Когда цветут липы (СИ) - "Эвенир" (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
Сначала парень был похож на Влада, а вернее, именно Влада представлял себе Андрей, его хотел и ему отдавался. Но с течением времени образ викинга стал стираться, забывались, теряли четкость детали, и другие черты заменяли тускнеющий портрет. Сильные, покрытые жесткими черными волосами руки нового тренера по общей физической. Щедрые губы молоденького баристы из кафе на углу. Смешной белобрысый хохолок учителя-практиканта. Близость с Владом изменила все, будто теперь Андрею открылась способность видеть и воспринимать людей каким-то другим, прежде не знакомым органом чувств. Он вдруг понял, как красиво это место, где шея плавно переходит в плечо, как соблазнительно выглядывают косые мышцы из-за пояса низко сидящих джинсов, как завораживающе скатываются капли пота по жёстким кубикам пресса. Не всегда предмет его внимания был молод или красив. Иногда совершенно случайная, никому не заметная деталь становилась первым звеном в цепочке воображения. Длинные сильные пальцы, сжимающие поручень в автобусе, точно так же они могли сжимать и его член. Тонкие лучики морщинок в углах глаз, светлые на загорелом лице, их хотелось пригладить языком, слизывая чужой запах и вкус. Игра становилась причиной и следствием, целью и средством. Она позволяла держать себя в руках, почти безучастно, с бесстрастностью коллекционера складывать про запас волнующие фрагменты, чтобы на влажном полотне постели соединить их в одну картину, способную заменить реальность, нет, в тысячу раз превосходящую реальность по силе своего потрясающего воздействия.
Андрей больше не мог обманывать себя, он не просто хотел Влада, он хотел мужчину. Сильного мужчину, под которым не стыдно стонать, которому можно и нужно отдаваться. Он не обязательно был Владом. Но обязательно — мужчиной.
А параллельно с Игрой, в непересекающейся плоскости незаметно ползла остальная жизнь: школа, тренировки, семейные скандалы с непутевым Антоном, который не мог задержаться ни на одной работе и начал бухать уже всерьёз. Андрей сменил секцию кунг-фу на ММА, где пришлось многому учиться, что было к лучшему, ведь тренировки до седьмого пота, до рвоты и темноты в глазах не оставляли сил для эротических фантазий. Неплохо сдал экзамены и поступил в университет на прикладную математику. Детство закончилось. Началась, собственно, жизнь.
И в эту новую жизнь ворвался ураган по имени Паша Архаров.
Ладно, теперь с пустынных высот жизненного опыта можно признать, что на ураган Паша не тянул. Но был он тем не менее стихийным бедствием, чем-то вроде тропического ливня, шумного и внезапного, налетающего с нешуточной силой, уходящего в никуда так же быстро и бесследно. Но когда грохочут по крыше плети безудержного дождя, когда свирепый ветер пригибает к земле нервные пальмы и наливается свинцом низкое небо, кому дано предугадать недолговечную, пустяковую натуру этого шумного явления? Так же было и с Пашей. Он завораживал и впечатлял, при этом не ставя перед собой других целей. Он жил для того, чтобы изумлять окружающих. Нынешний Андрей понимал, как печальна эта неутолимая жажда самоутверждения. Тогдашний, восемнадцатилетний пацан был поражён.
У Паши были длинные прямые волосы, черные и блестящие. Иногда он собирал их в небрежный хвост, иногда устраивал на макушке что-то вроде самурайского узла. В ноздре у него мерцал бриллиант, без сомнения, фальшивый, на шее синела затейливая татушка, изображающая стилизованный кельтский крест. От природы склонный к скептицизму, Андрей мог бы посмеяться над таким безвкусным нагромождением штампов, если бы не одно обстоятельство: от Паши исходили мощные волны темной животной сексуальности. От его взгляда дрожали колени и холодные электрические разряды бежали вдоль позвоночника. От его голоса сладко сжималось в груди и тяжелело в паху. О да, Андрей был поражён.
И чем больше он поражался, тем реже старался глядеть на секс-символ прикладной математики. Тем суше были его приветствия, язвительнее замечания и холоднее взгляды. Паша принял вызов со всем истеричным жаром артистической натуры. Когда случалось им встречаться в коридоре, крепкое столкновение плечами было неизбежно. Если на физподготовке оказывались они в разных командах, любое соревнование сводилось к поединку. За ними наблюдали с интересом и азартом, принимая за битву двух альфа-самцов то, что на самом деле было отчаянным и обречённым на провал сопротивлением загнанной в угол жертвы. Андрей понимал своё бессилие и скрывал его из последних сил. К тому же Паша был ярым бабником. Это давало надежду на спасение и одновременно приводило в отчаяние. Образ Влада окончательно растаял, ушёл в прошлое. Игра приобрела новое лицо, с гипнотическим взглядом тёмных глаз, с бриллиантом в ноздре и снисходительной, все понимающей усмешкой.
То, что произошло между ними, тоже походило на тропический шторм.
Как это называлось тогда: олимпиадой или каким-нибудь другим словом? Теперь это называют хакатоном. Суть все та же: командное соревнование по программированию, когда даётся двадцать четыре часа на решение задачи. Участников было немало, но настоящими соперниками были лишь универ и политех. Андрей навсегда запомнил тот проект: разработать программу, возвращающую оптимальный по времени и затратам маршрут для любой начальной и конечной станции Лондонского метро. День прошёл в обсуждении, вечер был посвящён выбору алгоритма и языка программирования. Ночь осталась на, собственно, кодирование. Андрей увлёкся задачей настолько, что действительно позабыл о своём ходячем искушении. Стоило ли удивляться, что именно этот момент оно и выбрало для решительного удара?
Андрей откинулся на спинку стула, потёр усталые глаза, и тотчас же сильные пальцы сжали его плечи, массируя, сминая, подчиняя. Разум отключился сразу. Ни одной мысли не осталось в мозгу, ни одного сигнала опасности. Все предохранители перегорели разом, и наступила плотная, полная тишина и темнота. И в этом безмолвном вакууме осторожные и настойчивые губы коснулись его виска, угла глаза, скулы. Потом чужие ладони сжали его лицо, запрокинули голову, и жадные губы захватили его рот. А что было дальше, Андрей воспринимал с трудом. В следующие дни он пытался восстановить невероятные события, но память подбрасывала лишь бессвязные обрывки ощущений: жесткий язык, трахающий его рот, ладонь, сомкнувшаяся на члене, чужой член, твёрдый и влажный, в его ладони.
Программа осталась недописанной. Универ проиграл. Сколько раз Андрей возвращался к этой задаче, на скольких языках он её решал, сколько самых хитрых алгоритмов он применял для оптимизации! Стоит ли удивляться, что через несколько лет, оказавшись в Лондоне, он поразил спутников прекрасным знанием метро, способностью перечислить станции любой линии и выбрать наилучший маршрут?..
Проиграл и Андрей. Безумный тропический шторм остался без последствий, как будто и не было его вовсе. Паша по-прежнему увивался вокруг редких прикладных девочек, отпускал ехидные шуточки в адрес Андрея и встречал его все той же ядовитой усмешкой. И однажды Андрей не выдержал, после по обыкновению сильного столкновения плечами в людном коридоре он схватил сводящего с ума соперника за грудки и припечатал к стенке. И тотчас же сильная рука, вклинившись между разгоряченными телами, мягко и властно сжала его в паху. Андрей задохнулся от неожиданности и внезапного острого возбуждения. Мимо проходили люди, кто-то что-то говорил, темными солнцами светились совсем рядом удивительные глаза, мерцал яркий камушек в ноздре тонкого носа, а Андрей чувствовал только это прикосновение, прекрасное и ужасное, невозможное. Потом их кто-то растащил. Паша скривился в обычной усмешке, небрежно бросил:
— Ты знаешь, где меня найти. Второй корпус, комната 211.
Их отговаривали, приняв слова Паши за вызов. Но сказанное Пашей было приглашением, Андрей понял это сразу. И даже попытался себя обмануть, возмутившись и дав себе обещание не ходить туда никогда. Он продержался целую неделю, в течение которой несколько раз ловил на себе темный взгляд, пристальный и изучающий. А потом, в один из дней, ничем не отличимых от прочих, ни о чем не думая, действуя по какой-то заранее разработанной для него программе, старательно подготовился, растянул себя синим другом, положил в карман три квадратика хороших импортных резинок и отправился в общагу. Корпус 2, комната 211. Он не забыл бы этого никогда.
