Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Лорейн садится в плетеное кресло, закидывает ноги на столик перед ним. Грациозная, изящная. Про таких говорят «ноги от ушей». Тонкие каблуки впиваются в стекло, оставляют следы — ходячая вседозволенность, нарушение правил.
Вызов системе.
Она вообще чувствует холод? На улице, наверное, ниже нуля, изо рта пар облачками вырывается, Эмили холодно даже в плюше кофты, ветер стелется вокруг лодыжек, лохматит кудри; а Кларк сидит в своих тонких джинсах, рубашке и пледе, кое-как накинутом на спину.
Может ли льду быть холодно?..
— Вы курите, Джонсон?
И неловко стянуть с себя пальто, чтобы согреть ее плечи.
Улыбается воспоминаниям — в груди тепло, горит, пылает, Кларк, которая курит на крыльце, Кларк, которая делит с ней наушник, Кларк, которая оставляет на ней свой след, въедливый запах горького ментола.
Кларк.
— …одобрили грант. — Кларк зажимает бутылку между ног и одним движением вытаскивает пробку. — Она уходит в онкологию к Роберту.
— Сара? — Эмили подает ей бокал. — Ого! Она же так этого ждала. Значит, мы пьем за ее успех? — Забирает, садится рядом.
И даже в полной темноте сразу же ощущает на себе тяжелый взгляд нейрохирурга.
Опять сморозила глупость?
О, черт.
До нее доходит не сразу. Доползает, как до жирафа, — так мать говорит каждый раз, когда она не понимает.
Господи. Боже. Мой.
— Тебе нравится подавать инструменты?..
Ее уволят. Сейчас ее снимут с ее крохотного, легко заменимого поста, потому что кто-то, кто придет на место Сары, не будет с ней возиться. Не будет церемониться и помогать, если вдруг она не справится. И все ее заслуги, выслуги — все это станет пустым через секунду.
Так вот что имела в виду Кларк. Конечно, для нее это успех чистой воды — две медсестры уходят, на их место можно будет взять кого-то нового, профессионального, желательно мужчину, может быть, даже того самого Вуда, с которым носится Хармон.
А ее спихнуть куда-нибудь в другое место. Вернуть в санитарки. В уборщицы. Туда, где работа — не работа, а страшный, дурной сон. Туда, откуда она пришла, вылезла, выползла. Осмелела совсем, да. Забыла, где ее место.
К горлу подкатывает комок — шевелящийся, прогорклый. Глаза начинают влажно блестеть, и первая слезинка предательски срывается вниз, катится по щеке, замирает темным влажным пятном на кофте.
— Не надо, пожалуйста…
И голос скачет от высокого к низкому, хрипит. Рука с бокалом дрожит, проливает его на себя, разливая кислый запах.
Она просто хочет от нее избавиться.
Тем более теперь, когда они спят вместе. Когда они вообще имеют место быть. Имеют право существовать. Если для Кларк это вообще хоть что-нибудь значит. Кто захочет работать с человеком, с которым ты делишь кровать?..
Она. Она захочет. Эмили отдаст за это все, что имеет, потому что не сомневается в себе, не позволяет даже на секунду отклониться от курса — работа останется для нее работой, Кларк — Кларк.
Плевать.
Плевать на работу.
Она отдаст все что угодно, только бы целовать ее ладони.
И никак иначе.
— Пожалуйста…
— Да что с тобой? — Лорейн поворачивается к ней. — Ты что, плачешь потому, что кому-то дали повышение?
— Разве это не значит, что ты меня убираешь? — Эмили шмыгает носом. — Что я больше не нужна тебе там?
— Где — там?
— В операционной.
Кларк залпом выпивает свой бокал, кончиком пальца проводит по губам и прикусывает ноготь.
— У тебя крыша едет, Джонсон, — мягко говорит она. — Нельзя постоянно думать о работе. Вокруг есть другой мир.
— И это говоришь мне ты.
— И это говорю тебе я. — Лорейн кивает. — Будешь много работать — станешь мной. А теперь возьми себя в руки, и давай займемся математикой. Надеюсь, на простой подсчет тебя хватит. Давай, загибай пальчики. В каждой бригаде должно быть пять человек. Я, Райли, Дилан, Джеймс, Сара и ты. Это сколько пальчиков?
— Шесть, — бурчит Эмили.
— Умница. Убери пальчик с Сарой. Сколько осталось?
— Пять.
Повисает пауза. Кларк, улыбаясь, качает головой.
Как до жирафа, ей-богу.
Губы сами собой растягиваются в улыбке, а через секунду Эмили виснет на Кларк, душит ту в объятиях, смазывая помаду о кофту, не давая высвободиться. Держит, прижимает к себе, радостно пищит.
— Что за дикость! — Кларк все еще пытается освободиться. — О господи, мне нечем дышать, пусти меня, Эми!
И от этого «Эми», недосказанного ее имени, под кожей переливается сладкая патока.
Ставит метку.
Окончательную принадлежность.
— Хармон договорился о твоем экзамене. — Кларк наконец отпихивает от себя медсестру, но ненадолго. — Сдашь сразу, как приедешь. Неделя в интенсивке — и место твое. Нет, даже не думай снова…
Тщетно.
Кларк мученически вздыхает, позволяя Эмили сворачивать ей шею.
*
То, что ей снится кошмар, Эмили понимает сразу — только в самом страшном из снов человек замирает, не в силах пошевелиться, и только хрустальная капля символом боли падает на подушку.
Это их одиннадцатая ночь за всю ее жизнь, и ни разу — Эмили готова поклясться — она еще не видела Кларк такой беспомощной.
Даже когда ее избили.
Даже когда она поранила руку.
Никогда.
Она открывает глаза — черные, пустые, безжизненные. Смотрит на потолок невидящим взглядом, пытается успокоиться. На лбу бисеринки пота, на щеке мокрая дорожка. Будто плакала только наполовину.
Эмили страшно. У нее дрожат колени, а руки заходятся в треморе. Она не знает, что делать. У нее никогда не было такого.
Поэтому не трогает. Одно из правил врача напечатано под коркой мозга: не знаешь — не трогай. Не прикасайся. Думай об этом, гадай, анализируй, но не лезь.
И она не лезет.
Кларк успокаивается. Приходит в себя. Усаживается на кровати, сцепляет руки в замок, сидит так пару минут, а потом вдевает ноги в туфли и выходит на свежий воздух.
Тело напрягается — тонкое кружево белья не спасает от холода, кончики пальцев леденеют сразу же, и Эмили выбегает следом, стаскивает с себя футболку, надевает ее на Кларк, как на куклу. Укутывает в два пледа, оставленных тут с вечера.
Теперь она ее.
Ее помощница. Ее ассистент. Ее медсестра.
Ее женщина.
Лорейн молчит, и от этого молчания так жутко, до икоты нервно, что Эмили просто обнимает ее за плечи и чуть сжимает пальцы.
Щелкает зажигалка, сигарета тлеет и смолит, в воздухе повисает ментол.
— Лорейн…
Ее имя такое горькое. Совсем не детское, нет. Катается на языке, врастает в нёбо, въедается в слизистую оболочку. Распадается на мелодию, на кровяные пластинки.
Эмили чувствует. Знает, что что-то не так, что в ней есть что-то страшное, черное, липкое. Что-то, что мешает дышать полной грудью, мешает громко выдыхать, мешает нормально себя оценивать. Ее интуицию не обманешь. Больше нет. После того случая в квартире она работает безотлагательно.
Ей нужна не помощь. Кларк вообще не из тех, кто будет просить кого-то о ней, нет. Ей нужно другое.
Вылить. Высказать. Вытащить из себя. Услышать, что-то нечеловеческое, делающее ее не-собой, — нормально. Не от психолога, психиатра или лучшего друга, нет, от человека, который посторонний.
А она посторонняя. Они ведь еще толком не знают друг друга — нужно больше времени, если в их положении, с их работой это вообще возможно. В бешеном ритме войны не до чувств, в бешеном ритме войны главное — дожить до завтра.
— Кого ты видишь? — шепчет. — Кого ты видишь там, у себя в голове?..
Она не ответит, конечно же. Пошлет к черту, докурит сигарету, отправится спать. Завтра ничего и не вспомнит. И это останется важным, потому что, пока Кларк не научится раскрывать рот и проговаривать слова, они не сдвинутся. Не узнают друг друга. Не превратят простое «завтра» в сложное «всегда».
Эмили качает головой. Тихонько. Едва заметно. Готовится развернуться и уйти, последовать вечному примеру нейрохирурга. Сделать вид, что ничего не случилось.
