Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Ворованные с кухни яблоки для брата слаще, а шоколада они оба не ели слишком давно, чтобы помнить его вкус. Лорейн смеялась, трепала его кудри — беспорядочно торчащие мелкие завитки — оставляла на них синие следы. Чарли обиженно отворачивался: испортила прическу.
А для нее каждая ягода — медовый сахар, пусть на самом деле они кислые и противные, это неважно. У Лорейн — вечно недоедавшей, рассовывавшей яблоки и груши по карманам — не было ничего слаще, чем эти синие-синие шарики.
Святой отец иногда приносил ей клубнику — тяжелую, сочную, кроваво-красную; баловал спелыми апельсинами: будешь хорошей девочкой, споешь вместе со всеми вечером — получишь еще. И Лорейн пела, не попадая в ноты, не имея слуха и голоса; пела, потому что знала: сияющее лицо брата при виде фруктов — лучшая награда.
Апельсины они ели вместе. Половинка на половинку, перемазывая губы кисло-сладким соком, оставляя только корочки, которые потом заваривали в чай. Клубнику старшая Кларк не пробовала еще долго: первая корзинка оказалась на ее столе только с первой зарплатой. Груши она не любила.
А потом Чарли начал таскать ей букеты из ягод: малина, ежевика, брусника. Где находил, как доставал — непонятно, в Лондоне не отыщешь такого на простых лавочках, только заказывать и ждать. Не ягодный у них город, не для него такая яркость красок.
Старшая Кларк пришла к нему поплакать, влетела в приемную, напугала и без того дрожащую секретаршу, ворвалась в кабинет. По привычке стряхнула с себя лодочки, кулаками потерла слезящиеся глаза. Не могу, стонала на одной ноте. Устала. Задолбалась. Пристрелите.
И тогда он принес ей шелестящий пакет. Достал из ящика, словно волшебник, маг какой-то. Чертов иллюзионист. Сливки и голубика, что может быть лучше?
Слезы высохли мгновенно. Впитались в кожу, даже соли не осталось. Притихла, молча смотрела на ягоды и улыбающегося Чарли. Готова была поклясться, что видит над его головой нимб.
— Давай, садись, у меня обед.
Брат плюхнулся напротив нее, развалился на кресле, раскинувшись звездой. Ноги-руки по бокам, голова задрана, белый халат валяется на полу, вызывая у Кларк взрыв негодования.
— Поешь еще, — подсказал Чарли в ответ на вопль о стерильности.
И она ест. Давится, накидывается на сочные ягоды, проглатывает половину, не жуя. Чувствует, что отпускает, волнами сходит, прекращается. Чарли включает музыку, приоткрывает окно, позволяя цветным стеклышкам петь, обходит ее со спины.
— Что? — Кладет ей руки на плечи, сжимает. — Что случилось?
Десять масок, кисло думает Кларк. У ее брата десять масок. От забитого, затравленного ребенка до взрослого, уверенного в себе врача. Психиатр, чтоб его. Научила на свою голову, поставила на ноги, дала образование, написала диплом. На выходе получила манипулятора и лицемера.
Съедает еще ягоду.
Решает, что просто манипулятора.
— Скоро все кончится, — повторяет она как заведенная. — Все прекратится, и я уеду отсюда до конца зимы. Пошло оно все.
— Мы уедем, — поправляет Чарли. — Я тебя не пущу одну.
И обнимает. Ласково, нежно. Виснет на шее, складывает руки у нее на груди, прижимает к мягкой спинке раскладного кресла. Подбородок на ее плече, кудри щекочут ухо.
— Осталось немножко, и он поплатится. За все, что сделал с нами. И с ними тоже. Нужно только дотерпеть. Мы дотерпим?
Лорейн смотрит на синие ягоды в своих руках, на солнечные лучи, запутавшиеся в волосах брата, и кивает:
— Дотерпим.
*
На операцию Эмили выходит с холодной головой и стальным позвоночником. Кларк вертится у рукомойников — неожиданно слишком подвижная, живая, упорно что-то доказывающая Джейку. Второй нейрохирург серьезно кивает, а потом вдруг корчит смешную рожицу, и предоперационная заполняется хрустальным смехом Лорейн.
Ее шатает из стороны в сторону, маски сменяются по щелчку: вот она смеется, теперь поджимает губы, а сейчас и вовсе перестает слушать Нила.
Эмили уже ждет ее с халатом. Сливаясь с тенью, завязывает кушак, надевает на Лорейн маску и перчатки, пробегается пальцами по спине, проверяя узлы. Кларк не шевелится, стоит как вкопанная.
Нил громко просит включить оперу, пожимает руку Дилану. Смешанность двух бригад вызывает у Эмили странный детский восторг: вместо Сары около Нила стоит молодой врач, похожий на Вуда, вместо помощника анестезиолога — пожилая женщина с ярко-зелеными, спрятанными под стерильной прозрачной шапочкой, волосами. Их шестеро, не считая двух санитаров, дремлющих на стульях в углу.
Эмили толком не обращает внимания на пациента: привыкла, может, или просто не до того, потому что Кларк впервые за все время рядом с ней, а не настраивает «Лейку». Доверяет Нилу, значит, проносится в голове мысль.
От близости Лорейн, почти прижимающейся к ней бедром, у медсестры перехватывает дыхание. В попытках его выровнять она бросается перепроверить «Микрон», но все слишком идеально, чтобы трогать. Кларк тихо фыркает.
А ведь это ее первая операция, когда Эмили рядом с ней в качестве собственной медсестры. Официально, со всеми документами, с подтвержденным уровнем. Что она чувствует, думает Эмили, что ощущает? Волнуется ли или спокойна, как всегда? Сможет ли найти с ней контакт в таком состоянии, после всего, что случилось?
Идиотка, ругает она себя. Надо было думать, прежде чем делать такое. Тупица.
Хриплый голос Кларк выводит ее из самобичевания:
— Джонсон, вы уснули? Мы начинаем.
У Эмили рвется с языка колкое детское «И что?», но она сдерживается: раздраженная Лорейн может перевернуть всю операционную вверх дном и заявить, что так ей комфортнее работать. Поэтому медсестра послушно кивает и пододвигает к себе столик с насадками.
Медбрат напротив нее молча подает Нилу скальпель.
— Как дела, Кларк?
Оказывается, это звучит так легко. «Как-дела-Кларк». Эмили бы так никогда не спросила, она бы составила целый план и схему, как узнать о том, что у Лорейн внутри.
Но Нил совсем другой. Уверенный в себе, целостный, спокойный, и работать с ним сейчас для Эмили сплошное удовольствие. В операционной, заполненной музыкой, царит умиротворение: никакой суеты, громких звуков или разговоров среди анестезистов. Даже Дилан, кажется, тоже улавливает эту гармонию: сидит на своем любимом стуле с треснувшим колесом, пишет что-то в большую тетрадь, наслаждается звуками жужжащих аппаратов и негромкой оперы.
— Чарли подарил мне голубику, — как-то растерянно отвечает Лорейн. — Представляешь? Голубику. И сливки еще сверху. И достал же ведь.
— Ну. — Джейк усмехается. — Балует. Ты же у него одна-единственная, вот и…
— Это так странно, — не унимается Кларк. — Раньше он никогда так не делал.
— Не дарил подарки?
— Нет, я имею в виду, чтобы притащить ягоды в отделение… Это же еще нужно помнить, какие я люблю. — Кларк вздыхает. — Что им движет, я не понимаю. Сначала телефон, теперь это. В прошлые выходные он сводил меня на концерт. Представь себе: я — и концерт, — разводит руками.
— Не понравилось? — Нил возится с кожными лоскутами.
— Понравилось, просто это что-то совсем новое для меня, — признается Лорейн. — Куда привычнее ужин в ресторане или театр.
— Ну, он же не на вертолете тебя кататься позвал, — следует ответ.
Эмили роняет скальпель.
Кларк даже не вздрагивает, только наступает на него ногой, соблюдая примету. Верит, что если поднять, то всю ночь будет стоять у стола. Эмили улыбается в маску: действительно, до вертолета Чарли еще очень и очень далеко.
— А у меня одна особа вчера была, четвертый месяц, боялись, что метастазы, но все обошлось. — Джейк прилепляется к окулярам микроскопа. — Так вот, все было хорошо ровно до того момента, как она попросила принести ей какао с солью. И ее муж знаешь, что сделал?
— Что? — Кларк возится с оптикой, опуская микроскоп на себя.
— Он спросил ее зачем.
— О господи. — Лорейн смеется. — Нельзя такое спрашивать у беременных! И нельзя им говорить, что они сумасшедшие. Он хоть выжил?
