Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗
— Отец, — Коннор отъехал от стола на стуле и засопел, — но…
— Без «но», — четко и обрывисто приказал Хэйтем. — Если ты хочешь оставить себе возможность видеться со мной или с Шэем, то сядешь и напишешь. Если нет…
— Отец! — Коннор воскликнул это так отчаянно, как будто пытался проломить стену лбом. — Если это нужно, я напишу. Под твою диктовку.
— О, это нет, — мистер Кенуэй хмыкнул. — Мне и в голову не придет, что может написать восемнадцатилетний ассасин. Так что вспомнишь все то, что чувствовал вчера — и напишешь. Как сочинение.
— Я помогу, — добавил Шэй, слегка улыбнувшись Коннору. — Мы ведь так уже делали.
— Не сомневался, — усмехнулся Хэйтем. — Остается только надеяться, что это письмо послужит мне достаточным оправданием в том, что погиб тамплиер, член Ордена. Тайны хранить ты умеешь. Не допускай больше сомнительных оговорок — в конце концов, тебе уже не четырнадцать лет. Кстати, Коннор, где «Аквила»?
Парень поглядел на отца внимательно, но ответил:
— В Дэвенпорте. А что?
— Ну, по крайней мере, твоего корабля никто не увидел в доках Бостона рядом с «Морриган», — Хэйтем повернулся к Шэю, и тот послушно отправился за письменными принадлежностями.
Уходя, слышал, как дотошно Хэйтем допытывается, кто мог видеть Коннора в доме, во дворе и на улице, а возвращаясь, услышал, как мистер Кенуэй тем же неприязненным тоном втолковывает сыну:
— …и поменьше пей. Это лишает взгляд внимания, а руку — точности. И уж точно не пей с Фолкнером. И лучше держаться подальше от молодых вдов, танцовщиц и прочих, кто не в состоянии себя защитить, зато легко может выдать.
— Держи, — Шэй положил на стол лист бумаги, не позаботившись о том, чтобы не заляпать ее чаем — в конце концов, чем грязнее и потрепанней будет письмо, тем лучше. И пусть уж это будет естественно. — Кстати, Хэйтем прав. Если ты встретишь кого-то, кто станет тебе дорог, то подставишь этого человека под удар. И тебе придется защищать, а значит — лишний раз рисковать.
— Спасибо, Шэй, — раздраженно откликнулся Коннор. — Сам бы я ни за что не догадался, даже после подробных объяснений отца. Только мне нужно сосредоточиться, чтобы написать. Это… трудно.
— А должно быть легко, — Хэйтем вздохнул. — Если ты не помнишь, когда ты сюда ворвался, то говорил, что ненавидишь нас обоих. И мне показалось, что даже пытался угрожать.
— Это… — Коннор запнулся. — Это не так. Я не хотел и не смог бы, наверное, кому-то из вас навредить. И я не ненавижу… Прости, отец, я сказал это под властью гнева.
Мистер Кенуэй отвернулся и странным тоном произнес:
— Ты очень вырос, Коннор. И в чем-то точно пошел в меня.
Коннор проследил за отцом вопросительно и жадно, но к нему Хэйтем больше не обращался. Шэй почувствовал взгляд и приподнял подбородок, готовясь услышать.
— Шэй, — ровно и твердо проговорил Хэйтем. — К тебе это тоже относится. Я имею в виду то, что ты сегодня же поднимешь паруса и уйдешь из Бостона. Во Францию, в Британию, да хоть к черту на рога — там и то будет безопаснее. Для тебя. И для меня — тоже.
Шэй возмущенно вскинулся. Уехать сейчас? Оставить Орден в тяжелый момент? Оставить Хэйтема в одиночку справляться со всем, что на него в одночасье свалилось?!
— Не спорь, — властно перебил мистер Кенуэй, хотя Шэй даже не успел возразить. — Тебе не следует сейчас появляться рядом со мной. И твоей «Морриган» вовсе незачем болтаться в порту. Твоя миссия еще не окончена, и если ты не хочешь унизительно оправдываться и с риском для себя доказывать, что ты торчишь здесь вовсе не потому, что тебя с годами потянуло к Ахиллесу и старым делам.
Шэй и хотел бы поспорить, но аргументы выглядели бы неубедительно, он и сам это понимал. А потому с губ сорвалось только безнадежное:
— Ты сегодня сказал, что я слишком пресытился мирной жизнью. В недобрый час.
Теперь мистер Кормак в глаза любовнику не смотрел. Понимал, что тот прав, но это было одним из самых потаенных страхов — не иметь возможности повлиять или хотя бы просто знать, что происходит. Бессилие будет убивать больше всего остального.
Шэй с тоской взглянул в окно. День действительно наступил жаркий, рубаха давно просохла, а вот волосы были еще немного влажными. Но легкие беседы, что велись полутора часами ранее, простые и приятные мечты сейчас были так же далеко, как американские колонии от Франции. Казалось, они находились в разных мирах.
Шэй слышал, как скрипнул стул, раздались шаги, но поднять голову в себе сил не находил. Дернулся только, когда почувствовал, что плечи — поверх тонкой рубахи — обнимают горячие ладони.
Коннор резко уткнулся в чистый лист, посопел и наконец заскрипел пером. Он писал размашисто и с сильным нажимом, а оттого звук был похож на взмахи клинка. Шэй не стал за ним наблюдать, повернулся к Хэйтему и постарался улыбнуться, но вышло не слишком:
— Я выжду приличествующий год «траура» — и вернусь.
— Только по моему письму, — не терпящим возражений тоном отозвался мистер Кенуэй, но ладони его сжались крепче. — Шэй, я выходил из множества передряг, и не всегда они были… однозначными, так что врагов у меня хватает.
— Слабое утешение, — заметил Шэй, а потом резко развернулся. — Мне предстоит уехать сегодня? Не дожидаясь вечера?
— Счет идет на часы, — Хэйтем кивнул, но объятий не разрывал, хотя это становилось неприличным. Одно дело — проявить поддержку в нужный момент, а другое — обниматься на глазах у сына. — Я не знаю, с какой скоростью весть о гибели Джонсона долетит до… заинтересованных лиц. Надеюсь, Коннор ехал сюда быстро, потому что мне жизненно важно предъявить письмо раньше, чем мне зададут первые вопросы. Но предъявить письмо я смогу только тогда, когда буду уверен, что вы оба покинули Бостон.
— Тогда мне пора, — с сожалением выдохнул Шэй. — Мне еще нужно уложить вещи, забрать Гиста от его вышивальщицы и команду собрать… По возможности, старую и проверенную.
— Я закончил, — раздался несколько неуверенный голос Коннора.
Хэйтем на миг сжал пальцы, прежде чем отстранился и шагнул к столу, выдергивая из-под руки отпрыска лист.
— Чернила же не высохли, — запротестовал Коннор. — Размажутся.
— И это тоже неплохо, — рассеянно отозвался Хэйтем, поглощенный письмом. — Ну что ж… Достаточно… экспрессивно. Да еще и бумагу прорвал. Если бы я получил подобное… послание, так скажем… во всех смыслах… немедленно бы преисполнился желания уничтожить то, что сам породил. Неужели это именно то, что ты думал вчера?!
— Нет, — Коннор опустил глаза. — Примерно наполовину. Еще то, что думает Фолкнер про тамплиеров. И немного — один мой приятель, но уже не про тамплиеров, а про англичан.
— Серьезный подход, — фыркнул Шэй и вопросительно поглядел на любовника. — Позволь, я прочту?
— Читай, — Хэйтем протянул ему бумагу. — Прошу отметить, что определение «выродок» не вполне ко мне подходит. Я родился в приличной семье. Почти.
— Неплохо, неплохо, — Шэй даже слегка пришел в себя, читая гневные строки. — Полагаю, что мистер Ли непременно бы сказал тебе, Хэйтем, что ты, конечно, пытался вырастить из дикаря человека, но… не удалось.
— Всегда знал, что он мерзавец, — подал голос Коннор.
— Начинается, — шикнул на него отец. — Мистер Ли не сделал тебе ничего плохого, оставь его в покое!
— Если ты доволен мной, отец… — Коннор даже спорить не стал, — то, может, скажешь, как я могу связаться с тобой? Конечно, я всегда могу проникнуть в дом незамеченным, но ведь это риск…
— Пока не знаю, — отрезал мистер Кенуэй, но в его голосе не было суровости, только задумчивость. — Слишком многое поставлено на карту. Слишком непредсказуемо могут развернуться события. Я сам тебя разыщу. А теперь уходи. И помни, Коннор, на тебя будут охотиться. Шэй тебя научил всяким глупостям, а я скажу так: ты больше сумеешь сделать для ассасинов живой, а не мертвый. За тобой будут охотиться, а потому забудь про милосердие. Если ты позволишь жалости взять верх, то тебе в спину прилетит пуля — и ее некому будет остановить. Береги себя, Коннор… Мы больше не сможем тебе помочь.
