Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
— Мсье Кенуэй, — окликнул его разгоряченный ла Люзерн. — Не найдется ли минутки?
Шэй последовал за любовником, отважно готовясь вникать в разговоры. Мистер Рутледж подтянулся поближе, да и Блессингтон тоже. Вашингтон навострил уши. Словом, пьеса, можно сказать, началась.
— Слушаю вас, — нейтрально-заинтересованно проговорил Хэйтем.
— Мсье Кенуэй, вы человек не военный, — француз говорил по-английски весьма неправильно, но с живейшим интересом. — Как вы оцениваете шансы на победу?
Разговоры начали стихать, а почти все присутствующие стали стягиваться ближе. До того разговоры о войне велись исключительно «по разные стороны», а вполне безобидный вопрос послужил сигналом к началу общего обсуждения. Мистер Кенуэй легко выдержал всеобщее внимание и спокойно ответил:
— Рано ставить ставки, мсье. Но я точно знаю одно: если ничего не делать, то шансы минимальны.
— Нет-нет, вы говорите как политик, — замахал рукой ла Люзерн. — А вот именно вы?..
— Как вы верно отметили, я не военный, — Хэйтем оказался в своей стихии, и Шэй им даже залюбовался. — Что я могу сказать? На мой взгляд, шансы выше, чем год назад, но британцы по-прежнему удерживают множество позиций. И я не имею в виду лагеря и оборонительные сооружения. На их стороне и финансовое превосходство, и, как бы это ни звучало, традиции. Война затянулась, и многие начинают руководствоваться не надеждами на будущее, а принципом наименьшего зла.
— Позвольте, я скажу как дипломат? — мистер Рутледж непринужденно влился в беседу и, получив молчаливое одобрение Хэйтема, проговорил. — Я хотел сказать, что выбора, господа, у нас нет. Мы можем двигаться только вперед, потому что никакая дипломатия в мире не убережет взбунтовавшиеся колонии, если все вернется на круги своя. Более того, мы создадим прецедент. В любом случае: если проиграем, то докажем всему миру, что с британским владычеством бесполезно бороться; если победим — что бороться можно и нужно.
— А вот я как раз военный, господа, — мягко, но непреклонно вмешался Вашингтон. — И с моей стороны дипломатия сейчас почти бесполезна. Для победы нужны реальные средства, а не разговоры и политика. Разговоры и политика будут бесценны, когда британцы уберутся на свои острова.
Шэй оглянулся, но сесть было некуда, а разговор, похоже, предстоял очень долгий.
— Позвольте, — вежливо возразил посол. — Как вы говорите, реальные средства должны идти на реальные дела. Наша миссия здесь как раз и состоит в том, чтобы убедить Его Величество, что затея не безнадежна. Не все советники поддержали Его Величество, когда он принял решение вступить в войну… Прошлая дорого нам обошлась. Больше полугода назад в войну вступили наши союзники по Аранхуэсской конвенции из Испании. И что же… совсем ничего?
Вашингтон тяжело вздохнул и подошел ближе. Хэйтем свое дело сделал, полемика велась между нужными сторонами, что позволило ему отступить к Шэю и с явным удовольствием наблюдать за делом рук своих.
— Мы благодарны за любую помощь, — проговорил Вашингтон внушительно. — И надеемся, что в конечном итоге выиграем не только мы. Если Британия ограничит свои аппетиты, то в выигрыше останутся все, кроме короля Георга. Но раз уж вы задаете справедливые вопросы, то позвольте и мне спросить. Где флот мистера д’Эстена? Он прибыл почти два года назад, не рискнул выйти против англичан в прямой близости от Нью-Йорка, а когда вышел против адмирала Хоу, обстоятельства оказались столь неудачными, что после этого еще полгода флот ремонтировали в Бостоне. А с тех пор, как мистер д’Эстен покинул Бостон, в мое распоряжение он более не поступал.
— О, — ла Люзерн явно сдал позиции. — А что же до средств? Мы знаем, что с обеспечением колониальных денежных средств есть трудности, а потому отправляли самую твердую валюту — золото.
— Отчет обо всех тратах может предоставить Конгресс, — парировал мистер Вашингтон. — Я бы и сам с удовольствием изучил эти бумаги, поскольку я не состою на жаловании и вкладываю в войну личные средства, но у меня нет времени на такую масштабную работу. Я знаю только одно: под моим началом несколько тысяч человек, и они хотят есть. Мне же нужно позаботиться еще и о том, чтобы они были в состоянии сражаться. Сейчас, не буду скрывать, дела довольно плачевны, господа. Армия на грани бунта. Именно сейчас, когда мы наконец-то одержали несколько побед!
Шэй отметил, что в голосе главнокомандующего прорвались искренняя досада и боль, и был уверен, что это заметили и французы. По крайней мере, посол ла Люзерн примирительно проговорил:
— Война — дело дорогое, мсье Вашингтон. Его Величество Луи это знал, когда согласился прийти на помощь.
Хэйтем пошевелился и почти одними губами проговорил:
— А этот француз не так прост. «Луи»… Хм…
— Де ла Серр знал, кого сюда направить, — так же тихо буркнул Шэй. — Или наоборот, знал, на кого влиять.
Мистер Вашингтон тоже сбавил тон и улыбнулся — уверенно и обаятельно:
— Я понимаю, Его Величество Людовик много потерял в Семилетней войне, а потому таинственные дела адмирала д’Эстена принадлежат только французской Короне, никак не Америке. Но все-таки, чтобы наша совместная деятельность была успешной, нужно сосредоточить силы. Силы колониальной армии очень сильно ограничены, уважаемые послы. Мы не можем открыто воевать, пока существует постоянная угроза с моря и рек. Флот — это то, что нужно нам постоянно, наш противник — морская держава. И, конечно, от финансовых вливаний мы бы не отказались. Уже сейчас Конгресс отдал приказ штатам самим выплачивать жалование ополченцам.
Шэй печально осознал, что его бокал опустел. Но упрямо не желал отступать от любовника ни на шаг, когда Хэйтем вдруг довольным тоном произнес:
— Всё. Дальше они будут только обсуждать, куда и сколько денег нужно. Это неинтересно, я и без того знаю, что Вашингтон добьется своего. Пусть не целиком, но добьется, кое в чем он очень дотошен. И разговор ведет… неплохо. Немного грубовато, но он превентивно объявил с самого начала, что военный, а потому ему это только к лицу. И даже если он станет предводителем будущего государства, ему это тоже будет простительно, потому что забыть о своих военных успехах он никому не даст. Что ж, я тоже начинаю руководствоваться принципом наименьшего зла… Шэй, если хочешь выпить еще, пей, потому что задерживаться здесь ни к чему.
Мистер Кормак улыбнулся:
— А как же танцы, партия в вист?..
— С физиономией главнокомандующего на втором плане? Нет, благодарю, — вежливо отозвался мистер Кенуэй. — Я люблю драматические постановки, а не театр одного актера. Или ты желаешь задержаться?
— Вот уж нет, — Шэй фыркнул. — Хотя ехать назад я тоже не хочу. Как представлю, что до ближайшей деревенской гостиницы — несколько часов…
Хэйтем задумался и отошел подальше от места переговоров, где уже звучали конкретные подсчеты и суммы. Мистер Блессингтон, так и державшийся на почтительном расстоянии, поинтересовался:
— Собираетесь уходить?
— Пожалуй, — Хэйтем кивнул. — Может быть, вы, Роберт, подскажете нам, где здесь поблизости можно остановиться? Путь сюда был нелегким.
Мистер Блессингтон обреченно вздохнул:
— Жаль расстраивать вас второй раз за вечер, мистер Кенуэй, но… нигде. Ближайшая деревня, где вас могли бы принять на постой, милях в тридцати, не меньше. Это отчасти и послужило причиной тому, что мистер Вашингтон выбрал это расположение.
Шэй свел брови, припоминая:
— Разве? А мне казалось, когда подъезжали, что на другой стороне холма полно огней. Или это и есть лагерь армии?
— Не совсем, — пояснил соратник. — Лагерь чуть дальше, в низине. Когда размещались, никто не мог знать, что будет столько снега — заботились, чтобы хватало воды. На склоне — дома для командования. Я живу в одном из таких.
Хэйтем промедлил несколько мгновений, а потом спросил:
— А вы не могли бы потерпеть наше присутствие на эту ночь?
Шэй понял, что мистер Кенуэй заботится не о себе, а о нем, о Шэе. Сам бы Хэйтем предпочел добираться пешком, но не стал бы просить. Мистер Блессингтон сокрушенно вздохнул:
