L.E.D. (СИ) - "Illian Z" (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Только как следует вытеревшись, протягивает мне пачку с недовольным видом и бурчит:
— Вот обязательно было так делать?
— Ты же покинул меня в самый ответственный момент, — пожимаю плечами с самым невинным видом, на какой способен. — Пришлось выкручиваться. Я не специально.
— Врёшь же, — выдыхает любимый скептически и пытается сдуть со лба прядку, но та прилипла. Добавляет уже тише и немного смущённо: — Я же хотел… в рот взять.
И нет бы мне умилиться, обнять любимого, тискать. Какой там. Ляпаю:
— Хотел бы — взял!
И почти тут же я получаю по боку подушкой, и очередное: «Придурок!» А ещё выпихивание из кровати голой жопой во внешний мир, без права возвращения, судя по тому, в какой шар негатива свернулся птенчик в одеяле. Ну вот всё у меня не как надо!
Одеваюсь, тяжко и шумно вздыхая, втайне надеясь, что любимый меня пожалеет и возьмут обратно в кроватку, под бочок. Тщетно. Настаивать не буду, а то обида может и затянуться. А так птенчик полежит, всё обдумает, и я снова попаду в список его фаворитов.
Диван в проходной комнате, конечно, манил своим пледом и подушечками, но больше хотелось курить. На кухне, поковырявшись в ящике стола и наконец-то найдя не пустую пачку, снова поклялся себе перебрать этот склад. Чтобы тут же, уже со второй затяжкой, забыть о клятве.
Конечно, мне до сих пор не нравилось, что теперь все курящие, во главе со мной, дымили на кухне, а не выходили на задний двор, как раньше. Но морозиться очень не хотелось, и к хорошему быстро привыкаешь, даже если это хорошее — не совсем правильно. И вместо того, чтобы дотянуть сигарету на улице, я лишь растворил фрамугу, впуская холодный ветерок, и задумался о том, что можно было бы и специальную вентиляцию придумать.
— Ну и чего вы так орали? Дрались?
Эрик выглядит весьма помятым и ещё более уставшим, чем раньше.
— Разбудили?
— Да нет, я не мог уснуть. Вы дружите?
Дружим ли мы? Да мы сейчас вот за стеной любовью трахались. Дружим ли. Мозг подсказывает вариант ещё забавней, а, главное, правду:
— Мы родственники.
Так и не вру. Муж — родственник первой очереди, самый близкий. Если что, и половину имущества отсудит, хотя что с меня брать, кроме кашля и окурков?
Кашель, кстати, вернулся, и я, зашедшийся в приступе, едва не отхаркнул в пепельницу. А вот когда на героине сидел, этих проблем не было! Конечно, такая медицина сейчас признана незаконной, но были же времена…
— Ты как, в норме? — участливо интересуется Эрик, причём кажется, что искренне.
Но не плакаться же ему теперь в жилет и не рассказывать о своей тяжёлой судьбе, и что кашель этот — плохой знак, надо снова самостоятельно лечиться, чтобы не пролёживать в больнице бока. Тушу окурок, пепел от которого разлетелся по полу, пока я кашлял, и полушутливо объясняю:
— Конечно. Обычное дело, зима на островах.
— Вот и свалил бы я отсюда побыстрее, — ёжится Эрик, покосившись на приоткрытое окно.
— Что, я — плохая компания? — притворно обижаюсь.
— Хорошая. И пьёшь как бронепоезд Черчилля. Но вот всех цыпочек распугал, причём даже не лицом.
— Да заразные они все, — оправдываюсь. — И те чёрные дыры нашими шаттлами не заткнёшь.
— Мы явно не будем первопроходцами их космоса, — хмыкает Эрик. — В чём-то ты и прав. От баб, особенно от таких, проблемы одни. А предложить им, кроме своих дырок разного диаметра, и нечего.
Конечно, я бы мог возразить и выступить в защиту женщин. Если бы хоть что-то в этом понимал, или хотя бы общался с противоположным полом не на уровне приветствий и вежливых вопросов. А у Эрика, похоже, личная, семейная драма с этим связана. Особенно если слова Чара вспомнить. О нём-то как раз его брат и говорит, сразу, без перехода:
— Зря я наверное с Чарльзом так, как думаешь?
— Как? — строю я из себя само непонимание.
— Наговорил ему лишнего. Конечно, то, что он с этим… это мерзко. Отвратительно, противоестественно и бог весть ещё как, но…
Эрик замолкает, как будто собирается с силами и, наконец, делится:
— Но я сказал ему, что он мне больше не брат. А этого нельзя было говорить. Вот у тебя есть брат?
Насколько мне известно, нет. Качаю головой:
— Из родных — только мать.
— И ты же не станешь ей кричать, что она тебе больше не мама?
В очередной раз качаю головой. Я — не стану. А вот она — кричала. И швыряла разные вещи, что попадались под руки. А ещё — до сих пор не простила. И не поняла. Даже не так. Не пыталась понять. Приняла как данность свою же истину. Что у неё больше нет сына. А ведь я бы простил. Всё простил, скажи она хотя бы одно тёплое слово. Хоть одно. Но та мама, что любила меня, осталась лишь на фотографиях в старом альбоме. Утешение слабое, но хорошо, что она у меня хотя бы была.
— Нет, наверное, нет.
— А я уже это сделал, — Эрик ерошит волосы на затылке несколько беспомощным жестом.
— Ну, придётся просить прощения, — нерешительно тяну, когда пауза совсем уж затягивается.
— Так в том-то и дело, что сам-то его я не прощу. И не пойму. И не приму эту его… эти отношения.
Хочется сказать, что это он сейчас так думает, и что сто́ит ему пообщаться с Беком, столкнуться с его на самом деле доброжелательной и ответственной, да и в целом довольно располагающей натурой, мнение может и измениться. Но я сам не уверен, поэтому нахожусь только:
— Ну, братом-то ты его считать не перестал.
— Это да. За эти слова — стыдно.
— Вот за них и извинись.
Легко, конечно, советовать со стороны. Но, наверное, это правильно, потому что соглашается Эрик легко:
— Нужно. Ты пойдёшь со мной?
— Зачем?
— Просто… когда я опять их вместе увижу… я не знаю. Не дай мне наговорить и натворить глупостей, хорошо?
— Ладно, — соглашаюсь.
— Тогда я ванну займу ненадолго?
Киваю. Как только Эрик выходит из кухни, вздыхаю. Плакал мой сон и просил вспоминать. Любой. И под боком у птенчика, и на диване в пледе. Тело начинало ощутимо ломить, глаза почти закрывались. Зевнув, я поставил турку на огонь и всыпал кофе. И его запах, о чудо, выманил любимого, уже одетого в домашние штаны, футболку и неизменно яркие носочки.
Прошлёпав по полу кухни, он молча занял место за столом, которое теперь считал своим, и принялся терпеливо дожидаться, пока я поставлю перед ним кружку.
Если бы не запах варящегося напитка, точно бы можно было учуять аромат секса, от него исходящий. Нет, не от того, что было вытерто салфетками. От его разгорячённой кожи, волос… его собственный запах.
Поддавшись соблазну, я наклоняюсь к его шее и касаюсь губами, едва намечая поцелуй. Так и есть. Пахнет. И не только ванилью с вишней пополам. Собой.
Изгибается, отстраняется, чуть ли не фыркает, а я быстро выпрямляюсь и возвращаюсь к плите. Его недовольство напускное, и происходит, скорее, из вредности, чем имеет причины.
И как раз вовремя мы принимаем нейтрально-невинный вид, потому что Эрик возвращается, уже в куда как посвежевшем и ухоженном виде:
— Мне тоже кофе, если можно.
— Конечно можно, — я достаю из шкафа ещё одну чашку и вытираю. — Без кофе мы плохие переговорщики.
— А вы куда-то собираетесь? — тут же влезает в разговор птенчик.
— К Чару и Беку, на переговоры. Надеюсь, что мирные.
Выразительно смотрю на Эрика, но, похоже, он читать по моему лицу не умеет, потому что никак не реагирует.
— Можно мне с вами? — оживляется птенчик.
— Наверное, почему нет.
Жду каких-нибудь возражений от Эрика, но он ни слова не говорит ни на это, ни даже тогда, когда я ставлю перед ним кружку с кофе. Глубоко задумался. Конечно, выкрикнуть в запале оскорбления — легко. А вот подобрать слова извинений…
— Если быстро соберёшься, а то мы уже почти готовы, — добавляю.
Любимый срывается с места, даже не допив, и чуть что не убегает одеваться. Всё-таки ребёнок. Всё-таки совсем детское у него поведение, и характер, хоть и отходчивый, но капризно-обидчивый. Зато он — чудо моё. Любовь. И даже змея это признаёт, сыто свернувшись внутри пушистым удавом.
