Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Лорейн вся выточена из черного мрамора и прямых линий. Дышит едва заметно — в подобном платье глубокие вдохи непозволительны; смотрит на собеседника, снисходительно улыбается, просит красное вино, пьет маленькими глотками, не оставляя следов помады.
Ева смотрит на нее голодными глазами, словно зверь из-за решетки своего вольера, изучает, разделяет по лентам-отрезам платья, и черные блестящие губы постоянно шевелятся, провоцируя реплику за репликой, не давая отвлечься, переключить внимание.
Кларк не против — их беседа вертится вокруг медицины, работы и больных, и Роуз вдруг картинно касается своей ямочки у ключицы, чуть отодвинув широкую бретель вишневого платья — такого же тесного и узкого, как у Кларк.
Губы у Лорейн алые — взмах кисти, вычерченный контур, въевшийся цвет. Идеальные, без молочно-розовых проблесков. Вызывающие. Обладательниц таких губ боятся: они заявляют о себе, заставляют задуматься, скрыться обратно в панцирь.
Избегать контакта.
У Евы помада черная-черная, ночная, с крупными блестками. Эпатаж и яркость. Тоже своего рода вызов, но другой, юношеский. Шалость, да и только. У уголка глаз с нарощенными ресницами клеймом держится на клею золотая звездочка.
Готовность сотрудничать.
Ева кажется слишком искусственной: фальшивые стрелки на чулках, короткое бордовое платье с кружевными вставками лифа, меховая жилетка сверху, губы бантиком.
Ненастоящая.
Даже ее лицо — низкие скулы, большие глаза, тонкий прямой нос — словно нарисовано умелой рукой. Списано с шаблона. Подогнано под трафарет.
Эмили разглядывает Еву так пристально, что уже через несколько секунд натыкается на ее насмешливый взгляд — колкие серые глаза, накладные ресницы, лисий прищур — и пристыженно утыкается в пустую тарелку.
Кларк ее не замечает. Вообще. Совсем. Она даже не здоровается, делая вид, что вместо Эмили пустое место, и только когда Джонсон нечаянно задевает ее локтем, вдруг делает необъяснимое: под длинной скатертью стола обвивает ее ногу своей.
Эмили задыхается от этого жеста.
Сидящий напротив Хармон находит в семье Лонсен отличных собеседников — термины и латынь сыпятся на медсестру со всех сторон, и она с трудом улавливает суть: кажется, речь идет о трансплантациях отдельных частей мозга.
От вина Эмили отказывается — вместо этого подносит к губам бокал с водой, но не пьет, только смачивает пересохшие от напряжения губы, задаваясь вопросом, когда все это уже кончится.
Она здесь лишняя. Ненужный слог в стихе. Продукт переменной реакции.
Мешающий фактор.
Побочный эффект.
Мосс прав, она ничего не знает об этом мире: как выходить из-за стола, как пользоваться таким количеством приборов, как подбирать помаду в тон сумочке, как разговаривать с подобными людьми; она сидит здесь, закованная в свое предрассветное платье, не умеющая ровно стоять на высоких каблуках, не понимающая, что она вообще здесь делает.
Зачем ее позвали? Зачем заставили наряжаться? Кому это было нужно?
Надо было остаться в номере.
Возможно, если сейчас она тихонечко пройдет к выходу, то никто не заметит.
Она себя ненавидит — за слабость, трусость, желание сбежать; но ничего не может сделать — как в замедленном кино, ее тело напрягается, готовясь подняться…
И тут свет приглушается, освещая только сцену.
Стоящего на ней мужчину не разглядеть, Эмили видит только изумрудную рубашку с небрежно завязанным галстуком, узкие черные брюки, цветную оправу очков. Он откашливается, расплывается в улыбке, распахивает руки и громким, звучным голосом произносит приветственную речь: дежурные слова, неискренняя улыбка.
Совершенно типичный врач, если с него снять дорогой костюм и облачить в белый халат — черные мешки под глазами, сухие руки, цепкий взгляд. Наверное, они все чем-то похожи, понимает Эмили. Не Чарли на Лори и не Мосс на Хармона, а просто между собой.
В своей вечной усталости от спасения жизней.
Он вещает почти полчаса — о значимости нейронов, о нитях и игольных ушках, об искусственных интеллектах и космосе, о людях и клятвах, об аневризмах и каверномах; говорит почти монотонно, убаюкивающе, и все слова для Эмили сливаются в одно.
Кларк отмахивается от очередной реплики Евы и хлопает вместе со всеми.
К середине речи желудок Эмили решает неприятным спазмом напомнить о последнем приеме пищи, который был больше восьми часов назад. Эмили, чуть не ойкнув от неожиданности, вдруг переводит взгляд на Хармона: ординатор сидит на стуле скрестив ноги и с самым грустным выражением лица жует кусочек булочки из хлебной корзины.
— Да сколько можно. — Это уже Лонсен. — Одно и то же, одно и то же…
Когда Кэрол наконец заканчивает, то бурные аплодисменты, сопровождающие его проход к столику, предназначены далеко не доктору: между столов начинают порхать официанты, подавая первые блюда.
— В прошлый раз он включил фильм на полтора часа. — Стюарт одной рукой кладет себе салфетку на колени и аккуратно расправляет ее; вторая ладонь остается неподвижной.
Эмили повторяет за ним.
Кларк сидит как королева: никаких наклонов влево, когда официант забирает тарелку, и никаких — вправо, когда ставит назад. Ни малейшего движения, ни намека на отвлеченность. Эмили же наоборот — чуть ли не сама протягивает тарелку, чем заслуживает еще один насмешливый взгляд со стороны Евы.
Наверное, для полноты картины не хватает только Мосса, вставляющего едкие комментарии, хотя невролог давным-давно уже засел в ее голове. Кларк все еще занята Евой, Хармон — Лонсенами, и Эмили остается только ждать от них первых шагов к трапезе.
Спустя несколько секунд она сталкивается с первой трудностью: все движения приборами осуществляются только с помощью пальцев, и Джонсон, привыкшей нерационально использовать пространство, чертовски неудобно. Чтобы не попасть впросак, она пытается все повторять за Кларк, но получается плохо: нейрохирург ест медленно, ее тарелка остается почти нетронутой.
Спасает ситуацию Жанетт: элегантно поднося ложку ко рту, пожилая дама достаточно быстро съедает первое и только после этого возвращается в разговор.
— Могу ли я называть вас Лорейн? — вдруг слышится сладкий голос Евы.
— Вам так не нравится моя фамилия? — смеется Кларк.
— Имя не менее прекрасно, — парирует психиатр.
— Слишком очевидный комплимент, доктор Роуз.
— Слишком очевидный ответ, доктор Кларк.
Лорейн чуть приподнимает ладони, и Эмили с досадой думает, что нейрохирург позорно сдалась.
Первое блюдо сменяется салатом — теплые морепродукты, зелень и овощи, и Эмили снова напрягается: у всех присутствующих уже забрали тарелки, только ее осталась. Она переводит жалобный взгляд на Хармона, и ординатор, заметив ее растерянность, осторожно перекладывает свою вилку кончиком направо. Эмили повторяет жест — тарелка исчезает через секунду.
Беседа, разделенная на два и три, смешивается — теперь пятеро человек за столом обсуждают общую тему, а Эмили невидимым наблюдателем остается в стороне.
Кларк складывает пальцы треугольником и, не обращая на еду никакого внимания, произносит:
— …Давайте вспомним, как между двумя нейронами образуется связь. Тонкая нить, соединяющая две частицы. Одна половина принадлежит первому нейрону, вторая — второму. В месте их встречи возникает своего рода… схватка. Сцепление, служащее для передачи информации от одного нейрона другому. Но со временем оно становится все слабее и слабее, связь теряется, передавать информацию становится все труднее. Метод сломанного переходника для интернета. Так появляется Альцгеймер. Верно, доктор Лонсен?
— Абсолютно, — кивает тот. — Не забудьте про Паркинсона.
— И он тоже, — соглашается Лорейн. — Так вот, что будет, если мы подключим такую систему к целостной сетке?
— Переходник окончательно сгорит. — Ева делает глоток вина.
— А если мы сможем его починить? — Глаза Кларк вдруг загораются. — Стимулировать импульсы. Заставить мозг работать.
