Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Я люблю тебя, — прошептал он почему-то с ужасом в глубине серых глаз.
— Нет, — зашептала Валера, осознав смысл сказанных им слов. — Нет, нет, нет...
Нет.
Нет.
Ну пожалуйста, нет!
— Я люблю тебя! — рявкнул он. — Я люблю тебя так, что спать не могу! Я люблю тебя и знаю, что если с тобой что-то случится, то я никогда не смогу жить нормально! Я люблю тебя, и каждый раз, думая, что ты будешь с другим, я готов волосы на себе драть! Я люблю тебя, а ты говоришь мне «нет-нет-нет» и правда думаешь, что это поможет?!
Последний звук повис в воздухе. Грудь Максима вздымалась тяжело и часто, глаза горели.
Валера беспомощно развела руками, чувствуя подступающие к глазам слёзы.
— Что… Что мне сделать? — едва слышно прошептала она.
— Ничего, — отрывисто сказал Назаров, как-то разом сникая. — Ничего. В этом-то и трагедия.
Он ненадолго закрыл глаза, засунул руки в карманы брюк. Сел на траву, отвернувшись. И Валера — почему? — села рядом.
— Я… Я люблю тебя, — тихо повторил он. — И не знаю, что мне делать.
«Я тоже», — хотелось ответить ей.
Потому что Валера не знала, что ей делать. Потому что запуталась — так давно!.. Потому что сидит сейчас здесь, плечом к плечу с человеком, которого должна ненавидеть, и не чувствует ненависти. Чувствует только обжигающие глаза слёзы и неудержимое желание просто закрыть глаза и наклонить голову на чужое плечо, забыв о долге и о войне. Просто закрыть глаза, обнять руками тепло и заснуть. И никогда больше не видеть у Максима Назарова таких страшных, полных боли глаз, никогда в жизни.
Потому что Валера любит Мишу и знает, что любит сильно, любит на всю жизнь, до гробовой доски, но просто не может встать с земли сейчас и уйти в землянку, как должна.
— Максим… — тихо начала она, не зная, что скажет дальше, но чувствуя, что скажет что-то непоправимое.
— Есть здесь кто? — послышался из темноты прокуренный резкий голос.
Они вскочили вместе. Валеру чуть повело, Назаров поддержал её. У землянки возник высокий небритый мужчина. Хмуро, недружелюбно глянул на них из-под нависших чёрных бровей.
— Хотел что-то? — спросил Назаров, инстинктивно чуть шагая вперёд и осторожно отодвигая Валеру.
— К барышне я, — проворчал он и вытащил из-за пазухи кучу какого-то тряпья. Порылся в нём.
Сердце в Валериной груди стукнуло и замолчало, когда в полосу лунного света попала грязная, тонкая сине-зелёная фенечка.
— Вот. Не знаете, чьё будет? Обыскались уже. Ни документов при ней, ничего не было, а никто не знает…
Та-ня.
— Ну так чего?
Та-ня.
— Младший сержант Соловьёва Татьяна Дмитриевна, — шепчет Валера, ничего ещё толком не понимая — сердцем чуя. — Что... Могу я… посмотреть?
— Да смотреть не на что, — хмуро отвечает мужчина. — Уж не знаю, как померла, но потом, видно, снаряд взорвался рядом… Или ещё что... Ну, в общем, мало осталось, на что смотреть... Что вас, рука, что ли, интересует?.. Ну... Да и похоронили уже. Ну, так потом скажите в штаб, что она, будьте уж добры. Я намотался... Поди, найди, а я ей кто? Сват? Брат?.. Вот, держите, мне без надобности.
Валере в ладонь ложится испачканная в крови фенечка.
У Валеры подгибаются колени, потому что она наконец понимает: Таню убили.
Комментарий к Глава 17 https://ficbook.net/readfic/4047269/11718262 – ура-ура-ура, я открываю обещанный сборник драбблов. Ставлю закончен, но он, конечно, будет пополняться.
https://vk.com/missandea
====== Глава 18 ======
Я вернусь, ты только не унывай.
Я вернусь в каждой песне и в каждом закате,
Ведь наша память всегда с нами.
Я вернусь, я вернусь,
Ты только не унывай.
Skylar Grey – I Will Return
Христине Качмарек двадцать три года, и ей не хочется жить.
— Проснулась она, как думаете?.. — тихий шёпот где-то рядом, а потом целый хор голосов, больно режущий по ушам: — С днём рождения, дорогая!
Двадцать четыре.
Желание жить так и не появилось.
Христина с трудом разлепила отекшие от недосыпания веки, несколько раз моргнула: вокруг столпились её девчонки-медсёстры. Лица у всех были такие весёлые и сияющие, что она не посмела испортить чужую радость своим недовольством.
— Спасибо, девочки…
Кое-как отвязавшись от медсестёр, их поздравлений и подарков, она вышла наружу, медленно побрела по росистой траве, взошла на холмик. Вздохнула.
За Лисьими оврагами медленно вставало позднее августовское солнце. Горький запах мокрой полыни окутал Христину с головы до ног, заключил в терпкие, мягкие объятия. Жары ещё не было, алое солнце золотило окутанные дымкой верхушки борщевика и крапивы. Над головой Христины вдруг вздрогнула ветка осины, и стайка сорок, перекликаясь, полетела на восток — к океану.
Христина смотрела с холма на августовский рассвет, на далёкое поросшее камышом лесное озеро, на закутанные в дрожащую паутину кусты, сияющие росой, и видела лишь свою короткую — такую длинную! — глупую жизнь.
Христина — светлая, христианка, посвящённая Христу… Ей всегда хотелось верить, что так назвала её мать. Что мать, это неопределённое, смутное, никогда не виданное, но такое бесконечно любимое и родное существо, оставила ей хоть что-то. Христине исполнилось четыре, когда она узнала: всё, на что хватило любви и чувства долга её матери, всё, что она смогла ей оставить, — это небольшая картонная коробка, в которой и лежала у дверей дома святой Марии новорождённая девочка.
Свои первые семь лет она провела в Польше, в Познани. Христина смутно помнила это время. Всё, что осталось в её памяти, — это постоянное чувство голода и тёплые худощавые руки пани Левандовска, обнимающие её за плечи.
— Ну, что стряслось? — тихо спрашивала пани Левандовска в темноте общей спальни, прижимая к себе трясущуюся в беззвучных рыданиях шестилетнюю девочку. Христина рассказывала ей всё: и о том, как бывает страшно, когда выключают ночник, и о том, что в темноте всегда кто-то прячется…
— Тебе нечего бояться, солнышко. Никто тебя и пальцем не тронет. У тебя ведь такой защитник, что никто и близко не подойдёт.
— Кто? — изумлённо спрашивала Христина, даже переставая всхлипывать. Защитник!.. Может быть, пани Левандовска говорит о пане Квятковском, стороже, седоволосом дряхлом старичке? Но он вовсе не защищает их, он только спит всё время, и иногда посетители, приходящие к девочкам, просто-напросто не могут его добудиться, чтобы войти в ворота.
— Как кто? — красивые материнские глаза пани Левандовска даже расширялись от удивления. — Наш Господь, конечно.
— Он что, меня знает?
— Ну конечно, знает. И тебя, и меня, и всех людей на свете.
— Как это он может знать всех людей на свете?
— А вот так, солнышко. Он же Бог: Бог всеблагий, вездесущий… Ну, хочешь, я тебя научу молиться? Это ведь совсем не сложно, а тебе легче будет...
И сухонькие руки пани Левандовска осторожно складывали детские пальчики для крестного знамения, а тоненькие губы тихо рассказывали в темноте спальни об удивительном Сыне Божьем, пришедшем в этот мир, чтобы спасти всех людей…
Когда Христине исполнилось семь, её с группой самых миловидных маленьких девочек отправили по программе обмена в Англию. «В Дартфорде у них есть хоть какие-то шансы, — вздыхали попечительницы. — А в нашей глуши они до конца жизни будут сиротами».
В Дартфордском попечительском доме святой Анны и провела Христина следующие десять лет. Вместе с ней туда приехали девочки одна краше другой: только у таких и были шансы попасть в семью, это знал каждый приютский ребёнок. Все они, как на подбор, обладали светлыми кучеряшками, голубыми глазами с длинными ресницами и очаровательными ямочками на щеках, всем было не больше семи, все готовы были звонко рассмеяться по взмаху руки воспитательницы, чтобы понравиться новым родителям.
Христине просто не повезло.
Как-то раз в приют приехала очень красивая молодая женщина с ярко-рыжими волосами. Она долго сидела в уголке спальни на диване и пристально смотрела на Христину чаще, чем на остальных. Христина так старалась понравиться ей! Всю ночь она горячо молилась, утром надела лучшее выстиранное платье, позволила гладко зачесать назад волосы, была паинькой, сидела тихо, улыбалась красиво и с волнением в груди чувствовала: эта красивая женщина смотрит на неё. И может быть, именно она заберёт её, и тогда у Христины появится самая настоящая семья, своя кровать, свои игрушки, свои родители, тёплые и добрые, которые будут гладить её по голове и шептать ласковые слова.