Дело всей жизни (СИ) - "Веллет" (читаем книги TXT) 📗

Хэйтем стянул треуголку, устроил ее на столешнице и откинул плащ, усевшись более раскованно. Протянул с сожалением:

— Даже жаль, что я не курю, — и, не дожидаясь новых расспросов, педантично начал объяснять. — Я воспользовался «особым отрядом» Чарльза. Господи, ну и отребье! Чарльз был прав, это похоже на крысиное гнездо. Но где одни крысы — там и другие, и мне удалось окольными путями выяснить, что Коннор жив и относительно цел. Я бы предпочел, чтобы он соблюдал постельный режим, но вместо этого он пьет в скверной таверне. Надеюсь, это хотя бы работает как обезболивающее. Вместе с этим мне невольно удалось узнать имя одного из его… «коллег», так скажем. Того, которого ты нелестно прозвал «мясником». Это Стефан Шафо, канадец, владелец таверны. В Бостоне — довольно известная личность со скверной репутацией. Таверна, кстати, не лучше. Этот Шафо столько раз сидел в каталажке за драки и пьяные выходки, что остается только диву даваться, как он держит свое дело на плаву. Пару недель назад к нему как раз пришли сборщики налогов взимать задолженность, но — вот удивительная незадача — денег у него не оказалось, а потому он начал с солдатами драку прямо на улице. Говорят, что за него вмешался сам дьявол с топором и вилами. Не знаю насчет вил, а вот топорик подходящий, кажется, знаю. Но самое любопытное в этом Шафо — не то, что он, повар из Канады, влился в в ряды Патриотов. Самое любопытное — то, что три года назад Чарльз уже использовал его. Правда, втемную, когда готовил акцию «бостонской резни». Нам повар уже послужил, настал черед ассасинов.

— А где Коннор сейчас? — уточнил Шэй. — В таверне?

— М… Не знаю, — не слишком уверенно отозвался мистер Кенуэй. — Сегодня днем его там уже не было, но я надеюсь, что он сдержит слово и вернется сюда. Как раз сегодняшний день я употребил на то, чтобы узнать побольше о…

Оконная рама стукнула, и за ней раздалось шуршание. Хэйтем немедленно прервал сам себя и громко, но ни к кому не обращаясь, произнес:

— Что-то сквозит, и кошки уж слишком громко гуляют по крыше. А может, это соглядатай от тайного общества? Да нет, вздор какой-то.

— Это я, — сердито раздалось из окна. — Ты же сам говорил, чтобы я приходил сюда тайно. А мне еще немного… неудобно подтягиваться.

— А я тебе говорил, что лучше бы ты лежал в постели и не тревожил рану, — холодно бросил мистер Кенуэй, но поднялся и руку подал. — Но тебе, конечно, важнее… судя по запаху сивухи — расслабиться. Можно подумать, мы бы тебе не налили.

— Мне надо было узнать, что со всеми все хорошо, — независимо бросил Коннор, хотя за руку отца ухватился и с его помощью ввалился в комнату. — И я все узнал. Про нас и в газетах написали!

— Какая радость, — язвительно протянул мистер Кенуэй. — А как же «мы действуем во мраке»?

— Так получилось, — окончательно рассердился Коннор. — Шэй, хоть ты ему скажи!

Мистер Кормак усмехнулся:

— В чем-то твой отец прав. Если тебе хотелось, чтобы про тебя писали в газетах, то лучше бы ты избрал другую карьеру.

Коннор и на него глянул сумрачно:

— Мне не хочется, чтобы писали про меня. Мне хочется, чтобы мы — все — могли сделать что-то такое, что замолчать уже не удастся.

Хэйтем деланно-одобрительно кивнул:

— А теперь и не удастся. Кучка кретинов в Конгрессе начнет горланить еще громче, а король Георг усовестится от этих речей, станет либералом, поддержит партию вигов и принесет прилюдное покаяние.

— Король Георг узнает, что в колониях есть люди, которые способны противостоять его тирании! — яростно воскликнул Коннор.

Хэйтем не выдержал. Отступил в сторону, чтобы не отвесить отпрыску затрещину, и ограничился тем, что пнул ни в чем не повинный стул.

— Король Георг должен испугаться нескольких бандитов? — в голосе Хэйтема даже зазвучали открытые эмоции. — Король Георг борется за торжество тори, а таких, как ты, вешал десятками!

— Думаю, время покажет, — хмыкнул Шэй, разом прекращая очередную ссору. — Пока о прилюдном покаянии в газетах не писали, но ведь и Бостон пока не бомбят?

Коннор, очевидно, несколько растерялся и пытливо поглядел на Шэя:

— А что такое тори?

Хэйтем заметно скрипнул зубами:

— Мистер Кенуэй, ваше знание политической обстановки просто греет мне душу. Тори — это консервативная партия Британии. Или для вас вся Британия — это как вражеское племя?

Юный мистер Кенуэй свел брови:

— Я обязательно узнаю все про тори. И про других, если есть.

Хэйтем участливо объяснил:

— Тори — это как ононтакехака, Люди Холма. Сердитые такие. А виги — как тускарора, не хотят воевать, хотят договариваться.

Шэю на миг показалось, что Коннор сейчас зашипит и бросится в бой, а потому мистер Кормак бесстрашно встал между противниками и строго проговорил:

— Если вы подеретесь, то мне придется вас разнимать. А если мне придется вас разнимать, то мне достанется от вас вдвойне. Я этого не заслужил.

Коннор гордо вскинул подбородок и сложил руки на груди:

— Можешь издеваться, отец. Мне все равно, я свое дело правильно сделал.

— Где уж мне судить, — фыркнул Хэйтем. — Тебе с высоты твоего опыта куда виднее, чем мне, презренному тамплиеру.

Шэй понял, что еще несколько слов — и схватка станет вполне реальной возможностью, а потому вклинился снова:

— Сегодня Сочельник. Если хотите набить друг другу лица, то сделайте это сейчас, а потом мы все дружно попросим друг у друга прощения.

Неожиданно Коннор перестал пыхтеть и вполне ровно произнес:

— А! Спасибо, что напомнил, Шэй. Насчет набитых лиц! Мне вчера птичьей почтой прилетела записка. Фолкнер пишет, что готов перегнать «Аквилу» в порт Бостона. Как ты думаешь, это достаточно безопасно?

— Думаю, да… — капитан Кормак немного поразмыслил. — По крайней мере, так гораздо безопаснее для Фолкнера, иначе Гист ему снова морду набьет. Я ведь все правильно понял?

— Не знаю, насколько правильно… — Коннор замялся. — Фолкнер утверждает, что одержал победу, но, по мне, так он уж слишком сильно хвастается.

Хэйтем раздраженно шагнул к окну, громко его захлопнул и мрачно бросил:

— Если я от всего этого не сойду с ума, буду считать, что мне повезло.

— Темнеет, — Коннор машинально поглядел в окно, а потом перевел взгляд. — Отец, ты позвал меня отметить Рождество с вами… И я отказался от того, чтобы встретить его на «Аквиле», и от того, чтобы отмечать с друзьями. И я принес вам с Шэем подарок. Один на двоих, но ведь… Это ведь неважно, правда?

Шэй немедленно поймал взгляд Хэйтема и удивился тому, какая в серых глазах плескалась боль. Мистер Кенуэй сразу сбавил тон и проговорил спокойно, почти мягко:

— Это было вовсе не нужно, Коннор. Но если тебе хотелось сделать приятное, то, конечно, не имеет никакого значения, вместе или по отдельности.

Коннор завозился, и Шэй видел, как тот болезненно сжимает губы, когда приходится действовать раненой рукой. Из поясной сумки Коннор вытащил крошечный мешочек. Посомневался, кому отдать, но все-таки протянул отцу и совсем тихо сказал:

— Я был на «Октавиусе», корабле квартирмейстера капитана Кидда. Он совсем не изменился, холод сохранил его. Но перед тем, как корабль отправился ко дну и весь экипаж обрел покой, я забрал оттуда шкатулку. В ней было… то, что искал я. Но было и то, что, может, будет важно вам. Это… Это ваше, возьмите.

Хэйтем неуверенно протянул руку и принял из рук сына мешочек. Шэй шагнул ближе и глянул поверх его плеча. Мешочек выглядел вполне современным, но более внимательный взгляд подсказывал, что ему много десятков лет — слишком необычным было плетение, слишком сильно истерлась ткань. Хэйтем раскрыл руку и высыпал содержимое на ладонь. В неярком свете свечей тускло блеснул знакомый символ…

Крест. Тамплиерский крест старинной работы. Даже Шэй сразу понял, что возраст находки измеряется веками, а не десятилетиями.

— Там внутри выбито… — запнулся Коннор. — «Гуго де Пейн.* Да направит нас…». А дальше либо не было, либо стерто.