Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗

Только один юноша не пострадал от проклятья Руки Будды. Он рассказывал, что когда достиг храма, увидел двигающихся по кругу призраков. Он заговорил с ними, они ответили ему и раскрыли одну тайну. И с тех пор только он и мог ходить в храм, потому что ни на него, ни на его семью не обрушивались несчастья. Этот юноша был прадедом Вековечного. Он передал секрет призраков деду Вековечного, а дед рассказал отцу. Однако отец умер, не успев передать секрет сыну. Вековечный говорил, что, не зная тайны, он не отважится подняться к Руке Будды.

@* * *

— Вся эта история — просто чушь, — заявила Волшебная Горлянка. Она сказала это с такой уверенностью, что я поняла — она допускает, что легенда о храме может быть правдивой.

— Но нельзя убедить людей, что их семейная легенда — это чушь, — возразила Помело. — Вековечный часто напоминает им, какая катастрофа ожидает глупца, отправившегося на поиски Руки Будды. Он описывал огромные валуны, упавшие на тех, кто не внял предупреждению. Но я задавалась вопросом — почему он продолжает сочинять стихи про пьяного отшельника на горе? Он читал их тебе? Его отец сочинил много стихов на подобную тему, так же как дед и прадед. Там, на горе, что-то есть, и это не проклятие. Вековечный хранит свои стихи в шкатулке рядом с алтарем. Ты ее находила? Нет? Как насчет свитка с историей его детства, в которой описывается, как семья попала в опалу?

Должно быть, Помело тоже что-то искала в доме. Возможно, свои драгоценности?

— Проведя здесь почти год, я стала замечать, что каждый вечер, перед тем как отправиться на лесопилку, Вековечный пишет новое стихотворение. Как-то раз я проснулась пораньше и проследила за ним. Он копировал записи с одного свитка на другой. Затем свернул свиток-копию и спрятал его в ножны для кинжала. Через некоторое время я подслушала разговор одного из слуг с моей горничной. Это был тот же слуга, который рассказал о городе Ван. Он сказал, что Вековечный после моста не идет по той же дороге: он сворачивает на узкую тропу за кустами. И всегда берет с собой полный бурдюк с вином. Я думаю, что знаю, в чем заключается настоящее проклятие Руки Будды.

— Что ты имеешь в виду? Говори уже! — не выдержала Волшебная Горлянка.

— Я просто предположила, — сказала Помело. — И вы тоже попробуйте догадаться.

— Он предпочитает пользоваться более живописной тропой, — сказала я. — И напивается по дороге на лесопилку.

— А стихи? — спросила Помело.

Волшебная Горлянка нахмурилась:

— Он охмуряет еще одну наивную куртизанку, у которой нет вкуса к хорошим стихам. Она в Шанхае? Если так, то как он успевает отправиться туда и вернуться за две недели? Поблизости есть железная дорога?

— Ни дороги, ни куртизанки, — ответила Помело. — Давайте завтра поделимся своими соображениями. Так я смогу заманить вас в гости, чтобы снова сыграть в маджонг.

@@

Той ночью я не могла уснуть, обдумывая загадку Помело и ее составные части: лесопилка, храм и проклятие, бурдюк с вином, вранье про оползни и обрушивающиеся скалы, стихи об отшельнике. Зная склонность ко лжи в этой семье, я подозревала, что всю легенду придумал их прадед. Проклятие было способом отпугнуть ищущих чуда людей от попытки добраться до вершины горы. Не было ни оползней, ни другого проклятия. Но что-то находилось на вершине, и это был явно не хоровод призраков.

Я ломала себе голову и над тем, зачем Помело мне все это открыла. Она должна была понимать, что я могу обо всем рассказать Вековечному. Но она знала, что я так не поступлю. К тому же она хотела, чтобы я об этом знала, — и не из сестринской любви. Она поделилась с нами секретом, потому что ей что-то нужно было от меня.

Я поняла, что Помело, должно быть, лгала насчет своих чувств к Вековечному и насчет его чувств к ней. Возможно, когда-то она его и любила или убедила себя в этом, как и я. Но мне трудно было представить себе, что ей нравятся его ухаживания в постели. В Шанхае он занимался любовью скучно и предсказуемо. Однако, приехав сюда, я обнаружила, что он больше не пытается быть осторожным и заботливым, — он вел себя властно, грубо и жестоко. И я уже не притворялась, как когда-то, что с восторгом принимаю его ласки.

У нас больше не было оживленных разговоров. В такой глуши нечего обсуждать. Все события Лунного Пруда сводились к мелким ссорам между соседями и вспышкам заболеваний. Если бы Шанхай сгорел дотла, мы не скоро бы об этом узнали. Но когда-то Вековечный говорил, что восхищается моим умом и знаниями, которые я почерпнула у окружения моей матери, состоящего из деловых мужчин. Хотя и это была его очередная ложь, однако я все- таки решила, что стоит побуждать его чаще со мной разговаривать. Я могла бы признаваться ему в своих вымышленных тайнах, чтобы создать у него впечатление, что у меня нет от него секретов. Тогда он будет больше мне доверять. Он, возможно, поговорит со мной о моих откровениях, даст совет, а я буду вести себя так, будто очень ему благодарна, и подарю ему наслаждение большее, чем могут дать остальные. И во время этих минут омерзительной интимности я стану жаловаться на его долгие отлучки. Я буду спрашивать его, когда он вернется и принесет мне в подарок конфеты или отрез ткани. В такие мгновения он может случайно дать мне хотя бы крохи полезных сведений.

Я сделаю все, чтобы сбежать отсюда.

Когда он вернулся из своей очередной поездки, я приготовила у себя в комнате чай и закуски, чтобы он сразу пришел ко мне. Он жадно ел, а я сделала ему свое первое лживое признание: я сказала, что ужасно по нему скучала и волновалась, что он уже не любит меня так крепко, как когда-то. За время его отсутствия я перечитала те стихи, что он когда-то посвятил мне, — это нужно было для того, чтобы оживить мои чувства к нему. Я нашла эти стихи очень возбуждающими, хоть он и не планировал их такими делать. Я сказала ему, что, когда их читала, вспоминала, что он декламировал их, перед тем как лечь со мной в постель и порадовать меня другими «поэтическими» удовольствиями.

— Мастерство в постели и в стихосложении неразрывно связаны, — заверила я. — Ты был вершиной горы, а я — прудом, отражающим ее величие в своей водной глади, по которой проходила рябь удовольствия. Когда я в одиночестве читала твои стихи, я не могла удержаться от того, чтобы не представить себе твою могучую вершину.

Он был счастлив услышать мое признание. Его любовь к себе была настолько велика, что он поверил в мою нелепую выдумку. Он вытер с губ крошки и исполнил мои притворные желания: прочел стихотворение о пьяном отшельнике, вонзая в меня свой жезл.

После этого, когда мы лежали лицом друг к другу, я сделала ему следующее признание: я так сильно его желала, что беспокоилась, что он во время своих отлучек уходит к другой женщине. Я знаю, что не должна подвергать сомнению его верность. Но это собственнические мысли охваченной страстью женщины, которая уже вынуждена делить его с двумя другими женами. Как и ожидалось, он нежно заверил меня, что не встречается с другими женщинами. Я была его любимой женой, императрицей северного крыла.

— Но почему мы должны расставаться на такой долгий срок? — спросила я страдальческим голосом. — Прошу тебя, возьми меня с собой. Если я пойду с тобой, мы сможем по дороге заниматься любовью там, где ты захочешь. Помнишь, как мы ходили на твое живописное место?

Он мягко ответил, что это невозможно. Он будет занят делами, которые требуют от него полной отдачи, а мое соблазнительное тело будет его отвлекать.

Я притворилась скромной и игривой:

— Что же требует больше твоего внимания, чем я?

Он внезапно стал грубым:

— Не спрашивай меня о моих делах! Они тебя не касаются!

Понимая, что сильно рискую, пытаясь получить от него слишком много информации, я притворилось испугавшейся, что разозлила его, и взмолилась о прощении. Отвернувшись, я закрыла лицо руками, будто бы для того, чтобы скрыть слезы. Через некоторое время я робко спросила:

— Не будет ли слишком дерзко с моей стороны попросить тебя еще почитать мне стихи, которые поддержат меня в твое отсутствие? Больше всего мне нравятся стихи про отшельника. Возможно, ты поразишься этому, но я представляю тебя отшельником, а себя — твоим гротом.