Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
Я никогда не сбегал – а куда бежать? Даже в самом начале сразу понял – я здесь надолго. Тогда показалось – навсегда.
Сейчас я те дни уже плохо помню. Даже странным сейчас кажется, что когда-то меня били и за «шестёрку» старшие пацаны держали. Ну, ничего, я быстро, как этот пушкинский Онегин, уважать себя заставил.*
Помню вот хорошо, как первый раз зашёл в общую спальню. Мне ткнули на кровать рядом с дверью (самое чмошное место), сказали – твоя. И тумбочка со сломанным ящиком. Я посмотрел на кровать – она была такая же, как у всех, заправленная каким-то серо-зелёным покрывалом, только в углу пятно. И я как-то сразу понял, что нихуя это не моя кровать. И поменяю я её в ближайшее время. Но потом, после отбоя, я был такой заезженный, что упал и отрубился. А проснулся от того, что меня скинули с кровати.
Драка была жестокой и досталось в ней всем. Я уже тогда был сильным и из драк не вылезал, но в темноте, да толком не проснувшись, да ещё кровати всё время мешались… В какой-то момент я нащупал рукой какую-то острую щепку, вдруг понял, что это – обломок моей зубной щётки и так озверел, что опрокинул первого попавшегося и ухитрился этим обломком ему кожу раскроить около уха. Так все более-менее молчали, а тут он заорал страшно. Все шарахнулись, те, которые у двери стояли – тоже, кто-то зашёл из дежурных, а там такая картина – бардак, разгром, все мечутся и я душу какого-то мудака окровавленного. Ясен хер, меня тут же отправили в карцер. Но лучше всего я запомнил не карцер – чего там запоминать, и не того мудака, которого я так отрихтовал ловко. Там все бегали, вопили кто про что, и только один человек не встал с кровати. Сидел и смотрел. Когда меня уводили, последнее, что я заметил, – он просто лёг обратно и отвернулся. Это был Рэй.
Ему никогда это не было интересно, ни тогда, ни потом. Вот и сегодня он пошёл, потому что я сказал. Рэй сильный – почти как Вовчик и, если надо, отметелит без пощады. Но я знаю, что он не чувствует всего этого. Как это круто, какое это охуенное чувство – взять и продавить кого-то до конца и смотреть, пока человек потеряет всю свою борзоту, когда вообще перестанет быть человеком. Когда он смотрит на тебя и готов делать всё, что хочешь, только бы ты перестал. Вот такой у меня разговор с теми, кто не согласен, что я прав.
Кроме Макса. Ему… Он…
Я вышел из комнаты, закрыл дверь. Как бы там оно не это, а за дискотекой присмотреть надо. Я ж, бля, старший, я же, блядь, ответственный.
Пришёл я удачно – Рэй в очередной раз вышел на сцену с гитарой, видимо, опять кто-то медляк попросил.
Слепая ночь легла у ног
И не пускает за порог.
Брожу по дому, как во сне,
Но мне покоя нет нигде…
– Ну, чё тут как? – спросил я Дёму.
– Да ничего. Там из моего класса Лёха с Димкой выходили поговорить, Лёха по морде получил и съебался. Ещё девки какие-то посрались, я не понял из-за чего, но сильно, Рэй даже музыку выключал.
– Ну, это фигня, – я протянул ему третью банку с «джин-тоником», он отхлебнул.
Возьми моё сердце,
Возьми мою душу,
Я так одинок в этот час,
Что хочу умереть…
– Он ёбнулся, такое на дискотеке играть?
– В смысле? – я сообразил, что никто не танцует, даже те, кто вначале пытался. Все стояли и смотрели на сцену.
– Ну, это же ваще, ну, не знаю, это не медляк, это…
Ты умерла в дождливый день
И тени плыли по воде,
Я смерть увидел в первый раз,
Её величие и грязь…
– Да? – ну, вот, честно говоря, не знаю. Вообще-то, вроде как, песней про смерть быть не должно, это же дискотека. Но какая разница? Смерть или «джага-джага»? – Ну, там, вроде как, про любовь. Романтика, – вот тут я сомневался, и вообще, в песнях я не разбираюсь нисколько, ещё в первом классе выяснилось, что ни голоса, ни слуха у меня нет (на уроках музыки мне было велено сидеть с закрытым ртом), но не Дёме же это рассказывать. – Смерть там, кровь-любовь, розы-слёзы. Ромео и Джульетта, все дела. День святого Валентина.
Возьми моё сердце,
Возьми мою душу…
Насчёт музыки Рэю что-то говорить бесполезно, тут он сам всё решает. Попросишь его что-то сыграть – он сыграет, а что у него в голове творится – хрен знает.
Мне некуда деться,
Весь мир я разрушил,
По мне плачет только свеча
На холодной заре…
Я вспомнил день рождения Рэя, как Макс играл на гитаре. Интересно, Рэй эту песню помнит? Как же там, про что же там… Про город голубой… или золотой? Лев, орёл, ещё что-то…
Как же это странно, что вот он был тут, такой весь необыкновенный, а теперь его нет. Исчез, и следов не осталось. Нет, почему же, остались. Вон, гитара у Рэя – помню, как мы за ней с ним бегали, как тогда держались за руки и обнимали друг друга на снегу. Тогда я ещё стремался его поцеловать, долбоёб. Одеколон, который он мне подарил – Игорь иногда им пользуется, и, если утром я чувствую этот запах, смешанный с кофе, мне кажется, что Макс вот-вот появится, как всегда, с недовольным видом сядет рядом, подопрёт лоб ладонью и пожалуется на холод и недосып. Но вещи, запахи, слова – это всё фигня. То, что осталось внутри, в той самой душе – это самое сильное.
Макс остался внутри меня, и всё, что касалось его, было важнее, чем всё, что касалось меня.
Весь остаток дискотеки я сидел в тёмном углу, держал в руке максов кулончик и думал, думал, думал. В один момент со стены свалилось особо большое, аж из четырёх ватманов сделанное сердце, и я вспомнил, как тогда, когда мы бегали за этой самой гитарой для Рэя, Макс нарисовал на своём окне сердечко – только почему-то с обоюдоострой стрелкой. Никогда не видел, чтобы так рисовали.
Градус романтики достиг своего предела и те, кто разбивался на пары, как-то потихоньку сваливали, понятно, зачем. В прошлом году у нас тут, кстати, после этого Валентина аж целых две дуры залетело – из одиннадцатого и из девятого. Ну, у Вовчика-то мозгов презиками пользоваться хватит. А Игорь? Он же, блин… Ещё жениться потом заставят. О, ну надо же, ни его, ни этой его Ани нет! И Люськи с её кавалером нет, и Вовчик смылся. Вообще какая-то малышня осталась, которая и не танцует толком. Их что, я должен спать загонять?
– Так, Дёма, метнись к Рэю, пора сворачивать праздник.
Спохватился я вовремя – через пять минут пришла дежурная и начала возникать, что мы совсем страх потеряли – второй час, как-никак. Ну и чего, завтра всё равно воскресенье. Я посмотрел, чтобы никто нигде не шлялся, и вдруг вспомнил, что забыл в зале пару банок из- под «джин-тоника». Надо их убрать, а то возникать начнут. Если на улице валяется, так ещё ладно, а в помещении – это уже совсем борзота через край. Обойдя зал, я наткнулся на целую кучу банок, бутылок (даже из-под «шампуня», и когда успели!) и ещё кучу всякого мусора, включая эти самые валентинки. Ну, мусор – без меня, ещё я за всеми не убирался!
Снова зазвучала гитара, я обернулся.
Дождь за окном надоел давным давно,
И увидеть блики солнца мне не суждено…
Рэй сидел на огромной колонке, светомузыка уже погасла, я видел его в свете, который падал из-за кулис, и на них тень – Банни.
Бесконечна пытка тишиной,
Тишина смеётся над тобой,
Застывает время на стене,
У часов печали стрелок нет…
Рэй играл медленно, словно вспоминая песню по кусочкам.
Ночь за ночью, день за днём один,
Сам себе слуга и господин,
А года уходят в никуда,
Так течёт в подземный мир,
В подземный мир
Вода…
Мда, тут даже моего понимания хватает – песня явно не дискотечная, да и вообще очень невесёлая. Чего это он? Я завязал пакет с банками-бутылками и подошёл поближе.
Боль, только боль
До конца честна с тобой,
И она бывает сладкой
Но всё чаще – злой…
Банни вышла из-за кулис, прошла по сцене и спрыгнула рядом со мной, забрала пакет.
– Вовчик просил его не возвращаться до двух. Слушай, поговори с ним, он какой-то странный!
– Открыла Америку через форточку, он всегда странный!
