Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Понимает не сразу, долго доходит: Сара будто танцует на розах, боится наступить на шип, окрасить все кровью. Не полной стопой на пол, а только подушечками пальцев, едва касаясь.
Неземная. Полная противоположность холеной, острой Кларк: никаких углов, о которые можно порезать палец, без битого стекла в груди и осколков, вросших в кости; Сара — цветущая сакура, лунный свет, отблеск солнца на спокойном море.
Дилан, наверное, пропал в ней сразу же.
— Вряд ли я смогу быть тебе полезной, — грустно улыбается медсестра. — Кстати, как ваш с Робертом проект?
— Мы закончили. Остается ждать утверждения. — Она протягивает Эмили скрученный трубочкой сверток. — Кажется, я нашла то, что нужно. Примеришь сейчас?
Она тянет за ленту, и платье — короткое, открывающее плечи, с широкими бретелями и пышной юбкой — раскрывается, играет оттенками розового: не вычурно-теплого, а необычного лилового, словно отпечаток помады Лорейн на чашках.
Или пепел на лепестках роз.
— Габардин. — Сара проводит ладонью по ткани, разглаживая складки. — С эластаном. В сложенном состоянии занимает не больше нескольких сантиметров, не мнется и отлично садится по фигуре. Боже, я как в рекламе! — Смеется лунными огоньками. — Я когда-то купила его, но работа забрала у меня килограммы, — шепотом добавляет. — Взяла с собой, чтобы ушить по дешевке, а тут ты. Забирай. И не забудь туфли!
— Туфли? — жалобно спрашивает Эмили. — Классические лодочки подойдут?
— Как у нашей Лори? Вполне. И волосы распусти!
— Я не…
— Ничего не желаю слушать. — Сара теснит ее к выходу, шелестя бежевым облаком вокруг нее. — Самое важное — это вера. А я верю, что ты сможешь все сделать правильно. — Она касается кончиками пальцев руки медсестры. — У нас ведь иначе не бывает.
— А как же чудеса феи-крестной? — Эмили хмурится, чуть задерживаясь в дверях.
— Любое чудо — живое, — серьезно отвечает Сара. — Оно дышит. Понимаешь? Дышит! Полной грудью, так, чтобы ребра выламывались от распирающего воздуха. Оно же тем сильнее и больше, чем ты охотней его творишь. Понимаешь? Оно в глазах, Эмили. Синих, зеленых или… — она загадочно опускает взгляд, — серых. Так пусть это чудо не сводит с тебя взгляда.
Уже заходя к себе в номер, Эмили понимает, какого оттенка ее платье.
Того рассвета, в котором они вместе.
====== 27. Why E loves L? ======
Комментарий к 27. Why E loves L? для того, что ждали двадцать шесть глав:
Sara Bareilles — Breathe Again (Album Version)
Я тобою совсем расколот, почти разбит,
я хочу полюбить и хочу тебя погубить, разорвать это горло, пробовать кровь на вкус, целовать твои веки, трогать губами пульс, твое сердце руками вытащить из груди, привязать разорвать обнимать тебя изводить истязать целовать сломать посадить на цепь
что ещё ты сумеешь прочесть на моём лице?
Так обретают большее — взрослое платье до колен, серебро бальных туфель, пепельно-розовый оттенок помады, бронза локонов, рассыпавшихся по плечам.
Так познают себя — в звоне каблуков, шелесте ткани, смущенной улыбке; тихо выглядывают из-за колонны, словно боятся выйти на свет — вдруг исчезнут?..
Растают, как волшебство.
Чтобы найти табличку со своим именем, Эмили приходится обойти почти все столы. За нужным столиком только трое из их бригады: Кларк, сидящая слева от Эмили, и Хармон — напротив. Справа обнаруживаются две неизвестные фамилии, а еще одна — между Лорейн и ординатором. Испытывая жгучее желание поменять таблички, Эмили кое-как усаживается на стул, прижимает к себе локти и складывает руки на коленях.
Разглядывает стол и мысленно стонет.
Перед ней три тарелки: маленькая глубокая, похожая на супницу с ручками, стоит на вершине пирамиды; под ней располагается средняя — классическая, и самая большая — внизу. И если с тарелками Эмили может разобраться, то приборы вводят ее в панику: три вилки слева, одна — сверху, справа три ножа, четыре ложки и какой-то трезубец. Бокалов четыре — все хрустальные, с ножками, инкрустированными мелкими камешками, легкие, отличающиеся по высоте и объему.
Неудивительно, что за столами помещается всего шестеро — одна только базовая сервировка на всех гостей занимает две трети скатерти; в центре на высоких деревянных подставках лежат декорированные свечами фрукты.
Если не считать формальной сервировки и строгого дресс-кода, то вокруг очень уютно: никакого холодного света, только приглушенные, свисающие с потолка лампы-свечи; посередине распахнуло свои ветки огромное, обернутое огоньками дерево — самое настоящее, тепличное, и около его корней разложены светящиеся шары. Все заставлено свечами; сквозь панорамные оранжерейные окна можно увидеть черное беззвездное небо: в Оттаве осенью темнеет катастрофически рано.
— Шикарная ассоциация со стволовыми клетками! — восклицает кто-то рядом. — Подумать только, как оригинально!
Шахматный порядок столов позволяет видеть сцену без ограничений в обзоре; правда, кому-то, кто сядет лицом к ней, придется повернуться, но в целом решение кажется весьма разумным: Эмили помнит, что список участников конференции насчитывает двести с лишним человек.
В арке возникают Сара и Дилан: она в бежевом облаке, шелестящем при каждом движении, он — в небрежной белой рубашке с акварельными узорами по линиям строчки. Вместо вечной банданы — тонкая кремовая шифоновая повязка с умело спрятанными концами.
Сара ловит на себе взгляд медсестры, улыбается и незаметно показывает большой палец вверх.
В водовороте цветных всполохов, роскошных платьев — бальных в пол и экстравагантных мини — высоких причесок, наигранного смеха и ярких губ Эмили пропускает момент, когда ее столик заполняется: Хармон в строгом черно-белом костюме и тонком галстуке тут же вскакивает, отодвигая стул для незнакомой молодой женщины, пожилая супружеская пара справа от Эмили только-только усаживается на свои места, и мужчина в вычурном блестящем смокинге протягивает медсестре руку:
— Доктор Стюарт Лонсен, больница святого Джеймса, штат Айова. Моя супруга Жанетт.
— Эмили Джонсон, — растерянно отвечает она. — Лондон Роял Хоспитал.
Рукопожатие крепкое и теплое, как и твидовый пиджак на Лонсене — в крупную клетку, с золотой брошью в форме стетоскопа на лацкане. Его супруга, миловидная женщина с накрученными тяжелыми локонами, широко улыбается Эмили, обнажая золотые коронки на зубах:
— Правду говорят, что в Лондоне сейчас дожди?
— Врут, — слышится знакомый голос за спиной.
Кларк садится рядом с Эмили, тыльной стороной кисти ловит поцелуй — символическое прикосновение губ отвлекшегося от Гилмора мужчины к коже — пожимает руку Стюарту, кивает женщине.
— Доктор Лонсен. Жанетт. Рада вашей компании.
— Как и мы всегда рады вам, миссис Кларк, — встряхивает кудрями Жанетт.
— Мисс.
— О, он таки оказался ублюдком? — как ни в чем не бывало спрашивает Лонсен.
Кларк, кажется, невозможно смутить:
— Оставим кофе и сплетни на вечер.
— Кофе на ночь вредно. — Незнакомка, до этих слов не отлипавшая от Хармона, вдруг подает голос.
— Не в наше время, — парирует Стюарт. — И не в нашей компании.
— Ой, я не представилась. — Женщина чуть приподнимается, протягивает Кларк руку: — Ева Роуз, психиатр. Ну, а вас, доктор Кларк, сложно не знать. — Она хитро опускает кисть, позволяя своим пальцам скользнуть по раскрытой ладони Лорейн. — О вашей научной работе по импульсам говорят даже у нас в Осло.
Лорейн дежурно улыбается, но в глазах мелькает безразличие.
Все в ней сводит Эмили с ума.
Эти лаковые туфли на невообразимой шпильке, эти тонкие белые лодыжки, замазанные синяки, едва прикрытые тугим платьем, которое так хочется снять, чтобы узнать, насколько Кларк под ним голая — потому что этот черный кокон из плотной ткани просто не может скрывать под собой слишком многое; хочется увидеть колени с ссадинами на них, острые кости бедер, линию талии, грудь, стянутую атласным лифом, заглянуть в глаза, подернутые ледяной крошкой.
