Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
До кровати не добираются — обе падают на колени, путаясь в бесконечных полотнах платьев; не отрываются друг от друга — только становятся резче, четче, отчаяннее, и глаза черненые, спелые, налитые желанием.
Они хотят остаться вечными.
У Эмили на коже акварельные всполохи от кончиков пальцев Кларк, у Лорейн — круги на воде от настойчивости, неловкости, желания; и они валятся, рушатся на ковер, переплетая ноги, становясь одним целым.
Н е д е л и м ы м.
Сквозняк бьет плетьми по спине, заставляет мурашки бежать по телу.
Эмили приподнимается на локтях, подминает под себя Кларк, почти укрывает ее собой; и кожа касается кожи, вызывает дрожь.
Все другое: запах, вкус и цвет, все вызывает жажду, скручивает низ живота, затягивает шелковые петли; Кларк больше не тянется к губам, нет, она обхватывает Эмили рукой, забирается глубже, совсем под нее, чуть выгибается в спине.
И тогда она делает это: оставляет Лорейн в одной ладони, второй накрывает грудь, сжимает, трогает, теряет голову; и зрачки узкие, сумасшедшие, радужка горит алым пламенем, как и кожа под долгими прикосновениями.
Ей нравится — ужом скользит, тыкается в губы, доверчиво, жарко; дышит громко, рвано, отчетливо выдыхая; и тело реагирует, поддается, колени разводятся, сгибаются.
Эмили учится читать веснушки и точки родинок на плечах.
У нее вместо крови пузырьки с лавой, вместо воздуха — тяжелые молекулы; целует распахнутые плечи, ключицы, округлую линию груди; и жаркие губы скользят по коже вниз, по животу и косточкам бедер, языком ощущая соль.
Становится нежно.
И так свободно.
На сердце жаром выжигается слово «вечность», алеет, тянет, заставляет бешено стучать, отбивая ритм; набрасывает на глаза пелену, и звезды танцуют вальс вокруг ее пальцев.
Она ей доверяет.
Это осознание приходит в тот момент, когда Лорейн вдруг распахивает свои огромные глаза-бездны и смотрит, смотрит, смотрит, и в этом взгляде, в каждом движении ресниц, в каждом сантиметре не улыбающихся губ Эмили видит бесконечную веру.
Она возвращается, опирается на локоть, притягивает к себе Кларк еще ближе, пробегает пальцами правой руки по ребрам, чуть царапает низ живота, чувствует тихий смешок — дуновение воздуха по губам — и отстраняется.
Спрашивает разрешения?..
Вместо ответа Кларк не отводит взгляда.
Глаза в глаза, и Эмили ведет пальцами внутрь, вызывая хриплый стон и тысячи огней на дне угольно-лунных глаз. Лорейн отзывается коротким вдохом, приподнимается, опадает, кусает губы, но молчит, не стонет — только ресницы дрожат, и пальцы впиваются в спину, оставляя следы.
Эмили боится сама себя, боится остановиться, сбиться, задуматься над тем, что делает; потому что нет ничего прекраснее алых щек Кларк, горящего тела, узости вокруг пальцев; нет ничего правильнее рваных выдохов, вдохов и сквозняков, окутывающих их тела.
Она сама это делает — надламывается, насаживается, теряет контроль, и движения становятся синхронными, четкими, резкими. Сдавленно дышит — все еще беззвучно — выдыхает горячий воздух, а губы сухие, покрытые прозрачной корочкой, и Эмили наклоняется, проводит по ним языком, забирается между.
Кларк напряженная, раскалившаяся, требовательная; сильнее, яростнее, до сведенного судорогой запястья, хруста суставов, так вот как ей нравится, думает Эмили и сгибает пальцы, проводя по мышечной ткани.
Лорейн оставляет на ее спине алые линии, напрягается, выдыхает в губы; еще немного — и раскаленное солнце разорвется на тысячу планет.
Эмили наклоняется, желая поймать с ее губ тот-самый-вздох.
Но Кларк вдруг странно отшатывается, срывается, пытается отодвинуться; напрягается в попытках высвободиться, загнанной пташкой бьется в руках, пытается свести колени, вытолкнуть Эмили из себя.
Волна испуга рвет тонкие вены.
Эмили прижимает ее к себе так сильно, что, наверное, на хрупких плечах останутся синяки; ловит вдох, ощущает дрожь по всему телу Кларк и чувствует, как та утыкается ей носом в шею.
Все вокруг пульсирует: дрожь на кончиках пальцев, сердце в сломанных ребрах, кровь в висках; Лорейн гаснет, обмякает, сворачивается клубочком в руках.
И Эмили понимает.
Ей не просто неловко.
Ей стыдно.
И пока она обхватывает Кларк сильнее, пока гладит ее бедро, пока осторожно целует в висок — приходит мысль: что, черт возьми, нужно сделать с человеком, чтобы он так?..
А потом вспоминает ржавые разводы на куске веревки из черной коробки и внутренне содрогается.
Она сотрет его в порошок ради ее улыбки.
Эмили вдруг охватывает нежность — шелковая, светлая, солнечная; и она говорит, наверное, самые правильные слова на земле:
— Никому тебя не отдам.
====== 28. Why it hurts so bad? ======
Комментарий к 28. Why it hurts so bad? !пост тысячи слов: https://vk.com/wall-162482461_1111
глава писалась под:
Sia – free me
моменты счастья:
Shane Ward – No Promisses
флэшбек на повторе:
Frightened Rabbit – Death Dream
Сделайся айсбергом, память пробей и позволь ей пойти ко дну.
Красивая девочка, но на таких не променивают жену.
Милая девочка, платье в полосочку, сумка на ремешке.
Страшная девочка —
шкаф со скелетами,
десять котов
в мешке.
Эмили открывает глаза.
Спина болит от неудобной позы, голова раскалывается на куски, по всей поверхности кожи от лопаток до копчика пульсирует боль.
Она со стоном приподнимается на локте, натыкается на спящую рядом, совершенно голую Лорейн, получает привычный тычок в бок и покорно возвращается на место.
Что ж. Значит, ее удел — лежать и греть женщину, устроившуюся у нее на руках.
Кларк тоже просыпается — не так старчески-болезненно, как Эмили, но тоже с громким вздохом: ночь на полу в компании сквозняков не проходит даром.
О, да.
Осталось только заболеть.
Эмили сдергивает одеяло с кровати, накидывает на них обеих, но Кларк отпихивает его в сторону и широко зевает.
При дневном свете ее нагота кажется совершенно обычной, словно она всю жизнь ходит без одежды; и каждое движение выглядит продуманным, поставленным, отрепетированным: откинуть волосы с лица, сдвинуть колени вместе, перелечь на бок и уставиться своими пепельными глазами на боящуюся пошевелиться Эмили.
Совершенная женщина, думает медсестра.
Она ведь еще не видела Кларк без одежды днем — всегда вечером, ночью, в полумраке, когда тусклость играет на руку, скрадывает несовершенства; поэтому сейчас, вот именно сейчас, глядя на лохматую, поймавшую тонким бедром луч света Лорейн, Эмили не может отвести от нее глаз.
Кларк резко переворачивается на живот, поднимает ноги вверх, болтает ими в воздухе; кладет голову на согнутые локти, молчит и улыбается своим мыслям. Под глазами темные круги от несмытой туши, губы в алых точках, на плечах синячки-ссадины, крошечные отметины, на шее у самой ключицы цветет темным фиолетом космос.
Эмили понимает, что боится смотреть на себя в зеркало.
А Лорейн вдруг смеется, целует ее в уголок губ и одним движением вспархивает с пола. Сброшенные платья громко шелестят, солнце ласкает худые плечи, серебристый воздух вокруг повисает дымовыми облачками — Кларк с наслаждением затягивается, поворачивается на носочках, взмахивает позвонками, и в серо-солнечном утре появляются первые слова:
— Я в душ. Ты со мной?
Ее голос — хриплый после сна, дрожащий на краю октав, — врывается в пелену ментола, растворяет его, разносит в клочья, в частички пепла, и Эмили кивает: да, она с ней, хоть в душ, хоть на край света, и нежность в ее влюбленных глазах искрится так ярко, что Кларк заражается этим — детской, наивной влюбленностью, щенячьей преданностью, дымчатыми звездами. Сжимает в зубах сигарету, протягивает Эмили руку и одним рывком поднимает с пола.
…Они утопают в синеве воды, и волны словно просят их потрогать.
Эмили, конечно же, поскальзывается, оступается, обрушивается на Кларк — и сигарета, недовольно шипя, гаснет. Лорейн закатывает глаза, морщится, помогая выпрямиться, прижимает Эмили к стене и держит обеими ладонями.
