Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
Я знаю, что он любит целоваться и целовать. И я тоже, как выясняется. Я целовал его всего, за все те дни, когда тупил и смотрел на него издали, но перед смертью не надышишься, впрок не нацелуешься.
Три, два…
Я забил на тренировки. Я на всё забил, у меня домашки несданной целая куча. Я нихрена не записываю на уроках. На уроках я держу Макса за руку под партой. Держу, грею его руки, которые после болезни постоянно холодные. И слышу его шёпот: «Ну-ка, легче, ты мне сейчас все пальцы переломаешь!»
Когда он шепчет мне в ухо, у меня такие мурашки, как будто наждаком по коже.
Я торчу у него всю ночь. Даже без всего. Он лежит, дремлет, я лежу рядом. Не сплю. Слушаю, как он дышит. Глажу немного отросшие чёрные волосы. Уедет – устроит себе на голове какое-нибудь очередное блядство, конечно. Он вертится, утыкается в меня кончиком носа, а тот ледяной. Почему он так мёрзнет в последнее время? Говорил, что здесь впервые за лет шесть, а то и семь, заболел. А до этого так же и по холоду без шапки бегал всю зиму, и мороженое на улице в декабре жрал, и в снег с головой нырял. Ну, конечно – море, витамины, прививки всякие… И всё равно разболелся. «В детстве болеть классно! Лежишь себе в постельке, все вокруг тебя бегают, что хочешь можно выпросить! Я очень редко болел, так для меня это просто праздник был. А теперь только паршиво себя чувствуешь и всё.»
– Ну, чё, Макс, уезжаешь?
– Да.
– Ну, пиздуй, без тебя тут воздух чище будет!
Ага, будет.
– Макс, а проставиться перед отъездом?
– С чего бы?
– Да ладно тебе, чё ты? Мы тут к тебе по-хорошему…
– Вы ко мне по-хорошему?
– Да ты, блядь, не знаешь, как оно по-плохому! Вон, у Сатаны спроси, как по-плохому… Он умеет…
Я умею.
– Ну и как же ты умеешь по-плохому?
– Тебе лучше не знать.
– Зато я знаю, как ты умеешь по-хорошему… Будешь мне звонить?
– Нет.
– А писать?
– Нет.
– Ну, хочешь, я буду тебе писать? Хочешь? Каждые три… Два дня?
– Нет, – у нас тут полно тех, кто писем ждёт из дома. Сидят, такие, каждый раз, как почту привозят, глядят с надеждой… Тьфу, смотреть противно. Я никогда ни писем не ждал, ни звонков, ни того, что кто-то приедет. – Нахуя?
– Ну…
– Баранки гну! – мы сидим у него, Макс копается в своих вещах, что-то раскладывая, – бардак у него страшный. Я верчу в руках флакон с его туалетной водой. Интересный – круглый, широкие полоски – чёрные, узкие – прозрачные, серебристые. Хрен пойми, как называется…
– Райв Гауч… Или Гауш..
– Рив Гош! Это по-французски… Нравится запах? Мне тоже. Не люблю сильно свежие такие, типа, «солнце, воздух и вода», это для пляжных блондинов…
Блядь, Макс, ну, что ты несёшь! Открываю флакон, нюхаю. Странный запах, конечно.
– А другой?
– Какой другой? – он отвлёкся, посмотрел на меня.
– Который по-другому пахнет, такой… – я покрутил рукой в воздухе, – холодный.
– Ну, блин, у тебя и обоняние, я его раза три и использовал! – Макс достал другой флакон, попроще. Изогнутый, голубенький такой, с синей крышкой. – Знаешь, а ну-ка…
И пшикнул в меня, я аж чихнул.
– Ёбнулся, что ли? А если в глаз?
– Ой, да не ной! Нравится запах? Забирай.
– А?
– Забирай-забирай. Он слишком холодный для такого горячего парня, как я. А тебе в самый раз, мне вообще он каким-то металлом отдаёт… Это мне подарил кто-то… Мой тебе совет: не дари людям парфюмерию, ошибиться – как нефиг делать… Мне однажды отцовская любовница презентовала какой-то одеколон, мало того, что он был для сорокалетних мужиков, так ещё и пах каким-то вареньем сладко-пресладко. Да, это тоже можешь забрать, – он протянул здоровый квадратный флакон, – если надо, я туда коньяк наливал. Надо?
– Давай. И ботинки свои давай с тайниками…
– А не охуел ли ты часом?
– Давай-давай, мне нужнее!
Макс копается, бормочет себе под нос, что вещей стало в два раза больше, и вообще – нахуя ж он столько всего взял. Он снял рубашку, сейчас в свитере, теперь тёмно-красном, под горло. Ну, ещё бы, там всё чуть ли не до подбородка в пятнах, синяках, укусах, засосах… У меня тоже найдётся, но не на шее, конечно. В душ с парнями мне теперь долго не ходить, да и похуй.
– А это? – он достаёт ножик, который я тогда выиграл. Эх, не смог удержаться, от холодняка меня тащит просто безумно, хоть и знаю, что может быть. Нож красивый, сука… У Банни хранить? Или где-нибудь спрятать?
– Можно я возьму себе на память?
– Бери.
А он вдруг сел на пол, уронил то, что в руках держал, и за голову схватился. Я аж с кровати свалился.
– Макс, Макс, что? Плохо? Больно?!
– Да нет, – он лицо поднял, у него ни слёз не было, ничего, – просто… Я домой хочу, понимаешь? Я не такой мутант, как ты, я не могу здесь… Не могу!!!
– Ну, чего ты начал, – меня затошнило, как будто шампуня проглотил, – ну, уедешь ты уже послезавтра. Завтра день и всё… И всё, утром ты уедешь.
– Да… Прости меня?
– Ёбнулся, что ли, да за что?! Ты мне ничего не обязан. И не проси прощения никогда! Это для слабаков! Я вот никогда не извиняюсь. Ты же ни в чём не виноват. Не виноват, усёк!
– Да… Да… Слушай, ты можешь сейчас уйти ненадолго? Просто выйди и всё, хорошо?
– Нет, ну а что опять?
– Прошу, выйди и всё!
Ну, я всё-таки вышел. Унёс к себе этот флакон, который он мне подарил («Питон» – охрененное название, конечно). Будет у меня храниться. У меня, мой. Большой отдам… ну, не знаю, Банни – она жалуется, что ей иногда не спится, а алкоголь хорошо помогает, особенно если в нём димедрола несколько таблеток растворить – отличное снотворное, правда, утром никакой, и поэтому я предпочитаю не спать.
А потом я натянул свитер и по карнизу дошёл до окна Максовой комнаты. И прислушивался, прислушивался, но так нихрена и не услышал. Может, показалось. С чего бы ему вдруг плакать, в самом-то деле.
И действительно, на ужин он пришёл спокойно, в очередной раз обругал наших поваров, вылил себе в тарелку с макаронами кучу кетчупа. А после ужина мы ушли к нему.
– Ты сколько раз за ночь можешь? Ну, кончить?
– Не считал… А ты?
– Ну, раз пять точно могу… Но это если я не уставший и трезвый… Я могу долго держаться… Только потом такое чувство, что меня потрошили. Да я вообще мог бы этим деньги зарабатывать!
– Фу, что ты такое несёшь! – мы лежали рядом, он как-то устроился на моей руке.
– Чушь прекрасную несу! Ну, а что, вот оставит отец меня без денег, а никаких особых талантов у меня нет, так хоть на панели заработаю… Эй, не надо меня душить! Шучу, не останусь я без денег, у меня есть свой счёт в банке, своя хата… Только я получу всё это после восемнадцати, а деньги со счёта – всю сумму – смогу снять только после двадцати одного года, но там проценты каждый месяц неплохие, это по условиям развода с матерью мне досталось.
– Это почему так?
– Ну, она, вроде, боялась, что отец снова женится, заведёт ребёнка и, типа, новая жена будет меня притеснять… Ага, конечно. Меня.
– А ведь да, – я гладил его свободной рукой по спине, по пояснице, рука сама сползала ниже и ниже. Хочу его. Очень хочу. – Ведь твой отец давно знает. Если ему так наследник нужен, женился бы снова или он у тебя сильно старый?
– Да нет, не в этом дело… Просто он от чего-то лечился лет десять назад… Короче, у него не может быть детей вообще, никаким способом. Что-то там – всё, не работает. А ты думал, – он перевернулся, я отчётливо мог видеть его лицо и улыбку – злую и нерадостную, – чего папочка так психует? Я его единственный наследник. Он мне знаешь, что однажды сказал? Я, мол, ему должен непременно внука родить. Вот непременно, понимаешь! И лучше прямо сейчас, пока я ещё не подцепил себе какой-нибудь вирус и не сторчался. Клёво, да? Вот поэтому многие и ненавидят геев. Люди же должны продолжать род…
– Никому мы не должны, – я обнял его, прижимая к себе, целуя в темноте его лицо куда попало, – никому мы ничего не должны. Нас не спрашивали ни о чём… Ну, вот мой отец, ну и что? Где он? Кто он? Ну, вот родился я, какой в этом смысл?
