. Давай в ночной клуб съездим, на Пушку – помнишь, я тебя приглашал?
Лера не выдержала и рассмеялась.
– Ой, Саня, с тобой не соскучишься! То лукоморье тебе, то клуб на Пушке…
– А что, не хочешь? – расстроился он. – Сегодня же воскресенье, там интересно. Телевизионщики передачи всякие снимают…
– Да поехали…
К тому времени, когда в кинотеатре на Пушкинской площади открылся ночной клуб, Лера давно забыла думать про дискотеки, поэтому и не была здесь ни разу. Конечно, ее не тянуло в подобные заведения, но не хотелось обидеть Саню. Она была ему благодарна за то, что он не оставил ее в одиночестве.
Возле входа стояла довольно большая пестрая толпа.
– Чего это они? – удивился Саня. – Не пускают, что ли?
– Да бомбу позвонили! – весело объяснил рэйверского вида парень в огромных башмаках. – Собака искать пошла!
Рядом с парнем стояла молоденькая девушка в ярко-желтом «кислотном» платье со вставочками из плексигласа; на плечи ее была наброшена кожаная «косуха». Личико у девочки было такое расстроенное, что Лере чуть самой не стало жаль, что дискотека отменяется.
Оглядевшись, она увидела, какое множество джипов припарковано у входа и сколько одинаковых молодых мужчин – коротко стриженных, с плавно переходящими в плечи головами – столпилось на тротуаре.
– Да-а, – протянула Лера, – если бы и правда бомба взорвалась – кажется, с организованной преступностью в Москве было бы покончено.
Она тут же осеклась, подумав, как отреагирует на это замечание Саня, – но он рассмеялся так весело, что синева сверкнула в его глазах даже в темноте декабрьского вечера.
Вдруг Лера услышала, как за спиной у нее защелкал фотоаппарат, и, обернувшись, увидела высокого парня с фоторепортерской сумкой на боку. Он щелкал своим «Никоном» всех подряд, запечатлел и их с Саней.
Услышав щелканье, Саня тоже резко обернулся.
– Это еще что? – угрожающе спросил он. – Ну-ка, иди-ка сюда!
Он схватил парня за ремень сумки и дернул к себе. Несмотря на невысокий Санин рост, рывок оказался настолько резким, что фотограф едва устоял на ногах.
– Ты чего, парень? – примирительно заметил он, похлопывая Саню по плечу. – Это, может, еще и не пойдет никуда, просто для истории останется.
– История как-нибудь без меня перебьется. Засвети пленку! – скомандовал Саня.
– С дуба рухнул? – возмутился фотограф. – Да я знаешь кого уже на нее наснимал! Думаешь, ради тебя здесь тусуюсь?
– Твои проблемы. Засвети, сказал! Или подожди. – Саня быстро взглянул на Леру. – Дай-ка сюда твой навороченный.
С этими словами он отнял у парня «Никон» и, нажав на какую-то кнопку, в полминуты перемотал пленку.
– Все, свободен, – сказал он, возвращая фотоаппарат и кладя кассету к себе в карман. – А это – за моральный ущерб. – Он вложил в ладонь растерянного фотографа зеленый «стольник» и извиняющимся тоном объяснил Лере: – Не люблю я сниматься, такое дело. В детстве, что ли, вспышкой напугали? У меня и детских фотографий почти нет, а потом и вовсе. Ну ладно, забыли! Никак ты со мной не отдохнешь по-человечески, – смущенно улыбнулся он. – Куда же нам податься?
– Давай просто так где-нибудь посидим, без дискотеки? – попросила Лера. – Сань, ты извини, но мне так выпить хочется…
– За что же «извини»? – хмыкнул он. – Мне, бывает, тоже хочется – святое дело! Тогда в ленкомовский ресторан пошли, – предложил он. – Это же рядом тут, за углом. Пошли, пошли, пока народ не сориентировался, а то еще не попадем: там зал маленький.
Мимо ресторана, располагавшегося в здании театра «Ленком», Лера проходила сто раз, но бывать в нем ей не приходилось. Она спустилась вслед за Саней по лесенке в подвал, потом прошла через черно-белый мраморный вестибюль в зал, действительно оказавшийся небольшим. Окон в зале не было, и весь он освещался лампочками, горевшими вдоль стен.
Из-за бомбы в соседней дискотеке можно было ожидать, что мест здесь не будет. Но, видно, народ и в самом деле еще не сориентировался или надеялся на скорое разминирование, – и для Леры с Саней быстро нашелся столик.
Все столики в зале стояли на разных уровнях, и это смотрелось необычно. Правда, Лере было не до того, чтобы обращать внимание на всякие милые мелочи. Она снова вспомнила о том, что происходит сейчас в Ливнево, и ей стало так тоскливо, хоть рыдай в голос.
– Что ты выпьешь? – спросил Саня.
– Коньяк.
– А есть что будешь?
– Ничего, – покачала головой Лера. – Не хочу я, Санечка, есть.
– Тогда «Хенесси» по двести для разгону, – сказал Саня миловидной официантке, с улыбкой ожидавшей заказа. – И закуску все-таки какую-нибудь – хоть маслины, что ли. А может, поешь, а? – просительно сказал он. – Смотри, тут блюда всякие интересные.
Взглянув в меню, Лера увидела названия «Гоголь» и «Прозаик», и ей стало смешно, хотя слезы стояли у самого горла.
– Ужасно интересные! – усмехнулась она. – «Гоголь» – это что?
– Вообще-то – котлета по-киевски, – пояснила улыбчивая официантка, зажигая на столе свечку в прозрачном подсвечнике. – Очень вкусная, нежнейшая! Попробуете?
– Нет, спасибо, – покачала головой Лера. – Ограничимся маслинами.
Ей тошно было подумать о еде, но выпить действительно хотелось так, что скулы сводило. Не было больше сил на то, что происходило в душе.
Она выпила коньяк залпом, как вообще-то не пьют коньяк из изящных бокалов-тюльпанчиков. Но сейчас ей было не до изящества и не до того, как она выглядит со стороны. Да Лера и не чувствовала стеснения с Саней, а просто делала то, что ей хотелось делать. Закрыв лицо руками, она ожидала, когда хмель ударит в голову освобождающей волной.
– Легче стало? – спросил Саня, когда она отняла наконец руки от лица.
– Легче… Правда, легче, Сань.
– Закуси все-таки, – предложил он. – Маслину съешь, или, может, «Прозаика» этого тебе заказать?
Они посидели в молчании, потом Лера выпила еще. Саня пил медленно, покручивая бокал с коньяком.
– Извини, – сказала она наконец, – не дала я тебе спектакль досмотреть.
– Насчет этого ты расслабься, – махнул он рукой. – Нашла ценителя! Если б ты не пригласила, мне бы и в голову не пришло…
– Что же ты не спросишь, почему я ушла? – спросила Лера.
– А почему я об этом должен спрашивать? – пожал он плечами. – Захочешь – сама скажешь. Не захочешь – так посидишь, тоже хорошо.
– А я из-за ревности ушла, – вдруг сказала Лера. Она немного не рассчитала своих сил, хмель ударил в голову так сразу и так крепко, что даже губы уже двигались у нее с трудом. – Потому что Митя меня разлюбил.
