Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
– А мне кажется, ты женишься. Ты же хочешь, чтобы всё было прилично, шито-крыто… Будет у тебя жена такая вся из себя – зашуганная и построенная, дети, которые тебя будут бояться до ужаса… А сам ты будешь каким-нибудь ментовским начальником и втихаря домогаться до подчинённых или военным – всякие там сборы, командировки, солдатики-срочники… Хотя, может, к тому времени и армию отменят, вот ты обломаешься с дедовщиной!
– Да пошёл ты…
Он не лежит спокойно, вертится у меня в руках, тёплый, сильный, гладкий, кто бы знал, какое это наслаждение, какой чистый кайф, лежать и вот так обнимать другого человека! Я раньше не знал. И представить не мог. Девушек не хотелось. Пидоров противно. Парней нельзя. А Макс… С ним всё правильно, всё, как надо, кожа к коже, его запах, его вкус, его голос, когда он говорит мне всякие гадости – обожает он это дело, вот непременно ему надо меня как-нибудь обозвать. А мне сказать, чтобы он заткнулся, слушая его рассуждения и пошлые шутки, я хочу слушать их до бесконечности.
А ещё лежать тут, в темноте, на сдвинутых кроватях с продавленными сетками. И обнимать друг друга, кусать, целовать, облизывать всего, целиком… И он меня тоже, часто дыша и ругаясь. Я хочу, чтобы он оставлял на мне синяки. Это сложно, но Макс старается…
– Стас, ты что, мазохист?
– Нет… Просто нравится так… Только, блядь, смотри, чтобы за воротник не вылезало!
И нам хорошо. Я чувствую, что ему хорошо, когда он трясётся и всхлипывает, кончая, вжимаясь в меня, и потом лежит рядом, прижимаясь ко мне так близко, что я чувствую его короткие ресницы у себя на лице.
Я ушёл под утро, даже не по карнизу. Всё равно все спят. И Макс тоже спал, когда я ушёл. Еле оторвался от него, спящего, такого красивого и тёплого.
Сегодня последний день. Попробуйте проглотить что-то типа репейника. Попробуйте схватить стекловату. Наступите со всего размаху в конце ноября в яму с жидкой канализационной грязью. Вот так это – последний день. Никогда не чувствовал себя так погано, никогда так не тянуло внизу живота и не сохло противно во рту.
Последний день.
Сегодня суббота. Четыре урока, с которых я свалил. Ничего особенного – иногда можно. Макс вообще на уроки не пошёл, всё собирал вещи. Только у него это больше похоже на игру «найди одной вещи десять любых мест, кроме чемодана».
– Так, блин, ну, куда мне это? А это? Почему не влезает?
– Ну, кто так складывает? Ты же по жизни куда-то ездишь, как ты чемодан собираешь?
– Ааа… – он махнул рукой, – раньше отец собирал, теперь, обычно, Спирит. Что-то куда-то уложить для меня, по жизни, проблема, ты бы мой шкаф видел, оттуда постоянно всё вываливается. Я уже молчу о том, сколько я всего вечно теряю!
– Это потому, что ты лошандрик. Чё ты их в трубку скатал, берешь вот так, складываешь, раз- раз, и вот, в два раза меньше места занимают…
– А это куда? Мне же потом ещё отец привозил вещи…
– Сложи их стопкой, а я сейчас найду тебе сумку какую-нибудь старую в кладовке…
Только утро. Ещё полно времени. Ещё полно.
И я захожу в комнату, где он с рассеянным видом сидит среди раскиданной одежды, листая какую-то книгу. И смотрю, как горит стекло, покрытое инеем, из которого исчез вырезанный из журнала квадратик с каким-то уродом. А я так и не запомнил, кто это. Какой-то певец, вроде.
– Я музыку включу, ты не против?
– Да включай, что…
Музыка играет тихо, что-то нерусское, Макс подпевает. На нём джинсы – не те, в которых он был на дискотеке, а обычные, чёрные. И вчерашний тёмно-красный свитер.
– Не надо так смотреть… Я знаю, ты меня ненавидишь.
– Если бы я тебя ненавидел, я бы тут с тобой не сидел. Дебил.
– Я бы ненавидел, если бы ты вот так уезжал… В смысле, я имею в виду, я – на твоём месте, а ты – на моём, а не… Ну, короче… Понимаешь?
Понимаю. Я пытаюсь злиться, глядя на него, думаю: «Ах ты, сука, уезжаешь, чёртов мажор, ёбаный пидор, ну и езжай, и никому ты тут нахуй не нужен, не ты первый, не ты последний.» Но почему-то не получается. Макс сидит на полу, кривой стопкой складывая свои футболки, а мне хочется взять их и уткнуться в них лицом.
Я его точно буду ненавидеть, но это будет завтра, нескоро. А сейчас у нас полно времени, ведь ещё вон сколько… Ёпт, обед через полчаса!
– А сейчас, – он порылся и достал … фотик? – А сейчас я запечатлею своё пребывание здесь!
– У тебя есть фотик?
– Ага, Спирит привёз.
– А почему раньше не достал?
– И долго бы он прожил? Ты у меня на глазах переломал кучу всего, ты разломал мою фирменную ручку…
– Мне нужна была металлическая трубочка!
– Да иди ты!... Про других я вообще молчу! Я бы остался без фотика, это стопроцентно, потому что ты не удержался бы и полез посмотреть, как он устроен!
– Да знаю я, как он устроен… Сколько там кадров?
– Балда, это цифровик! Ну-ка, встань вот так и лицо сделай поприветливей… Нет, лучше не надо!
Он ходил с этим своим фотиком по всему интернату. Фоткал меня, Вовчика, Игоря, Банни, просил его сфотать на фоне всякой хуйни, как будто есть что-то интересное в фотках нашего сортира или коридора. Оказывается, цифровым фотиком можно щёлкать бесконечно почти и не бояться запороть кадр.
– Игорь, сфоткай нас вдвоём!
Времени ещё полно. Можно быстро поесть в столовке – Макс даже не глядит на суп, ест одни тефтельки.
– Завтра в это же время я уже буду есть нормальную домашнюю еду! Елена Матвеевна наверняка приготовит что-нибудь вкусное, и из кафе можно будет заказать… Ммм, я, наверное, обожрусь, как свинья!
Завтра в это же время Макса уже не будет, он не будет сидеть напротив, рисуя по краю тарелки подливой решёточку, выковыривая сухофрукты из компота и рассматривая их на предмет червей.
– Стас, раскуси мне косточку, – просит Банни. Да легко, зубы у меня крепкие, сколько раз били по ним и ни одного не выбили, а сверлили только один раз и то молочный… Фу, как вспомню, так вздрогну. Банни очень любит эти «орешки» – едко-сладкие, со странным запахом.
– В них, между прочим, синильная кислота, – с умным видом заявляет Макс, вылавливает косточку из своего компота, тщательно облизывает и выцеливает ей в чью-то задницу.
– В яблочко!
Завтра, в это же время, его уже здесь не будет… Но какое завтра? Сейчас нет никакого завтра, до завтра ещё дохуя времени…
– А ещё можно видео снять, – мы у него в комнате, я сижу на кровати и тупо смотрю. Вещей становится всё меньше, в чемодане и потрёпанной сумке с разболтанной молнией и зелёной ниткой подшитой ручкой исчезают его яркие футболки, тёмно-синие сланцы, в которых он ходил в душ, огромное зелёное полотенце, пакет с тетрадями, кожаные кроссовки, которые мне малы… Да, нога у него меньше, чем у меня, на размер, а главное – уже, пальцы плотно прижаты друг к другу, и если лизнуть между большим и указательным… блядь, о чём я думаю! – Правда, качество будет никакое, да и свет…
Да, об этом. Чё тут жаться, как девка в мужской бане…
– Блядь, Макс, ты что, губы красишь?!
– Это гигиеническая помада. Что ты так смотришь?
– А почему я раньше этого не замечал? – слово «пидорас» вертелось у меня на языке. Нет, он меня реально выбешивает иногда!
– Ну, наверное, потому что, – он сидит «по-турецки», смотрит на меня нагло, – потому что я знал, что ты психанёшь. Хотя, что тут особенного? Это специальная мужская помада, без блеска, моментально впитывается, заживляет ранки и трещинки… А мне, извини, то лицо разобьют, то ты перестараешься, – он провёл языком по нижней губе, – и знаешь, тебе бы тоже не мешало, кстати.
– Что? А не охуел ли ты часом?
– У тебя губы, как наждак, и шелушатся страшно… А ещё ты откусываешь эти кусочки и жуёшь…
– С чего ты взял?! – блядь, ну есть у меня такая дурная привычка.
– А я, – он кинул пидорскую помаду куда-то, встал и резко присел рядом, – на твои губы всё время смотрел, давно уже, ещё на каникулах, всё время…
– Долбоёб ты… – я прижал его, целуя, слизывая эту дурацкую хрень, обкусывая ему губы, вжимая в себя, впуская его язык в себя. Сволочь, какая же ты сволочь, Макс, я не удержу тебя в руках – как свет, как песок, как снежинку на ладони, ту самую, которая одна такая в мире, хуй знает, кто это проверял.
