Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад (книги серии онлайн txt) 📗
- Тихо! – приказал Хуан, сурово схватив ее. – Не смейте давать мне пощечины. От кабальеро у меня нет ничего, кроме одежды. Вы бы очень пострадали…
- В вас только насилие и жестокость. Оставьте меня!
- Конечно… оставлю вас… Меня не интересуют ваши чувства. Ренато несказанно повезло, что вы его любите. Я лишь прозрачно намекну, что не надо плевать в колодец из которого будешь пить, чтобы он не вставал на моем пути.
- Вы не будете его преследовать! Я буду мешать вам всеми способами! Буду бороться всем оружием!
- Будьте осторожны, чтобы они не обернулись против вашего Ренато…
- Он не мой и никогда им не будет! – воскликнула Моника в откровенном отчаянии. – Но вы не сделаете того, что намереваетесь, не увезете Айме из дома, потому что я способна убить вас!
Хуан снова взял ее за руки, крепко сжав их в своих сильных и широких руках, и смотрел на нее секунду, чувствуя в ней впервые женщину, в то время как на его лице отразилось что-то наподобие улыбки:
- Таким образом понятно: вы любите Ренато… Из-за него готовы угрожать мне смертью. Не думал, что вы способны на такое. В вас есть мужество, чтобы убить этими мягкими белыми руками, на которых ногти, как когти, насколько я вижу. Знаете, что вдруг мне показалось любопытным? Без сомнений, вы красивая. Особенно сейчас, извиваясь, как дикая кошка, полностью потеряв облик настоятельницы… Ай, хищница!
Хуан отпустил ее. Моника яростно вонзила в него зубы и убежала, а он, удивленный, останавливал кровь, насмешливо проговорив:
- Демоны со святой!
- Моника, дочка, что стряслось? Что с тобой? Ты устала?
- Да, мама, очень устала…
С усилием Моника, мягко поддерживаемая дрожащими руками матери встала. Они находились в ее спальне, и сеньора Мольнар только что обнаружила ее стоящей на коленях у кровати, со сложенными ладонями и погруженным в них лицом, как будто в обмороке. Она была там уже долгое время с тех пор, как пришла после встречи с Хуаном. Краска стыда прилила к ее щекам, когда мать устремила на нее вопрошающий взор. Голова склонилась с ужасным ощущением, что обвинение Хуана оставило на ней видимый отпечаток… Она подрагивала, сотрясалась и мучилась, думая, что глаза того человека проникли в самую глубь ее души, словно она была перед ним обнаженная и, возможно, она была такая же перед остальными. И ей показалось, что она увидела упрек в усталых, затуманенных слезами глазах матери, печально смотревших на нее, которая пожаловалась:
- Не представляешь, как я мучаюсь, что тебе приходится страдать из-за сестры. Ты, которая могла бы быть счастливой на выбранном тобой пути, ведь ты не бесчувственная… Может быть, я плохо поступила, когда попросила тебя защищать сестру…
- Ты не поступила плохо… Думаю, ей это не надо.
- Что она тебе сказала? Ты говорила с ней?
- Нет; я говорила с Хуаном Дьяволом, который не отказывается от того, что он называет сведением счетов, местью… Уверяет, что Айме любит только его; грубо приказывает мне уйти с дороги… И иногда мне кажется, что этот человек имеет все основания оскорблять меня…
- Он оскорбил тебя?
- Он словно тигр во время брачного периода. Он любит ее… любит, чувствуя, что обстоятельства загнали его в угол и как тигр защищается. Но дело не в этом, мама, он внушает мне не страх… Это… не знаю… не знаю…
- Но ты ведь была решительна, непоколебима. Что он мог тебе сказать такого, чтобы так тебя изменить? Каким образом он мог угрожать?
- Это была не угроза, это была просто ужасная правда.
- И что же он имеет против тебя? У тебя всегда была сила, необходимый моральный авторитет… Твое поведение, достоинство, чистота…
- Моя чистота… - повторила горько Моника.
- Почему ты так говоришь, дочка? Ты меня пугаешь!
- Нет, мама, не волнуйся… Мое тело чисто. До сегодняшнего дня я шла ценой всего, всеми путями чистоты и достоинства; но иногда чувство рождается, словно ядовитое растение, корни которого переплетаются в душе, разлагая ее. Иногда я думаю, что мы должны были далеко сбежать, найти, как я когда-то мечтала, покой… Покой для моей души в глубине монастыря или могилы!
- Что ты говоришь? Почему так изъясняешься?
- Я не должна так говорить, ты права. Я не должна говорить с тобой так… Но этот человек…
- Что происходит с этим человеком? Он плохой, правда? Злодей, стремящийся принести нам несчастье…
- Иногда мне он не кажется плохим. Думаю, он страдает, что он страдал в своей жизни столько, что добровольно убил в своем сердце сострадание и жалость. Думаю, что он любит Айме, и как же любит! По-другому, но также сильно, как и Ренато. Что есть в ее душе и плоти, что она так овладевает сердцами мужчин?
- Но это же ее несчастье! Разве ты не видишь, дочка? Она лишь рабыня своих страстей, безумств. Если ты позволишь ей изменить своему долгу, кто знает, куда она докатится? Меня она не слушает; и у меня нет таких слов, которые смогли бы ее подчинить. Не дай ей совершить безумство; потом будут бесполезны ее слезы… Дочка, я рассчитываю на тебя… Рассчитываю на то, что ты из-за любви к сестре…
- А если бы не из-за любви к сестре? – прервала ее Моника. – Если бы это была другая любовь, которая меня на это толкает?
Моника прямо посмотрела в лицо матери. Словно она столкнулась с собственной совестью, словно показала с ужасом ту кровоточащую рану в глубине души, которую обнаружил Хуан, тем самым обезоружив ее, распиная ее на самом ужасном из сомнений. После долгого молчания прозвучал со слезами голос матери:
- Ведь несчастная любовь сделала тебя такой благородной, дочка, из-за него ты пошла на все жертвы, и борешься лишь для того, чтобы сделать его счастливым, отказав себе во всем, пусть Бог благословит тебя за благородство твоей души! Пусть тебя Бог благословит, дочка, спасая счастье Ренато, ты спасаешь всех, спасаешь ее, безумную и ослепшую; спасаешь меня, поскольку я бы не смогла противостоять такому удару… ты спасаешь и незапятнанное имя твоего отца…
Моника встала, внезапно душевное смятение улеглось, будто новый свет озарил дорогу, будто ей помогала новая сила согласиться на все жертвы, справиться со своей болью и встретиться лицом к лицу со всеми бурями. Затем снова соединив ладони, она упала на колени. Видя это, Каталина спросила ее:
- Дочка, что ты делаешь?
- Я благодарю тебя, мама. Со слезами я просила, чтобы Он меня просветил, и Он послал мне твои слова. В отчаянии я просила указать мне путь, и твоим голосом Он мне подсказал. Теперь я знаю то, что важно, и не буду больше колебаться… Не буду больше сомневаться!
25.
Медленным шагом по мокрой дороге Хуан вернулся домой. Он избегал каменных лестниц, выходящих на широкие галереи в надежде, что за ним никто не наблюдает и проник через узкую дверь в стене, пересекая пустынные внутренние дворики, едва освещенные бледной вспышкой полумесяца, который выглядывал сквозь разорванные облака.
С поразительной точностью он помнил детали того дома, и как стрела, точно попавшая в цель, задержался рядом с полузакрытыми окнами тех роскошных комнат левого крыла, приготовленных для четырех счастливых послесвадебных недель Айме и Ренато.
- Кого ты ждала, Айме? – спросил Хуан, источая горький сарказм.
- Кого я могла ждать, если не тебя?
- Не знаю, я не знаком с соседними владельцами имений в Кампо Реаль…
- Хватит! – гневно взвизгнула Айме. – До каких пор я должна терпеть твои оскорбления?
- Пока не устану оскорблять тебя! Пока мне не надоест говорить это, пока не пропитаешься ненавистью и презрением, которые я приберег для тебя!
- Если бы только ненависть или презрение, то ты бы уже уехал. Есть что-то, что тебя держит, огорчает и притягивает ко мне, хоть ты и не хочешь признавать. Что делает тебя безнадежно моим, как есть что-то, что делает меня безнадежно твоей. Да, Хуан, твоей… хоть ты и говорил раньше, что не хочешь смотреть на меня. Почему? Почему ищешь меня вопреки себе?
