Женщины в лесу - Поликарпова Татьяна (полные книги .txt) 📗
— Э, тогда бы все было зря. Это пережить надо сначала. Потом уж понимаешь. Пока сама не изживешь горя, никакой пример и никто не поможет. Мне просто легче было: мне надо было спасаться от позора. Вот и вся разница.
— Почему же непременно позор… — начала было Лина, но Вера горячо перебила:
— Господи, да как же не позор? Для меня тем более! Мы с мужем были друзьями. С первого класса вместе. Всю жизнь все он и он. Родня. Родней брата. Ну все: подружка… друг… Потом уж любовь оказалась. Муж… И вдруг! Да как это так?! Оборвалось разом все: вся дружба. Наверное, ему было стыдно, он не мог со мной просто обыкновенно разговаривать. Даже о погоде. Сразу раздражался и начинал кричать… Он… На меня! Если б не это, саму измену я, может, и стерпела бы. А тут как смерть. Позорная, главное. Боялась, как на меня дочки теперь посмотрят: их мама — брошенная… А? Обруганная… А мне же предстояло их воспитывать. Не ему. Надо было набирать высоту.
— Высота ль, высота поднебесная… Глубина ль, глубина окиян-моря…» — проговорила-пропела Лина, снова уйдя в себя, прислушиваясь к чему-то в себе. И Вера молчала, чуть улыбаясь воспоминаниям… Потом они разом глянули друг на друга и теперь улыбнулись уже друг другу. Кругом было тихо-тихо. Не тяжко-тихо, а покойно-тихо. Странная дубрава осталась все той же на вид, но совсем по-иному слышали ее теперь женщины. Будто перестала она сопротивляться им, впустила к себе: живите, мол, я не против…
— Лина, — спохватилась Вера, — а ведь мы все стоим! Инна-то где у нас! Ой-ё-ёй! — И кинулась бежать.
Нагнав ее, Лина сказала вполголоса:
— Я прошу вас, Вера: давайте при Инне не будем об этом. Она не любит, когда я… ухожу туда… Слово с меня взяла, — усмехнулась ласково, — что в Крыму буду исключительно наслаждаться жизнью.
Инна тут как тут: уже шла им навстречу, и подвижное ее лицо выражало одновременно и озабоченность и нетерпение:
— Девушки, что это с вами? Где вы пропали? Еще не время пропадать! У меня для вас подарок! Пошли поскорее, покажу. А то еще пропадет!
— Что, торная дорога с автомобилем? — засмеялась Вера.
— А вот не скажу! — Она махнула призывно рукой: — За мной! Демонстрация чуда на месте!
Она привела их именно к тому месту травянистой полянки, о котором и думала Вера.
— Вот, — торжественно проговорила Инна, отводя в сторону ветки лещины, словно портьеру. Куст скрывал узкий прогал между ровными, как по линеечке, стенками тесно растущих молодых дубков. Явно посаженных. Узенькая межа шла в нужном им направлении. Они не раздумывая ступили на ее травянистую целину. Прощайте, тропки, стежки-дорожки! Уж здесь точно не хаживали милого ножки. И немилого — тоже…
Деревья совсем стеснили межу, идти приходилось только гуськом. Но ведь идти, не ломиться сквозь чащу, не продираться по кустам.
Заметно было: чем дольше они шли, тем шире расступался лесок, тем делалась просторней межа. А трава на ней, сначала густая и высокая, становилась все ниже и беднее. И вот там, где молодой лесок снова переходил в старый, высокий и толстоствольный, из ничего, из нетоптаной травы межи прямо под ноги им бросилась утоптанная дорожка! Женщины остановились, ошеломленные ее явлением не меньше, чем раньше потерей.
— Колдовство, — убежденно проговорила Инна, Вера только руками развела, а Лина, присев на корточки, стала шарить руками по траве, из которой снова взялась тропа.
— Вот нет, — хлопнула она рукой по зеленому дерну, — а вот есть, — и потыкала пальцем в утоптанную землю тропки. — И как это может быть? Нет, я не могу! Я в этом лесу с ума сойду! Мистика!
— Не мистика… Справедливость, — сказала Вера серьезно. И Лина коротко, быстро глянула на нее.
Итак, снова они на тропе. И повела их она, повела… Забирала круче, отклонялась от нужного им курса все больше влево, становилась с каждым метром все тверже, каменистей. Гут не отмостка, кем-то там положенная, тут сама скала проступала, жестким своим телом прорывая истончившуюся почву. Скоро тропа вывела их на край обрыва и поползла вдоль него. В редких прогалинах между кронами пышных дубов взгляд стремительно несся вниз, цепляясь по пути за скальные выступы, валуны, живописно обвитые лианами, растушеванные ветками кустов. Глубоко внизу, мягким зеленым руном, зеленой опарой густого леса всходил пологий холм… Дальше еще один… Еще… Там, внизу, глубоко под ними, шли чередой, накатом большие и малые волны гор. Значит, их тропа — на самой высокой крутизне, не на гребне ли перевала?!
Ну, если не на гребне, так на подходе к нему, на взлете… Скоро ли взлетят? Ничего вокруг не видно: они в зеленом плену деревьев. Деревья над головой, впереди, позади, даже под ногой: внизу, в провале, зелень листвы словно вскипала, порой выплескиваясь на тропу. Иную кудрявую макушку хотелось потрепать рукой, склонившись над провалом, откуда она вздымалась. Деревья стояли и на самой кромке обрыва, изо всей силы корней вцепившись в скалу… А они шли, шли, шли. Уж казалось им, что так и будут они идти вечно и не видеть им больше свободной дали, открытого неба… «Ку-ку… Ку-ку…» — донеслось издалека. Монотонно, равнодушно вещала птица, пророча вечный монотонный путь по лесу. «Ку-ку… Ку-ку…» Пологий участок сменялся новой крутизной, тогда казалось — это последнее усилие, вот сейчас переступят порог и взойдут на вершину, увидят… Хоть что-нибудь… По крайней мере — горизонт. Ноги торопились, сами несли вверх, хоть сердце колотилось на пределе. Вере казалось, что ее ребра встопорщились, приподнялись, да так и держатся, не в состоянии расслабиться и вытолкнуть из легких уже испитый, без кислорода, воздух. Он стоял в легких и не давал вдохнуть свежий глоток. Короткие передышки помогали мало. Только раздышишься, но сделаешь несколько шагов, и снова ребра — врастопырку. Всякие разговоры давно прекратились.
Вот и опять резко влево вильнула тропа, не желая карабкаться на шишак, круто вздыбившийся прямо на их пути. Было видно, как редеет лес ближе к его вершине. Инна — она теперь бессменно шла впереди — крикнула:
— Посидите здесь внизу, отдышитесь, я поднимусь, посмотрю, что там… — И пошла. А они смотрели ей вслед. Хрупкая, удивительно маленькая на фоне скал и деревьев фигурка тонкой свечкой замелькала среди зелени, в пятнах света, тени… Скрылась…
— Осторожней, Инна! — с тревогой крикнула Лина.
— Не бойся! — донеслось в ответ.
Они уселись на склоне так, чтобы ноги оказались выше головы. Неудобно, конечно: руки в упоре за спиной принимали на себя всю тяжесть тела, но ногам требовался отдых. Гудели ножки.
— Что значит молодость, — позавидовала Вера Инне. — И я в тридцать семь еще ничего себе бегала. Ходила с заводскими ребятами в горный поход. Не куда-нибудь в низенький Крым — на Тянь-Шань. Да с рюкзаком килограммов на восемнадцать. Сейчас порожняя иду, а вон как… Да, то был последний год моей мирной жизни. Когда Тянь-Шань…
— Вера, вы простите меня… Может, вам покажется мой вопрос грубым, несправедливым… Но пока шли, я все думала… Сравнивала… Как у вас… Как у меня… — Она помолчала. И Вера знала, о чем ее сейчас спросят. И спросили: — Скажите, Вера, вам было б легче, если как у меня? — Так Вера услышала свой собственный вопрос со стороны.
— Я себя, Лина, об этом спрашиваю всю жизнь. По-разному выходит ответ. Зато ваш ответ, спроси я у вас о моем случае, знаю точно. Так ведь, не ошибаюсь?
Лина рывком переменила позу, поджав под себя ноги и выпрямившись всем корпусом, словно пружина развернулась.
— Господи, все стерпела бы, только бы знать, что он где-то есть… Жив.
— В том-то и дело, — печально, тонким девчачьим голосом протянула Вера. — На вашем месте я бы так же. А теперь вы меня простите, но вы спросили меня, как мне было бы легче… — И Вера тоже села иначе, повернувшись лицом к Лине. Можно было подумать, что она собирается говорить долго, устраиваясь поудобнее. Но она сказала немного: — Мне кажется, — она выделила слово голосом, — что нам с дочками, да, было бы легче жить. Но ведь и вам, Лина, только кажется, что вам было бы легче на моем месте.
