L.E.D. (СИ) - "Illian Z" (читать книги онлайн без .TXT) 📗
— Ложись спать давай. Я дверь плотней прикрою. И на провокации Эрика не отвечай, помни, что ты в доме за главного.
Я больше чем уверен, что Эрик проспит едва не до ночи, а если и проснётся, то не попрётся шариться по все комнатам в моё отсутствие. Зато такая псевдоответственность хорошо ободрила любимого, он слабо улыбнулся и честно улёгся.
Одевшись, и напоследок погладив его по голове, прежде чем выйти из комнаты, я поклялся себе вернуться побыстрее. Всё же не внушало мне его состояние доверия. И, как ни странно, меня любимый больше всего боялся — эмоций, действий, крови или ран; и в моих же объятьях быстрее всего успокаивался и засыпал, тихо сопя, чтобы проснуться уже как обычно, беззаботно-радостным.
Как неприятно признавать, но нас именно это и сблизило. Не совместные завтраки, быт, и не только-только наладившаяся сексуальная жизнь. Именно те моменты, когда он боролся с приступами, а я пытался не навредить.
Незаметно как-то так всё вышло, но теперь я уже был совершенно не готов расстаться с птенчиком. Вот ни за что. Ни под каким предлогом. И змея внутри согласно открывала пасть: «Моё!». «Наше» — поправлял я её. Да, к моей любви примешивалось что-то ещё, неправильное, болезненное, смутно очерченное и не имевшее названия, но, видимо, это был единственно возможный вариант существования.
Но мысли о птенчике сейчас были всего лишь суррогатом, которым я пытался кормить разум, чтобы не думать другие, гораздо более тяжёлые и неприятные, пока мёрз на остановке в ожидании автобуса — взять скутеретту не решился. О матери. И о наших с ней отношениях, которые уже где-то лет пять стояли между отметками «взаимоненависть» и «полное безразличие», иногда склоняясь в ту или другую сторону.
В больнице, как всегда, пахло едкой стерильностью и холодной сыростью. Девушки в окошке регистрации слегка удивились, что я явился в стационар с пустыми руками. Но я отлично помнил, какая судьба постигла предыдущие цветы, и не подумал купить другие. А с такими диагнозами, как у матери, всякие съедобные гостинцы тоже строго противопоказаны.
Её, оказывается, теперь перевели в общую палату, и мне пришлось немного подождать за дверью, созерцая милый моему сердцу кулер с водой, пока медсестра закончит манипуляции с какой-то из других пациенток, и мне разрешат войти.
Мать о моём визите предупредили, и как только я вошёл, она сразу села на постели, подобралась и повернула голову на звук. Даже попыталась улыбнуться. А вот её соседок, ещё двух дам почтенного возраста — явно нет. И если одна из них осталась достаточно безучастной, потому что бинтовая повязка на глазах мешала меня рассмотреть, то вторая охнула и прикрыла рот сухонькой ладошкой. Всё, как обычно. Все так реагируют.
— Здравствуй, мам.
Не найдя поблизости ни одного стула, я примостился на край койки, в ногах у матери, хотя предпочёл бы находиться на противоположном конце земли отсюда. Заметил, что на тумбочке у кровати стояли совсем свежие цветы, мелкие, красные, на тонких веточках. Не хризантемы, но взяться они могли только из одного источника.
— Здравствуй… ты… неожиданно приехал.
Матери слова давались тоже с трудом. Слишком сложно нам общаться. Даже дежурные фразы отпускать — мучительно. Мы оба ненавидели нашу родственную связь и неизвестно, кто больше.
— Ты что-то хотела мне сказать, — сразу перехожу к делу.
Смотрю на ткань больничного одеяла, чистого, но неуютного. Не обращаю внимания на шепчущихся старух рядом — зрячая, без сомнения, рассказывает ослепшей о прелестях моей внешности.
— Да, я… меня должны выписать на следующей неделе.
Сердце подводит, гулко ухнув. Я никогда об этом не думал. Казалось, что мать всегда будет в больнице, эдаким далёким спелёнатым куском ещё теплящейся человеческой жизни, который требовал только одного — денег. В реальности же всё стало слишком быстро иначе. И я опять не предусмотрел. В этот раз вариант событий из разряда «будь хорошим сыном».
Огромные трудности возникают с тем, чтобы просто разлепить губы и суметь выдавить из себя начало фразы:
— Конечно, я заберу тебя.
А вот конец даётся не в пример легче:
— Только я живу не один, сама понимаешь.
— Понимаю, — соглашается мать, стиснув край одеяла в пальцах. — Вы же… поженились. Вся твоя жизнь, она… мимо меня прошла.
Рассматриваю книгу, лежащую на тумбочке, с выпуклыми точками шрифта для слепых на обложке, и загадываю, что если сейчас мать заплачет, я не выдержу и уйду. Но её голос, хоть и дрожит, всё же не плаксив, и обсуждать мою личную жизнь родительница не собиралась. Её, как всегда, интересует только она сама:
— Мне кажется, я буду вас стеснять. И мне требуется много ухода. Наверное, сынок, стоит подумать о каком-нибудь не медицинском пансионате для меня. Если, конечно, у тебя есть финансовая возможность.
Я близок к тому, чтобы тут же полезть в интернет узнавать, есть ли такие заведения на Луне, или хотя бы где-нибудь в глухом Конго, и отдать за размещение матери там совершенно любую сумму. А что, я уже продавал себя, куда ещё ниже-то падать, чтобы заработать?
Но это не озвучиваю, ограничиваюсь лишь:
— Я всё решу. Только мы будем к тебе иногда приезжать.
Не сомневаюсь, что так и будет, меня-то ничего не начнёт глодать, а вот птенчик обязательно меня потащит. Он-то к своей матери привязан, и не в состоянии понять, что может быть как-то по-другому. Хотя у него же настоящая мама, а не просто женщина, из чьей пизды мне по стечению обстоятельств довелось вывалиться на свет.
Может быть, я бы её и простил. Все совершают ошибки, и я ничуть не лучше, сам едва не окончил жизнь под каким-нибудь забором, загнувшись от передоза и тоски. Но только вот она сама меня оттолкнула намного раньше. Даже раньше того, как я ей признался, что являюсь «рыцарем не для дам», так сказать. С тех пор, наверное, как погиб отец. Я слишком разительно его напоминал.
Но и это можно было бы ей простить. Только вот не мой случайный клиент, а её более-менее постоянный ёбырь, что поэтому заимел звание отчима, располосовал мне лицо. И, как бы избито и пафосно не звучало, сломал мне всю жизнь. Одним движением ножа. Раз — и всё, даже самые крошечные перспективы схлопнулись.
И то счастье, которое у меня есть сейчас, досталось мне ценой страданий, причём не только своих. Но именно благодаря маме я так и не научился ценить его. Да, пусть меня любили в детстве, и поэтому я худо-бедно смог полюбить сам. Но я был лишён любви тогда, когда больше всего в ней нуждался.
И всё, что мне тогда оставалось — засыпать на слипшихся от кровоточащих, свежих роз на спине простынях, бессильно стискивая зубы и уперев взгляд в стену. Я упорно верил, что справлюсь. И я справился. Без неё, без всего остального мира. Пусть плохо. Пусть неправильно. Но я смог.
— О, конечно же, — голос матери теплеет настолько, что становится почти елейным. — Только, наверное, по отдельности. Ты же понимаешь…
Вот. Вот и всё. На этом всегда всё заканчивается. Она никогда не поймёт и не примет меня и, уж тем более, нас. Меня и птенчика, как пару. А вот его одного – да. Невозможно не поддаться обаянию этой своенравной пичуги. И ничего же мне не рассказывал о том, что сюда ездит. Очень внимательный, очень заботливый «сын», которому отчего-то можно простить его ориентацию. А родному – нет. И на это у меня не найдётся никаких слов. Да и не нужны они больше, кроме дежурных:
— До свидания, мама.
Встаю и выхожу из палаты не оборачиваясь, не дожидаясь и боясь, что родительница что-нибудь скажет вдогонку, попытается задержать. Но нет. Она тоже понимает.
Да, я сделаю всё для её комфорта и удобства. Это мой долг, как сына, и просто как человека. А то, что её комфорт и мой комфорт во многом совпадают — нам достаточно видеться как можно реже, — так это и к лучшему, наверное. Большая удача.
Альтернатива, когда мать живёт вместе с нами и каждый день сжирает мне нервы — хуже не придумаешь. Ну, что ж. Если не будет хватать финансов, попробую найти вторую работу. На учёбе тогда, конечно, придётся поставить жирный крест, но это уже детали. Впрочем, решать проблемы нужно по мере поступления. И сейчас самая важная из них вовсе не финансовое обеспечение будущего родительницы. А маленький, взъерошенный любимый, которого я покинул, может, что и зря. Надо поторопиться, чтобы его полностью успокоить. Только вот у рейсовых автобусов, похоже, совсем иное мнение, и я ещё долго вдыхаю воздух с колючим дроблёным снегом напополам, прежде чем хоть один из них появляется из-за поворота.
