Самая шикарная свадьба - Богданова Анна Владимировна (полные книги txt) 📗
– Прекращай пить, приведи себя в порядок и возвращайся к прежней православно-адвентистской жизни, – посоветовала я, решив, что сидеть на двух стульях гораздо лучше, чем на одном, уткнувшись при этом лицом в «Рокового мужчину». Пусть уж лучше Анжелка останется ханжой, пусть осуждает всех и вся, пусть мечется от православного священника к адвентистскому пастору! Из двух зол нужно выбирать наименьшее. – А Михаилу своему напомни, как он сам пьянствовал! Тебя бросил, детей бросил! Давно ли это было?!
– И то дело! – с радостью и с каким-то даже азартом подтвердила она.
– И про овощную палатку ему напомни! – подливала я масло в огонь.
– Точно, точно! Это он меня до такого состояния довел, негодяй! – все больше распалялась Огурцова. – Маш, ты настоящий друг! А то ушел, хлопнув дверью! Спасибо, Мань, что вразумила меня! – от всего сердца поблагодарила меня Анжелка и положила трубку.
После разговора с Анжелой телефон вновь настойчиво зазвонил, Влас схватил трубку и проговорил:
– Здравствуйте, Илья Андреич. Вы извините меня за вчерашний вечер! Так нехорошо получилось, я сам не ожидал! – распинался он и после недолгого молчания удивленно спросил: – Правда? Вам действительно понравилось? Да? – растерялся он и потом затараторил: – Спасибо, спасибо, спасибо. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Хорошо, я передам. Спасибо, спасибо, спасибо, – повторил он и положил трубку. Лицо его сияло от счастья. Я уже догадалась, что сказал ему старикашка с лиловым пятном на пол-лица.
Влас ходил вокруг меня кругами и заискивающе улыбался – я же сидела на кровати поджав губы, листая рекламную газету, делая вид, что смертельно на него обиделась, хотя на самом деле, как я уже говорила выше, обижаться – глупо. Так не приобретешь никакого жизненного опыта. Нужно просто делать выводы из складывающихся ситуаций и поступков окружающих.
– Машенька, – призывно прошептал он, я решила не отвечать, продолжая читать: «Всемирно известная целительница Аглая вернет любимого и отворожит любовницу». – Маш, ну что ты всякую ерунду читаешь, – «сильнейшая рассора между любовниками в день обращения». – Я не отрывалась от газеты. – И отчего ты любишь про этих аферисток читать?! Маша, ну прости меня, я вчера был не прав, вел себя как дурак! Илье Андреичу очень понравился ужин. Он сказал, что ты индивидуальность и что тебя беречь надо! Ты меня слышишь? – «Избавляю от измен навсегда». – Ты меня простишь? – жалобно проговорил он.
– Вставай в шестую позицию!
– Маш, ну это бессердечно!
– Ничем не могу помочь, – сказала я и снова уткнулась в газету.
Влас поставил ступни вместе и тщетно пытался выгнуть ноги в икрах.
– Ну я не могу, ха, ха, ха! Они у меня не гнутся, как у тебя! – он, смеясь, рухнул на кровать рядом со мной, схватил меня в охапку. – Ты простила?
– Конечно! Жалко, что ли!
Целовались-целовались, обнимались-обнимались – и в самый «ответственный», предельный и пиковый момент, когда Влас, как это обыкновенно с ним случается в минуты наивысшего наслаждения в любви, зарычал, яко дикий зверь, на всю квартиру раздалось противно: «Пр…Пр…Прррр…»
Влас чертыхнулся и откинулся на подушку, а я соскользнула с кровати и побежала к телефону.
– Манечка, здравствуй, детка! – крикнула Мисс Бесконечность – настроение у нее было превосходное.
– Как у тебя дела?
– Очень, очень хорошо! – восторженно воскликнула она. – Иннокентий вчера меня выводил гулять!
– Гулять?! – удивилась я, зная, что бабушка вот уж как восемь лет не выходит на улицу без крайней надобности.
– А что тут такого?!
– В чем же ты ходила-то?! – снова поразилась я. Дело в том, что Мисс Бесконечность страдала манией укорачивания частей любой одежды; все, что попадало ей под руку – все вещи ее гардероба были изуродованы: у кофт она обычно отхватывала рукава или воротники, у вещей подлиннее, таких как платья или халаты, зигзагом отрезала подол, даже трусы с панталонами она умудрялась укоротить. На вопрос, зачем она кромсает хорошие вещи, бабуля обычно отвечает: «Отрезаю то, что мне мешает». Наивная, возомнила себя Микеланджело. Ко всему прочему ноги после больницы у нее стали так отекать, что она не могла даже тапочки натянуть и ходила по квартире в старых растянутых дырявых шерстяных носках Жорочки.
– Что мне, выйти, что ли, не в чем?! – вызывающе воскликнула она. – На ноги надела шлепанцы Иннокентия, правда, они сломанные у него – какая-то штуковина вверх торчит.
– А он в чем?
– Босиком, – сказала она, как будто это было само собой разумеющимся. – Ну, спокойной ночи, Машенька.
– Какой «спокойной ночи»? Десять часов утра! – возмутилась я.
– На всякий случай – может, я тебе сегодня больше не позвоню.
– Постой, постой. Мы с Власом послезавтра уезжаем на море. Я хотела перед отъездом приехать, привезти тебе продукты.
– На море? – задумалась она. – Ну, смотри, не утони там, – это предостережение прозвучало как «Ну и скатертью дорожка!». – А приезжать ко мне не надо. За продуктами я Иннокентия пошлю, – твердо сказала она и бросила трубку.
Я задумалась. Меня взволновало странное поведение Мисс Бесконечности – еще не было такого, чтобы она отказывалась от моего визита. «Старуха что-то затеяла, – решила я. – Только бы вот знать, что именно!»
– Машенька, птичка моя, что-то случилось? – голос Власа был переполнен нежностью.
– Да нет, – рассеянно ответила я и снова задумалась.
– И все-таки мне кажется, что-то случилось, – настаивал он, будто бы ему очень хотелось, чтобы на самом деле что-нибудь произошло.
– Ничего не случилось. Просто я за бабушку беспокоюсь. Ты же понимаешь – восемьдесят восемь лет – это не шутка. Мы уедем, а она тут совсем одна останется.
– О! Это не проблема, я предупрежу родителей – они присмотрят за Верой Петровной, им все равно в выходные нечего делать, да и бабушка с удовольствием ее навестит.
– Спасибо. Нет, и все-таки я сегодня к ней съезжу, хоть она этого не хочет! – решила я и кинулась одеваться.
Влас вызвался меня отвезти к бабуле, и через полтора часа я уже поднималась в лифте к Мисс Бесконечности, держа наготове ключи. Влас же благоразумно решил остаться в машине на тот случай, если Зожоры дома. Около года назад он имел честь встретиться с ними, а это, откровенно говоря, удовольствие ниже среднего. Он тогда сопровождал свою бабушку на день рождения к Мисс Бесконечности и увидел Зожоров, когда они неожиданно появились в самый разгар торжества – Олимпиада, потянувшись за икрой, опрокинула на пол «стол» с закусками…
Наконец двери лифта раскрылись, я вышла на лестничную клетку, и вдруг снизу, этажом ниже, раздался до боли знакомый голос:
– А я тоже петь люблю! Я вообще, между прочим, в молодости в тысячном хоре пела! Правда, у меня слуха не было, а наш регент (Степан Мартыныч, помню, его звали) слышит, что кто-то фальшивит – ходит, бывало, между нами и прислушивается. Как только встанет возле меня, я начинаю рот раскрывать, а петь не пою. Так он и не понял, кто ему все портил! Хе! Хе! Мне очень не хотелось из хора-то уходить, очень уж я попеть любила. Степан Мартыныч даже говорил, что я подаю большие надежды, солисткой меня хотел сделать… – Узнав голос бабушки, я притаилась около мусоропровода и вся обратилась в слух.
– Я, Веровна Петрововна, хоть и по профессии зоотехник, на… Занимался, на, искусственным осеменением коров в колхозе, а вот люблю, на, романсы под гармошку горланить. Я из деревни даже гармошку, на, с собой привез – жить без ее, родимой, не могу!
– Ты, Панкрат Захарыч, совсем в Москву-то?
– Какой там, на ! Это ж меня моя оглобля-Катька с Макаром сюда, на, отправили, а сами кажное лето у мене в деревне, на, отдыхают. Вишь ли, я ихнюю фатеру, на, пока их нет, сторожу. А на самом деле они не переносят меня, на, и сюда отправляют, а когда обратно приезжают, меня, значить, обратно, на. Вот так! Детки-то!
– А жена-то где ж твоя?
