Когда цветут липы (СИ) - "Эвенир" (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
Влад вышел. Андрей спрятал пылающее лицо в подушке: «Лузер, сопляк, все испортил! Теперь уже никто и никогда…» Слезы брызнули из глаз, он смахнул их нервно, зло. Но Влад вскоре вернулся. Он держал два стакана, наполненные почти на треть чем-то темно-золотистым.
— На, держи.
Андрей сделал хороший глоток. Ему и раньше приходилось пить спиртное, но в основном пиво с отцом, братом и их друзьями да дешёвое винишко с одноклассниками. Коньяк приятно обжигал. Это было то что надо. Влад отобрал стакан, вовлёк его в хмельной, коньячный поцелуй. Не отрываясь, подхватил его и усадил на себя верхом. Подушечка большого пальца закружила, нажимая на края, она была чуть шероховатой. Её сменило что-то круглое, гладкое, большое, нажало сильно. «Ч-ш-ш-ш, я не буду, это просто чтобы ты привык». Снова появился у губ коньяк, потекло по горлу приятное тепло, чуть качнулась полутёмная комната, и Андрей простонал: «Дааа, хочууу…» Потянулся было к члену, но крепкая рука перехватила: «Нельзя пока что. Терпи».
Терпеть становилось все труднее. Скользкий от масла палец вошёл довольно легко, задвигался медленно и ритмично, будто уже трахая его. Когда к пальцу присоединился второй, Андрей снова лежал на спине в той же позе и снова не мог подрочить себе, руки были заняты. Влад убрал пальцы, хлебнул коньяка и прижался к его губам, переливая напиток изо рта в рот, отвлекая, чтобы снова войти в него, обжечь горячим шепотом: «Ты уже готов, малыш, три пальца принимаешь, сейчас все будет».
Его перевернули на живот, подложили под бёдра подушку, заставили широко раздвинуть колени и поднять, выставить задницу. От желания сильно тянуло в паху, коньяк ударил в голову, стена перед его глазами плыла, покачиваясь. Он услышал шуршание обертки, движение за спиной, почувствовал, как прогнулся под весом второго тела матрац. Ладонь легла на ягодицу, отвела её в сторону, Влад прижался грудью к спине, зашептал в самое ухо: «Сейчас придётся потерпеть, потерпишь для меня, маленький? Потом сделаю тебе хорошо, обещаю». Андрей молча кивнул. Страх прошёл, хотелось, чтобы все уже закончилось, чтобы можно было поскорее кончить, чтобы распрямилась эта жёсткая пружина, сжатая в его горле, груди, животе. Наконец, что-то большое, скользкое и тёплое коснулось его входа, толкнулось мягко и неглубоко, отступило, толкнулось снова, чуть глубже, задвигалось быстрее, с каждым движением проникая немного глубже, но все равно едва заметно. Андрей двинулся навстречу, но крепкая рука удержала его за бедро, и он заметил что-то другое, жёсткое, твёрдое, мешающее им соединиться. Тогда он понял: Влад держал свой член в ладони, позволяя только кончику головки прижаться к его входу. Он по-детски захныкал, заныл: «Вла-а-а-д, ну чего ты-ы-ы». И услышал сдавленное: «Подрочи себе». Долго просить не пришлось, несколько движений, и он кончил с криком. Почти теряя сознание от удовольствия, почувствовал, что член Влада раздвигает кольцо его мышц и входит, совсем неглубоко, но все же входит. А потом Влад захрипел, навалившись ему на спину, задёргался в судорогах, только вот его члена Андрей больше не чувствовал.
Потом они лежали, усталые и немного пьяные. Влад принёс ему с кухни воды и сам допил его коньяк.
— Тебе хватит, мелкий. Я не хочу, чтобы ты сейчас отрубился. У меня на тебя большие планы.
— Ты же меня ещё не трахнул? — Андрей оторвал тяжёлую голову от жёсткого плеча любовника.
— Ещё нет. Это закуска. Основное блюдо ещё не подавали.
Влад подтянул его под мышки, уложил повыше, закинул его ногу себе на бедро. Мягко и медленно ввёл два пальца, задвигал ими, как ножницами, почти сразу добавил третий. Андрей потянулся за поцелуем, почувствовал, как вокруг его члена сжимается ладонь, но двигаться не спешит. Тогда он сам задвигался, заметался между двумя сумасшедшими огнями, насаживаясь глубже, толкаясь сильнее, пока сильные руки не схватили его и одним движением не швырнули лицом в матрац. Снова оказалась под бедрами подушка, и он замер в прежней позе, но сейчас уже две руки раздвигали его ягодицы, и не было между любовниками никакой преграды. Влад старался не спешить, рычал и хрипел, приподнимая его бедра, двигаясь короткими толчками, замирая, давая ему время отдышаться, привыкнуть к огромному и твёрдому, наполняющему и растягивающему, горячо пульсирующему, страшному и потрясающему. Андрей сам себе казался раздавленным фруктом, размазанным по постели. Слезы текли по щекам, но не от боли, боль как раз была пустяковой и, пожалуй, приятной, а от какого-то другого, намного более сильного чувства, разрывающего его грудь, сжимающего горло так, что трудно становилось дышать. От этого чувства он закричал, когда Влад перехватил его за плечо и бедро и стал сильно и быстро вбиваться в него, входя уже до конца, влажно шлепаясь о ягодицы. Андрей просунул руку между бедром и подушкой и принялся дрочить так же сильно и резко, стараясь попасть в такт и не попадая. Оргазм был жуткий и оглушительный, может быть, он на мгновение потерял сознание, но тотчас же пришёл в себя. Движения Влада стали быстрыми и мелкими, он захрипел, несколько раз сильно и плотно прижал к себе бедра Андрея, и тот почувствовал, как глубоко внутри его тела резко сокращается большой член любовника. А когда обессиленный викинг, смахивая пот со лба, упал на спину, дрожащей рукой стягивая наполненный презерватив, он вдруг заметил, что у Андрея снова стоит.
— Ну, ты даёшь, мелкий! — поразился он со смехом.
А делать нечего, дал слово — держи. Конечно, сначала они снова долго и со вкусом целовались. Потом Влад целовал его соски и внутреннюю поверхность бедер, касался языком промежности и ставшей вдруг жутко чувствительной дырки, а в конце все же взял в рот его член, прижал языком, принялся сосать, пошло и стыдно причмокивая. Кончая, Андрей вдруг разревелся, а едва успокоившись, и в самом деле вырубился, достигнув предела, за которым он уже ничего не мог воспринимать.
Поразительно, но даже тогда, ясно и откровенно оттраханный в задницу, он так и не понял своей сути. Не было ни мужчин, ни женщин, был только Влад, его глаза, и руки, и член, да, крупный и каменно-твёрдый, с рельефной головкой и выпуклой синей веной на стволе. Было ещё несколько встреч: быстрый секс в душевой кабинке, где пришлось до крови прикусить себе губу, чтобы не закричать, осторожный, медленный и очень тихий секс в его спальне, в квартире, полной спящих людей. И был день, когда Влад за завтраком спокойно сказал маме:
— Спасибо большое за все, Ольга Николаевна, завтра уезжаю домой.
Дальше говорилось о неудачах в поиске работы, о возможности поступления в столичный вуз, о родителях, которые ждут и скучают. Андрей отказывался верить. В тот же день увязался за Владом в магазин. Из путаного, неважного разговора о работе запомнилось только одно. Глядя себе под ноги, Влад проронил:
— Я старшим сержантом дембельнулся. Меня на сверхсрочную звали. Я не пошел. Что такому, как я, делать в армии? Ведь рано или поздно спалюсь.
«Такому, как я»… Тихая фраза прогремела набатом. Страшная, непреодолимая стена встала между Владом и остальным миром, отгородила его от других, как стыдная болезнь, как чёрная метка. Впрочем, не его, а их…
Наверное, именно тогда Андрей впервые ощутил свою неполноценность, почувствовал её, как смертельную заразу в крови, как злокачественную опухоль где-то в самом центре его человеческой, мужской сути. И похолодел от ужаса, как в зеркало, глядя в погасшие глаза своего сильного и бесстрашного викинга.
========== Листок второй. Паша. ==========
Он успел, он все-таки успел! Без пяти десять влетел в супермаркет, подбежал к знакомому прилавку, потребовал хорошего: четыре бутылки пятнадцатилетнего «Далвини». В кассе выложил за покупку чью-то месячную зарплату. Но не свою, конечно. В «ИнфоДжене» платили хорошо, особенно ему.
Поставил покупку в багажник, поехал домой уже не спеша. Чёрный зверь вылез из логова, захлестнула шею безжалостная петля, но теперь у Андрея было оружие, способное если не победить злую тоску, то сделать её далёкой, почти чужой. Это оружие приятно позвякивало где-то за спиной. Только и нужно, что отключиться, забыть обо всём: о своём постыдном пятне, о Владе и Анне, о нём, недоступном, невыносимом, единственном на свете и в жизни… А потом настанет время соскребать себя с пола, осторожно выстраивать карточный домик, который он называет жизнью. До следующего неосторожного слова, оброненного случайным знакомым. До следующей пощёчины, нанесённой не со зла даже, а бездумно, случайно. Только всё труднее сложить карточный домик, всё сильнее чёрный зверь, и все чаще случаются пощёчины. И однажды он не выдержит, однажды этого, звякающего в багажнике, окажется недостаточно или же слишком много, что одно и то же. Впрочем, он лгал себе и сейчас. Четырёх бутылок не хватит, это ясно, а выйти из дому он теперь долго не сможет. Но должно же ещё и дома что-то быть?
