Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад (книги серии онлайн txt) 📗
- Вам когда-нибудь приходило в голову, чего ждет потерпевший кораблекрушение, когда посреди моря хватается за то, что когда-то было его кораблем, а палящее солнце мучает его, пока не сведет с ума, пока лихорадит жажда, а голод утомляет, видя, как вокруг глядят на него свирепые морские твари? Спрашивали ли вы себя, чего он ждет, когда своими слепыми глазами пробегает горизонт, где не проглядывает надежда в виде корабля? Почему он продолжает держаться за дерево порезанными и судорожными пальцами? Почему продолжает глотать горькую воду, которая попадает ему в рот, вместо того, чтобы разжать руки и покончить со всем одним разом? Почему он это делает? Почему?
- Ну… - размышляла Моника, полная сомнений. – Это другое. Это, наверное, от инстинкта самосохранения, из-за человеческого долга и права защищать свою жизнь… Он ждет чуда, которое его спасет! Но вы…
- Я как потерпевший кораблекрушение, Святая Моника, и не верю в чудеса…
- Вы не верите и в человеческую доброту, Хуан… Бога?
- Нет, я не верю в нее. Хоть вы и даете мне это нелепое имя, которое не для меня. Полагаю, вы насмехаетесь надо мной, как и я над вашей предполагаемой святостью.
- Я не насмехаюсь ни над кем, Хуан. Сначала я думала, что вы злодей, дикарь… Не буду этого отрицать. Потом же, узнав в вас мужчину и почувствовав человека, я увидела, что несмотря ни на что, вы не безразличны к дружбе Ренато и не были глухи к моей просьбе, поэтому я хочу сказать: для чего продлять эту ужасную ситуацию? Примите свое поражение и уходите.
- Я не потерпел поражение. Айме меня любит. По-своему, но любит. Без святости, без достоинства, разрешите мне говорить открыто. Она любит меня и предпочитает меня, как и шлюхи в тавернах порта. Думаю, что она способна пойти со мной, куда бы я ни захотел.
- Но вы обезумели? Вы оба сошли с ума? Как вы можете думать о подобном? Вы хотите… намереваетесь… надеетесь…?
- Она просила меня, чтобы я не покидал ее; она плакала и умоляла. Когда вы вечером пришли так своевременно, чтобы занять ее место, это и было тем, о чем она меня попросила, и моим ответом было принять тот пост, который мне предложил Ренато.
- Нет! Это невозможно! Не может достичь такой крайности человеческая злоба!
- Человеческая подлость способна дойти гораздо дальше, чем вы можете представить, - уверил Хуан угрюмым и хриплым голосом.
- Нет! Нет! Вы должно быть чудовище вдвойне! Вы не можете разрушить так честь и жизнь Ренато! Не можете так его ранить, потому что есть Бог на небесах, и этот Бог послал бы на вас свои лучи…
- Не говорите глупостей, Святая Моника, - горько засмеялся Хуан. И повернувшись к негритенку, позвал его: - Колибри! Иди сюда! Подойди… Сними рубашку…
- Что? Как? – удивилась Моника.
- Эта сеньорита хочет увидеть твою спину, Колибри. Она хочет увидеть следы ударов и ожогов. Хочет узнать, потому что не знает этого, и сейчас почувствует до каких крайностей может дойти человеческая злоба и жестокость. Хочу, чтобы ты рассказал ей что было с твоей жизнью, что сделали с тобой, кем ты был раньше. И хочу, чтобы вы выслушали эти истории, сеньорита Мольнар, а потом сказали бы мне, где был Бог, когда звери в человеческом облике, которые были его хозяевами, так его мучили. Хочу, чтобы вы сказали мне, где был Бог, сеньорита Мольнар, и почему он не послал тогда один из своих лучей!
Резко, свирепо, молниеносным движением Хуан Дьявол снял с Колибри его рубашку из белого льна, обнажив маленькое тело, подняв его на своих руках, чтобы она могла ближе его рассмотреть, с тревогой глядя в красивое лицо женщины, которая уже не выражала возмущение и злость, а лишь ужас, боль и жалость, шепча:
- Нет… этого не может быть… Этот ребенок… это бедное создание…
- Посмотрите на него, потрогайте, послушайте, что он говорит. Он вам расскажет, как может страдать человеческое существо. Посмотрите на эти плечи, истерзанные тяжестью дров, превышающих силы ребенка; эти несчастные кости, искалеченные голодом и плохим обращением. Посмотрите на шрамы ожогов, ударов кнута… Для людей, которые его использовали, он был меньше животного: он был негритянским ребенком, сиротой, беззаконно брошенным, без руки, которая бы сдержала его палачей…
- Но где? Где вы нашли это создание?
- Какая разница где! Разве нет тысяч таких, как он? Разве эти чудовищные вещи не происходят во всех уголках земли? Разве подобные жестокости не совершаются каждый день под небесами? Да… человеческая жестокость бесконечна, и Бог не посылает на нее своих лучей… Продолжают побеждать злодеи, а сильные топчут слабых. И когда одному из таких созданий, с которым обращались хуже, чем с червем, удается выжить, то он поднимается со всей злобой мира, пропитанный жестокостью, которую использовали против него. Когда ребенок становится мужчиной, как можно просить его, чтобы он пожертвовал собой ради тех, кто всегда был счастлив? Как можно ждать от него большего, чем ненависть и жестокость?
- Но вы… вы…
- Да… Я такой… Меня научили ненавидеть; ранить раньше, чем поранят тебя, убить, чтобы тебя не убили, и если бы я не выучил этот суровый урок, я бы не стоял здесь живым перед вами, сеньорита Мольнар. Не ждите от меня ничего, не надейтесь тронуть меня мольбами и слезами. Я их ненавижу, питаю к ним отвращение, я не знаю жалости. Я продолжу свой путь, разрушая все, что нужно, если потребуется. А вы не бойтесь, я ничего не решил окончательно насчет вашей сестры и не из-за жалости. Я не знаю, что это такое… А теперь я запрягу повозку, чтобы осуществить эту чертову поездку…
Он отошел и оставил рядом с ней полураздетого мальчика, смотревшего на нее большими удивленными глазами. Она наклонилась, глядя на него, словно впервые в жизни видела и немного дальше; весь мир трагичный и скорбный. И в этом мире Хуана… ребенком… Думая о нем, ее руки скользнули приласкать темную кожу Колибри, его ужасные шрамы, ту бедную плоть, наивную черную, невинную и измученную. Она вдруг прижала его к сердцу, целуя его с новой нежностью, чистой и особой, которая, словно родниковая вода поднималась у нее из сердца; у нее вырвалось с бесконечной жалостью:
- Бедный Колибри!
- Вы новая хозяйка? Капитан сказал, что мы поедем на Мартинику искать новую хозяйку… А потом сказал, что нет больше новой хозяйки, но теперь… теперь… Он сказал, что хозяйка красивая, хорошая…- Он посмотрел на нее с желанием, зажженным в агатовых зрачках, с тоской по теплу и нежности, и Моника снова прижала к груди круглую кудрявую голову. – Вы моя новая хозяйка, правда?
- Нет, Колибри. Я ни твоя, и ничья. Я ни для кого не хозяйка, потому что мне ничего не принадлежит в этом мире… Даже мое сердце мне не принадлежит…
- Повозочка готова. Хотите в нее сесть? – прервал ее Хуан, подъехав и остановившись перед ней.
- Почему вы так беспокоитесь обо мне?
- Потому что это не беспокойство, и ничего не стоит. А то, что ничего не стоит, легко отдавать…
- Вы правы. Вы правы в этом, как и во многих вещах.
- Я прав во всем, - уверил грубо Хуан. – все, что я сказал, ни что иное, как правда.
- Вы говорите неправду, - мягко опровергла Моника. – Вы отрицаете, что в вашем сердце есть жалость, есть любовь, а в вас есть обе эти вещи, Хуан Бога.
- Хуан Дьявол! – горячился Хуан.
- Как хотите… Хуан Дьявол, который способен помочь досаждающей ему женщине, спасти ребенка, вызволяя его из ада, который и вы прошли…
- Я сделал это не из жалости!
- Тогда из-за ненависти? – иронично спросила Моника.
- Может быть… или возможно из-за эгоизма. Колибри – это я сам, его детство такое же, как мое. Также на меня посмотрел кое-кто, как на человеческое существо.
- Ренато Д`Отремон… Я помню те слова, что он произнес вчера. Отец Ренато тоже хотел спасти вас…
- Отец Ренато? Считаю предпочтительней, чтобы вы не говорили об отце Ренато, Святая Моника.
- Почему?
- Потому что… вы опоздаете, куда идете. Пойдемте, наверх… ты тоже, Колибри. Поднимайся к ней. Уже не в первый раз Святая Моника везет тебя рядом с собой.
