Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
Мистер Франклин криво улыбнулся:
— Правда всегда многолика. А истину в лучшем случае определят наши потомки через пару столетий. Я понимаю, о чем вы все говорите, все-таки вы — одна семья. Но в письме Джордж писал только о том, что в стране нарастает напряжение и что он просит меня заехать к нему в Маунт-Вернон. Признаться, меня его просьба несколько удивила. Не хочу делать на этом акцент, но мне все-таки семьдесят девять лет, господа, и путешествие в отдаленную резиденцию… не будет для меня таким уж простым. И Джордж это понимал, когда писал.
— Я скажу, — угрюмо бросил Коннор.
Шэй нахмурился, а Хэйтем недовольно вскинул бровь. А Коннор продолжил, ни на кого не глядя:
— Вы сказали правду, мистер Франклин, когда говорили, что я, как и мистер Лафайет, «герой двух миров». Только он — француз и американец, а я — американец и индеец. Ирокез, если так будет понятнее. И меня в свое время поразила жестокость мистера Вашингтона. Он воевал с Британией не на равных. У англичан было оружие, снабжение и множество обученных людей. Но когда индейские племена выступили против него, он воевал с нашими племенами… тоже не на равных. Его люди просто пришли и спалили наши деревни дотла. С женщинами, детьми и стариками. Я не знаю, что хуже, не мне судить. Но я знаю, что… — Коннор прямо взглянул на отца и продолжил четко и жестко, — индейцев в Конгрессе нет. И если белые будут выбирать своего лидера, то чем эти белые будут отличаться от англичан, которые считали, что им что-то принадлежит только потому, что они пришли с оружием?
Шэй опустил голову. Слышать это отчего-то было больно, хотя индейцы волновали Шэя очень опосредованно. И это… Это как будто заставляло стыдиться. Сам Шэй — мистер Кормак, уроженец Нью-Йорка, американец — не мог себя заставить почувствовать всю ту боль, что испытывал сын. Хотя не только знал про индейцев, не только слышал рассказы про них. Сам, лично, воевал с ними и за них. Сам убивал. Сам закрыл глаза великому воину Онээгаетси. И все-таки… Все-таки до конца не понимал.
Мистер Франклин все еще молчал, но теперь молчание не перебивал никто. И наконец старик вздохнул:
— Вы… на многое мне открыли глаза, мистер Коннор. В первую очередь, на то, что можно считать, что знаешь все — и не знать при этом ничего. Я открываю эту истину уже почти восемь десятков лет — и каждый раз с горечью. Еще три-четыре часа назад я думал, что отправлюсь в Маунт-Вернон сразу по прибытию. Я ведь не знаю, зачем меня звали… Но теперь я думаю, что прежде мне следует побывать в Конгрессе и… И не только в Конгрессе. Я не знаю, о чем со мной собирается говорить Джордж. Но вряд ли этот разговор будет легче, чем сейчас. Я выясню все, что могу выяснить — и только после этого поеду. И будьте уверены, мистер Коннор, я не забуду наш с вами разговор. Хотя, — он вдруг слегка улыбнулся, — отправляться в Конгресс мне не слишком хочется. Но, может, так даже лучше. Сразу.
— Почему же не хочется? — ляпнул Коннор, что-то напряженно обдумывая.
— Признаться, я слегка задолжал… — Франклин сделал печальное лицо. — Что-то около сотни тысяч фунтов. И мне нечем отдавать, так что я надеюсь на всепрощение Бога и Конгресса*.
— И на что же пошли такие деньги? — невежливо изумился Коннор. Даже в себя пришел.
— О, — Франклин немедленно оживился. — Это был один из моих прекраснейших проектов. Воздушный шар, не слыхали? Нет? Какая жалость! Скоро такие шары будут повсюду! С их помощью можно будет делать… О-го-го! Человек всегда мечтал летать по воздуху. И теперь как никогда близок к этой мечте. Она уже воплотилась! Еще полтора года назад я разработал первый воздушный шар. Это такая… э-э-э… машина, которая поднимает огромных размеров корзину в воздух. При первом запуске с Марсового поля в Париже мы не рискнули отправлять в корзине людей. Шар поднялся и затерялся… где-то. Не нашли. Но я понял, в чем мои ошибки, и год назад представил усовершенствованный, управляемый вариант. И шар не только поднялся, но и опустился, и оба его пилота остались живы! Это… Это…
Шэй подавил желание ляпнуть что-то о том, что один из ассасинов, Эцио Аудиторе, уже летал на какой-то подобной штуке — и изобретателем был Леонардо да Винчи. Но быстро утешился. Видно, так себе был изобретатель, если пришлось изобретать заново. А может, в трактатах Братства все было слишком преувеличенно-прекрасно. Кто знает? Истины и спустя два века трудно достичь.
— Вы — гений нашего времени, — вдруг сказал Коннор. — Прошу вас, не ошибитесь.
Комментарий к 14 сентября 1785, Филадельфия, 3.45 p.m.
* Это факт. Во времена Великой Французской революции было именно так.
* На вопрос Конгресса Франклин ответил словами Второзакония 25:4: «Muzzle not the ox that treadeth out his master’s grain» — «Не заграждай рта волу молотящему». Волы, используемые на молотьбе, в процессе работы часть зерна съедали, так что намек весьма прозрачен.
========== 14 сентября 1785, Филадельфия, 8.08 p.m. ==========
На свою окраину возвращались молча. Отчасти потому, что то и дело проверяли, нет ли слежки; отчасти потому, что каждому было нужно обдумать услышанное.
Шэй думал о том, что мистер Бенджамин Франклин, сам того не зная, много раз спасал мир от краха. Ну, может, не мир, но Америку — точно. И сохранив в свои весьма почтенные годы ясность мысли и интерес к жизни, возможно, спасет еще раз. Такому человеку можно было бы с чистой совестью доверить Америку, но ведь он откажется — и сделает это абсолютно искренне, в отличие от Вашингтона. И Шэй бы попробовал его уговорить, пошел бы на многое, чтобы старик согласился, но какой в этом смысл? Франклин, хоть и бодрится, болен и стар, для него каждый день может стать последним из дней, а нервотрепка, связанная с управлением такой большой и неорганизованной страной, может приблизить печальный исход. На карту поставлено многое, но Шэю бы просто не хватило совести отплатить мистеру Франклину такой монетой.
За размышлениями и машинальными приемами ухода от преследования Шэй почти не заметил, как добрался до халупы на краю города, и только теперь посмотрел на спутников осмысленным взглядом. Лицо Хэйтема, как обычно, было непроницаемым, зато Коннор, кажется, о чем-то искренне переживал. Сведенные в напряженном изломе брови, отсутствующий взгляд…
Вечерело, и в поднимающемся ветре отчетливо чувствовалось дыхание осени. Дни еще стояли теплые, но ночью становилось все прохладнее, и Шэй поежился, представив, как придется провести ночь в этой развалюхе, продуваемой всеми ветрами. Лишь бы дождь не пошел…
Мистер Кенуэй первым зашел внутрь и констатировал:
— Топить придется по-черному, печная труба повреждена.
— Чем топить? — мрачно вопросил Коннор у него за спиной. — Здесь все насквозь отсырело, только дымить будет, даже если плеснуть чем-то, что горит.
— Вот и сходи за дровами, — не проникся Хэйтем. — А заодно принеси что-нибудь, что можно с наименьшим риском употребить в пищу.
Коннор поймал взгляд повернувшегося отца и замотал головой:
— Нет.
Шэй видел, что мистер Кенуэй собирается возмутиться, однако Коннор объяснил:
— Вас видели, но меня — нет. Я пробирался за вами со всеми предосторожностями, так что не хочу рисковать и показываться на глаза людям, давать себя рассматривать. Если кто-то и сделал какие-то выводы, пусть не будет уверенности, что я тут был.
— Справедливо, — заметил Шэй.
Хэйтем немедленно перевел взгляд и резюмировал:
— Защищаешь? Вот и сходи тогда сам.
Мистер Кормак открыл было рот, чтобы возмутиться… Но вместо этого рассмеялся. Идти все равно придется, так зачем же спорить?
— Так и быть, — произнес он вслух, отсмеявшись. — В конце концов, это задача самца: добыть пропитание для своей пары и детеныша.
Коннор резко развернулся и поглядел обескураженно:
— Шэй, я вполне способен и сам…
— Сейчас не способен, — отрезал мистер Кормак и без паузы перевел взгляд на любовника. — Если тебя возмущает такая постановка вопроса, то я охотно тебе уступлю.
