Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
– Это не ты его так разукрасил?
Левая половина смазливой рожи была покрыта серьёзным таким, уже подживающим синяком. Толк в синяках я знал, видно, что били упорно, кулаком, да так, что ни отвести лицо, ни закрыться шансов не было – за волосы, наверное, держали. И рот с той стороны разбит.
Я повернулся к Максу, а он смеялся. Обожаю, когда он смеётся.
– Нет, это он нарвался на неприятности, полагая, что он самый хитрый и продуманный. Ну и получил – результаты не только на лице.
И подмигнул.
– Я вас сейчас из машины выкину и уеду!
– Молчи, женщина, твой день – восьмое марта! Ну что, Стас, поехали… А, чёрт, ты же без куртки... впрочем, знаешь, не надо.
– Нет, – мне не хотелось отлипать от Макса ни на секунду. Сидеть вот так, гладить его отросшие волосы, целовать – долго-долго, без остановки. Просто чтобы поверить – он здесь. Он приехал. Но кое-что нужно сделать, и чем быстрее, тем скорее я вернусь к нему. – Мне надо кое-что захватить.
– Ой, да брось, если что-то надо, я всё куплю!
– Нет, кое-что всё-таки мне надо взять, – никаким подъёмным краном меня нельзя было оторвать от Макса. Мне казалось, стоит мне только выйти, как машина тут же тронется с места, наберёт скорость и вновь исчезнет. А я останусь, как всегда. – Там бланк разрешения, надо будет к моей матери заехать, завезти на подпись… И ещё кое-что.
– Ладно, – Макс держал меня за руку и отпускать не собирался, похоже, до следующего нового года, – если так… Можно я не пойду с тобой? Тупость, конечно, – он уткнулся мне лбом в плечо, – но мне потом ещё месяц кошмары снились, что я снова здесь…. И сейчас иногда. Мне, как бы это сказать…
– У него может начаться паническая атака, – снова раздался голос с переднего сиденья, и я прямо позавидовал тому, кто подсветил этому умнику лицо «фонарём», – его потом полдня придётся успокаивать – и это в лучшем случае. В общем, весь этот день рождения – насмарку.
– Куда?
– В жопу к чёртовой бабушке! Я долго должен здесь стоять?
Перед тем, как вылезти, я снова поцеловал Макса. Как он мне отвечал, так хватаясь за меня, как было один раз – тогда, когда я нёс его на руках.
– Давай только быстрей, пожалуйста!..
– Да буквально пять секунд, я туда и здесь!
– Да вы закончите когда-нибудь обниматься?!
Я выскочил из машины, совершенно не чувствуя апрельской прохлады, и помчался назад. Хрен с ней, с курткой! Но лист и правда надо взять, а ещё паспорт, конечно, и самое главное – кольцо. Я всё делал на бегу, но всё равно, накидывая куртку и распихивая по карманам паспорт, кошелёк с деньгами, шокер, мобильник (поищу в продаже зарядку, уж Макс должен знать, где они продаются) и, конечно, шкатулочку с кольцом, мне казалось, что я еле ползу.
Солнце светило, птички пели, чёрный БМВ сверкал и переливался на стоянке. Небось все, кто может, пялятся. И директор пялится. Я обернулся и махнул рукой – если он и вправду смотрит, решит, что я его заметил. И сел в машину.
– Поехали!
Я всё смотрел и смотрел на Макса. Неважно, куда и зачем мы едем, главное, что с ним. Это по-настоящему, это он. Я снова потянулся к нему, он – ко мне…
Машина подскочила и дёрнулась так, что нас тряхнуло. Твою мать! На секунду мне показалось, что мы сейчас слетим с дороги, этот шизанутый гнал, как на пожар.
– Эй, ну-ка не гони, мазафакер хренов! Ты нас на кладбище везёшь!
– Какой же русский не любит быстрой езды?
Я кожей почувствовал, что Максу эта гонка не нравилась.
– Спирит, ты нихрена не русский! Ты еврей!
– Я коренной москвич!
– И еврей! Тормози, я сказал!
– Тебе что сказано? Тормози! А то у тебя симметричный синяк появится!
– Ой, вы посмотрите на них, – я вдруг понял, что этот придурок длинноволосый за что-то зол на Макса, – а я думал, вы желаете быстрее лететь на крыльях любви!
От последнего слова я скривился, как от сладкого, а Макс как-то дёрнулся в сторону.
– Заткнись, а? Не обращай внимания, – он повернулся ко мне, – его готическое высочество потерпел изрядное фиаско и теперь сидит дома, лечит свои синяки.
– Да пошёл он! Ты как? – я снова взял его за руки. Да, я правильно запомнил – это кольцо подойдёт ему.
– Да я-то что, – Макс покосился на нашего кучерявого водителя, – у меня, конечно, всё окей.
А то я не вижу. И это я тоже помню – как у него останавливался взгляд, как он начинал натягивать рукава себе на ладони. Что такое?
– А ты как?
– Да у меня всё просто ништяк!
– А… Ну, с днём рождения, что ли. Здоровья, счастья, радости, удачи…
– Любви! – подсказали с водительского сиденья.
Макс снова дёрнулся.
Мы ехали уже не так быстро, но всё равно толком за окном ничего не видно было, да я и не смотрел. Я смотрел на Макса и насмотреться не мог. Как же я теперь смогу с ним расстаться? Как?
Никак.
Мы говорили – и несли пургу всякую. Потому что я не знал, как ему сказать всё то, что я обдумывал всё время, о чём я думал последние сутки. Вроде всё в голове есть, а как начать? «Знаешь, Макс, я тут подумал... Понимаешь, я тебя очень люблю. Очень сильно. И я решил, что должен быть всегда с тобой, не знаю пока, как, но так и будет, потому что я всегда добиваюсь чего хочу». Бля, да кучерявый со смеху в ближайшее дерево врежется.
И я нёс, что попало. Рассказывал о том, что прочитал «Мастера и Маргариту», о том, что Рэй решил стать с его подачи рок-музыкантом. Макс сказал, что слышал, что физрук повесился. Я совершенно серьёзно сказал, что да, осознал, какой он мудак, и повесился, и даже записку оставил. Рассказал, что сбежал Ленка, свалил Азаев и теперь просто красота. Что мне подарили три набора для бритья. С переднего сиденья послышался многозначительный такой хмык, Макс отвёл глаза, и я понял, что ждёт меня четвёртый. Макс тоже нёс, что попало, – о том, что на новогодних каникулах ездил осматривать концлагерь и ему там не понравилось, что баба его отца совсем крышей поехала на религиозной почве. Что Спирит, которого Макс почему-то всё время называл «его готическое высочество», поругался с их школьной администрацией из-за того, что те не дали ему вывесить какие-то фотки из концлагеря. И, доказывая свою правоту, во время какого-то торжественного мероприятия на двадцать третье февраля (знаю я эти мероприятия), когда собралась толпа всяких там представителей и прочих серьёзных мудаков, в актовом зале их пижонской гимназии вместо то ли гимна, то ли ещё какой патриотической мелодии Спирит включил «Хорст Вессель» – то есть гимн Третьего рейха.
– Самое прикольное, ты прикинь, некоторые даже встали с таким серьёзным видом, ой, это была корка корочная! Пока до них дошло, что что-то не так, пока рванулись выключать! А там дисковод, кнопки, розетка – всё суперклеем залито и изолентой замотано! Короче, прослушали они и «Хорст Вессель», и даже кусок гитлеровской речи, пока кто-то шнур не перерезал. Спирита выгнать хотели. Но учиться меньше полугода, поэтому он просто в школу не ходит!
– Прикольно, – одобрил я план. Надо же, какая оригинальная и тонкая идея! Я, помнится, подменил однажды на первое сентября кассету со всякими там «Учат в школе, учат в школе, учат в школе» на кассету с «Красной плесенью» и тоже залил клеем и замотал скотчем, правда, не посмотрел, что сзади шнур отсоединяется от самого магнитофона, так что праздник жизни закончился довольно быстро. Вот же, а кучерявый, может, не такой уж и мудак.
– Ну так! Можно говорить что угодно, но это не я, это они фашисты.
– Да сволочи они все до единого, все эти хуесосы с понтами, которые на такие мероприятия прикатывают! Я всегда стараюсь что-нибудь к такому моменту подготовить. Потому что нех… нечего из себя тут изображать самых озабоченных. Всё остальное время им всем плевать. На всё. И на нас, и на женщин, и на Великую Победу, – я притянул Макса к себе, он положил голову мне на плечо. Свет, весенний свет падал ему на лицо и казалось, оно само светилось.
Однажды давно, ещё в детстве, может, даже ещё до школы, я был в каком-то помещении. Не помню, что это было... Помню огромные залы, мраморные лестницы, зеркала, в которых я не сразу мог найти себя. Так вот, там была картина на стекле, потом я узнал, что это называется «витраж». На нём был изображён то ли ангел, то ли святой, то ли что-то в этом роде. Не по-нормальному, а так, как на иконах их рисуют. Что я точно помню – был конец зимы. И вдруг выглянуло солнце, которого не было несколько дней, и витраж засветился. Я стоял и смотрел на эту узкую, не похожую на человека фигуру, и не мог отвести глаз. Что это было за место – точно не помню. Может, музей. Но вот этот свет… Макс был живым и тёплым, и совершенно реальным – я видел поры на его лице и микроскопические волоски, и маленько шелушащееся пятнышко зажившего прыщика на лбу, и всё равно, он светился, как витраж, и мне казалось, он достался мне по ошибке.
