Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Анестезиологи щелкают кнопками, и пациент проваливается на еще одну стадию вглубь — риск преждевременного выхода из наркоза сейчас опасно велик.
Эмили знает: нужно как можно быстрее заштопать все дыры, убрать злосчастную аневризму, а затем потихоньку, кое-как, попытаться пустить кровоток обратно.
Наверное, будет чудо, если получится: счет времени идет на микросекунды.
Кларк доходит до середины — латает артерию, накладывает пластины, обкладывает ими все пространство, какое только можно. Сушит на высокой мощности, прижигает кровоточащие сосуды. Работает с температурами, прикрикивает на Эмили, когда та пытается пропищать что-то вроде «ты уверена?», без раздумий заправляет коагулянт, объединяя поврежденные пучки.
— Чертовы тромбы, — ругается сама на себя. — Сколько же их тут…
Эмили становится совсем близко, подводит ультразвуковой дренаж, ставит заклепки, пытается не сбиться от десятков команд Кларк. Шаг за шагом они двигаются к месту разрыва, вытягивая из мозга почти всю жидкость, снижая риск распространения инфекции.
Медсестра обкалывает пациента антибиотиками. Три кубика, два, полтора, половина единицы — Эмили едва успевает менять иглы в шприце. Получает очередной нагоняй за медлительность, возвращается к боку Кларк, не отходит.
Спустя полчаса работы анестезиолог деловито сообщает, что состояние стабилизировалось.
У них получается, ликует Эмили. Еще немножко!..
В суматохе забывает, что в их стерильно-лимонном мире волшебства не существует.
Он, конечно же, последний. Самый крошечный, самый маленький. Притаившийся у стенок сонной артерии, темной полоской застрявший в сетке сосудов. Въелся метастазой, почти прирос, слился с контуром. «Лейка» его едва улавливает, Кларк бьется до последнего: чуть ли не насквозь прожигает стенку, чтобы отделить пораженный кусок.
— Черт бы его… Поймала.
Она цепляет микроскопическим круглым лазером сосуд, нажимает на кнопку, а потом вдруг негромко вскрикивает и снимает ногу с педали: крошечный тромб выпадает из стенки, порождая новый поток крови.
— Зажим!
Слишком поздно: сотни тысяч клеток мозга оказываются поврежденными заново, превращая ломаную кривую в одну сплошную, непрерывающуюся нить.
Эмили даже не успевает понять, что происходит, просто три экрана разом становятся черными, а через секунду пространство операционной рвет крик анестезиолога: им нужна помощь другой бригады, чтобы запустить сердце.
Кларк молча латает мозг: клетка за клеткой, сантиметр за сантиметром. Отводит аневризму в сторону, вытягивает остаточные тромбы. Ставит электроды, влияет на мозг напрямую: даже если сердце остановилось, окончательная смерть за бело-желтым, почти бескровным органом.
Это так просто, думает Эмили, заправляя шприц эпинефрином. Так просто.
Вот сейчас они должны были закончить с ним.
А через секунду закончился он.
Она ставит укол струйно, с размаху, не задумываясь над действиями. Сразу же закладывает капсулу атропина, пытается выбить воздух.
Щелчок, второй, третий. Хлопают входные двери, в операционную врывается поток свежего воздуха. Воздух вокруг насыщается сладким мужским парфюмом и запахом чистой одежды.
Где-то в конце комнаты начинают суетиться санитары.
Реанимируют долго, с расстановкой, до последнего-победного, до крупных капель пота на лбу и чертыханий старшего кардиохирурга, со всех сторон обкалывают, Эмили только и делает, что наполняет шприцы.
Кларк закрывает голову — развороченный, распотрошенный мозг не реагирует на ее импульсы, не подает никаких надежд. Серое вещество становится черным, и «Лейка» потихоньку гаснет, отдаляя картинку.
Кто-то кричит, что хватит, пора перестать, почти сдирает горло: ни ритмов, ни диссоциации, ни нормального кровотока, ничего, что мы делаем, зачем мы делаем, и Эмили узнает голос Дилана.
А потом ее отодвигают: время вышло, сорок семь минут — никакой мозг не поможет, никакой бог не спасет, и запах смерти — первой операционной — не сравнить ни с чем.
Так пахнет стерильная пустота огромной комнаты, пропитанная вечным лимонным антисептиком, наполненная тишиной и горьким кофейным отчаянием.
Кларк слышит «время смерти», резко разворачивается к незнакомому Эмили мужчине, бросает ему пару острых, злых слов, а потом со всей силы швыряет скальпель в стену.
И чистый белый свет вокруг них вдруг оказывается мертвенным и ровным, как прямая линия кардиограммы.
*
Кларк курит одну за другой, и в ее очертаниях Эмили видит поломанные крылья бабочек.
На Роял Лондон Хоспитал опускается ночь, зажигая яркие огни фасада — оранжево-желтые, похожие на пламя десятков тысяч свечей, и впервые за несколько дней на темно-синем небе заметны колючие звезды.
Они стоят рядом — кутающаяся в пальто Эмили и Кларк в сползающей с одного плеча майке. Лорейн делает вдох, тянется к очередной белой тонкой палочке, щелкает зажигалкой, глубоко затягивается и молча смотрит в бездонную ночь.
Эмили так много хочется ей сказать. Прости, что я тебя ударила. Прости, что я не смогла это контролировать. Прости, что поддалась порыву. Прости меня за то, что я — это я. Прости, прости, прости. Я тебя люблю, тебя люблю, л-ю-б-л-ю, пойми, пожалуйста, это.
Но все слова застревают в горле, будто Кларк сама же их туда ей и засунула своими перебитыми тонкими пальцами, достала через глотку до самого сердца, выкорчевала собственные проросшие корни.
Поэтому они просто существуют бок о бок, ничего не говоря друг другу, не прощаясь, не желая хорошего вечера. Эмили пытается произнести что-то вроде «все мои вещи у тебя», но не может. Это словно признать, что она проиграла. Забрать последние шансы увидеться снова. Исключить повод для новой встречи.
Смены обеих давно уже кончились, но за объяснениями инцидента они провели три с половиной часа, получая от Мосса взгляды, полные уставшей, давно сгоревшей ненависти. Видеть вас не могу, сказал невролог. Все подпишу, только избавьте от этих историй. Профессионалы чертовы.
Эмили укомплектовала документы: желтая информированная смерть, зеленое свидетельство. Блокаторы, несовместимые с жизнью, тромбы, не указанные в картах, оборудование, вышедшее из строя. Все факторы риска, отказ от ответственности, белоснежная объяснительная Кларк: сбитая кардиограмма почерка, «мы сделали все, что смогли», число, дата, подпись. Все просто, подумала Эмили, упаковывая папку. Никто не виноват, что рвануло так поздно, про Хиггинса ни слова. Компенсационный лист отнесла в финансовый отдел, услышала глубокий вздох работающей там женщины, забрала с печатью.
Закрыли дело, замяли, замазали. Не было ничего и не будет. Кларк вышла сухой из воды, только пальцы кровью окрасила. Дилан рассказывал вполголоса: конечно, Мосс вытащит своих. Не бросит, уладит, из бюджета больницы выплатит шестизначные суммы. Не Кларк же виновата, что аппарат хреновый, а он — что вовремя на диагностику не отправил. Могло рвануть прямо там, внутри, и хорошо, что нет.
Просто еще одна смерть, пожал плечами анестезиолог. Забудь, посоветовал. Приди домой и усни, поможет.
И вот теперь Кларк стоит бок о бок с Эмили, морозно курит, рождает дым из-за обветренных губ. Худые руки в синяках, на шее вечный космос, словно любовник оставил след.
Она чувствует, что надо что-то сделать. Обнять ее, прижать к себе. Сказать глупость, поступить нелепо, по-детски. Что-то, что Кларк позволит.
Ответ такой простой, лежащий на поверхности, совсем буквально — Эмили стаскивает с себя пальто, накидывает его на плечи нейрохирурга. Улыбается.
Как в прошлом.
Кларк такая смешная — совсем тонет в шерстяной ткани, пытается удержать тяжесть на плечах, роняет сигарету, хочет поднять, но оступается, едва не падает. Эмили ловит, на секунду прижимается. Глупо, как она и хотела. Совсем ребячески.
— Прости меня, — шепчет. — Пожалуйста…
— Эмили, я…
— Лори, ты идешь?
Ее отодвигают второй раз за вечер — почти отпихивают в сторону, как нашкодившего щенка. Чарли возникает из ниоткуда — материализуется за спиной, приобнимает сестру за плечи, морщится, увидев на ней чужое пальто.
