Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Он словами выбивает из нее саму себя, вытряхивает надежду, опустошает ее карманы. Она ошибается: ключи Чарли все-таки пригодились. С каждой насмешливой ноткой в его интонации, с каждой новой фразой он убивает, снова и снова. Забивает гвозди в ее гроб.
— А сейчас ты все ломаешь. — Он хмурится. — Посмотри, ты же благодаря мне в люди выбилась. Кажется, тебя даже скоро переведут в реанимационные, чтобы ты там помогала. Твой путь окончен. Еще одно достижение в мою копилку. Только давай, маленькая Эмили, ты не будешь лезть туда, куда тебя не просят? Оставь все это. Иначе твоя жизнь повернется в другую сторону. Не по прямой, — смешок, — а ко дну.
Эмили вытирает непрошеные слезы ладонью, растирает их по коже и сдавленно произносит:
— Спала она со мной тоже по вашей указке?
Вот сейчас она это сделала. Впечатала его в кресло, вылила на него кипяток. Хорошенько проварила в молочном котле. Злорадно чувствует: уколола, попала в больное место. Даже Чарли Кларк не может знать, что было два дня назад. И эта вера — крошечная синяя искорка на ладони — единственное, что сейчас от нее осталось.
Потому что нельзя так притворяться. Так не бывает. Какой бы талантливой актрисой Кларк ни была, как бы ни преуспела в искусстве лицемерия, тогда на ней маски не было.
— Что?.. — Он обескуражен.
Чарли Кларк — очередной слепой мужчина в ее жизни. Упивающийся своим превосходством, дергающий за ниточки своих марионеток, но так позорно проигравший самому человеческому из всех чувств.
Эмили больше его не слушает. Нажимает на красную кнопку, выключает однопроцентный телефон, ложится на кровать и накрывается одеялом с головой.
Часы счастья, отмеренные им, закончились.
*
Лорейн стучится в ее дверь раз двадцать. Стоит, разговаривает словно сама с собой. Звонит на севший мобильный, почти трубит тревогу. Эмили спит — в тупом забытье находит спасение, и атласные демоны штопают ее раны.
Сначала она чувствует себя страдалицей, потом трагикомедия заканчивается, и сухое «ну и пусть» вытесняет глухую боль. Ей не о чем жалеть. В конце концов, она почти оказалась там, где хотела. Какая разница — реаниматология, неврология, приемка? Она теперь у стола, за столом, справа от хирурга. За свое место отстрадала сполна — не так сильно и красиво, как хотелось бы, но все же что-то внутри нее перемололось перечной мельницей. В конце концов, у нее отличная жизнь. Спит со своим боссом, лезет в чужие тайны, получает не самую плохую зарплату, карабкается по лестнице наверх. Что там после опермедсестры? Старшая, главная. Через пару лет, как и говорил Гилмор, будет кем-то значимее. Может быть, даже будет ассистентом. Старается улыбнуться, рассмеяться этой мысли. Быть взрослее.
Чарли Кларк ведь прав. Он действительно смастерил ее, собрал из деталек, выкроил, выжег. Словно костюм на постановку, сшил из лоскутков, добавил блеска. Она теперь все знает, она теперь все может. Даже соблазнить начальника. Даже работать за десятерых.
Стоит быть благодарной. Стоит не думать, каким способом он это сделал. Не считать его моральным уродом — Кларк-которая-женщина оказалась в сто раз хуже его. Если, конечно, Чарли не врет.
Интересно, историю про Мосса она тоже придумала?..
О, нет. Можно обмануть что угодно, но не собственное тело, которое предает. Так не может даже Лорейн Кларк. Железобетонная, мать его, скала. С деформированным прошлым и грузом ответственности за брата. Еще один моральный урод в ее жизни.
Кларк оглушительно стучится в дверь, молотит кулачками по деревяшке. Знает, что Эмили там, под теплым одеялом, прячется, лелеет саму себя в хрупких ладонях. Не выходит на связь с обеда. Сколько вообще сейчас времени? За окном темно, ничего не видно, сад снова теряет свои огоньки — крошечные живительные источники жизни, ворох светлячков на подвенечном платье Кларк.
Интересно, звонил ли ей Чарли?
Хочется набрать полную ванну воды и погрузиться в нее с головой. Не утонуть, нет. Просто лежать и смотреть на потолок, ни о чем не думать.
Ей не больно. Она вообще ничего не чувствует, кроме тупой пустоты и ноющей боли в висках, и от этого страшно. Мозг не знает, что его ждет. Сердце не знает, как гонять кровь, сбивает ритм. Даже мешок с кровью не хочет, чтобы она жила.
Ни единой слезинки после разговора с Чарли. Никакой жалости к себе или отчаянного воя в чистое небо. Ни-че-го. Словно не было телефонного звонка, словно Кларк не уходила на обед, словно она не лежала в одной позе много часов.
Два месяца назад она бы рыдала лицом в подушку из-за несправедливости. Лила бы соленые дожди, ревела от жалости к себе, всхлипывала, прихлебывала виски, била посуду, звонила матери. А теперь что? Эмили Джонсон — сильная девочка. Тупая до ужаса, но сильная. Мозгов не хватило связать мешочек обратно, вот Чарли ее и поймал с поличным. Рассекретил. Разворотил грудную клетку, помял сердце ладонями, сунул обратно.
Она помнит его кардиган. Расшитый японскими узорами, пахнущий кленовым сиропом. Его футболку, небрежные кудряшки, ангельскую улыбку. Сейчас ей хочется разбить стакан о его лицо. Или благодарить за то, что он ее переделал. Вылепил ведь. Из пластилина, как и рассказывал. Повернул в другую сторону — на все сто восемьдесят. Показал другую жизнь.
Спасибо, Чарли Кларк.
Лорейн стучится в дверь так долго, что, наверное, уже сбивает костяшки в кровь. Отличная тренировка, думает Эмили. Великолепная попытка.
Она не хочет ее видеть, и это чувство — хуже всего. Не ненависть, не злоба, не обида. Просто нежелание ее видеть. Всю такую изящную, правильную, строгую. С кучей нелепых оправданий и бесполезных слов, которые ничего не исправят. Ведь что бы она сейчас ни сказала, все будет ложью. Отговоркой.
В глубине души Эмили надеется, что Кларк сядет рядом с ней и они поговорят как взрослые люди. Лорейн ответит на все вопросы, будет легка и покладиста, извинится, скажет, что Чарли дурак, каких поискать, а Эмили — святая женщина. Но такого не будет. Никогда.
Поэтому она просто игнорирует все ее попытки выйти на контакт, и даже разодранная на клочки дверь не станет поводом что-то ей сказать. Пусть и ведет себя как ребенок — плевать. Если она сейчас увидит Кларк, то свихнется.
Где-то же должны быть ее личные пределы. Доза боли, отмеренная именно на это событие. Эмили кажется, что она давным-давно эту границу переступила, пересекла, переползла на ободранных коленках.
Она все еще барабанит в дверь. Стучит, как психопатка, странно, что никто не вызвал полицию. Зовет по имени, ладони прикладывает. Значит — знает.
— Ты не можешь меня игнорировать! — Кричит.
Могу, думает Эмили, закусывая губы. Могу.
Больно до чертиков: искусанная, обглоданная кожа ноет, пощипывает, собирает капельки крови во впадинках. Эмили прикусывает одеяло, вытирает кровь, оставляет бордовые мазки. Мерзость какая.
Но на самом деле пустота, деленная на двоих, уже не пустота. Совсем не то, что нужно. Когда делишь что-то на двоих, то всегда становится иначе, будь то кусок пирога или трагедия.
— Ты не можешь!..
Мать такая же. «Ты не можешь!» — кричит. Не можешь лежать в кровати весь день, когда полно домашних дел. Не можешь стать врачом, когда у нас с отцом бизнес. Не можешь отказать Дэвиду, когда он тебя ждет битый час в гостиной. И плевать, что не хочешь. Ты не можешь не хотеть.
— Меня!..
Эмили отдала бы все, чтобы эмоции нейрохирурга разложились перед ней по цветам — ярость, тревога, бешенство. Ведь, по сути, никто не осмеливается игнорировать Лорейн Кларк. Иначе она выпотрошит весь мозг, сожрет его чайной ложечкой и зашьет обратно пустое пространство.
Смеется над иронией — если бы можно было представить Кларк цветком, то она была бы ликорисом. Тонкой и паучьей лилией цвета венозной крови с огромными соцветиями. Не хватает только капель яда на кончиках бархатных лепестков — прозрачных, кислотных, проедающих насквозь.
— Игнорировать!
