Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
люблю, бесконечно люблю каждое ваше слово.
как никогда нужна ваша поддержка, потому что до финала две чертовы главы.
страшно.
это девятый круг, я говорила же —
ледяная ветреная преисподняя.
но мне тут так хорошо, что я не хочу забвения,
рань меня, рань, я на износ, я вывезу,
я безжизненная, но бессмертная.
Эмили приходит домой, ложится на кровать лицом к стене и смотрит, смотрит, смотрит.
Ей так больно, что ни один шрам, порез или перелом не может сравниться с этим. Поэтому Эмили просто воет: протяжно, тихо, на одной ноте. Отчаянно находит в себе болевую точку и давит со всей силы в перерывах между судорожными вдохами-выдохами.
Почти все ее вещи остались у Кларк. Да она даже и не собиралась — так, побросала в сумку что увидела и вышла, ничего не сказав. Нечего потому что говорить. Все сказано.
И ей бы покричать на воду, подуть на ранку, подбросить в огонь дров, но силы кончились, застряли в горле, выплеснулись тупой бесконечной болью через негромкий человеческий вой. Один-единственный звук. Даже не скулеж.
Если очень сильно зажмуриться, можно представить, что Кларк не существует. Потому что в ее комнате больше не осталось горького запаха, а журавлики попадали вниз с подоконника, затесавшись между стеной и кроватью. Она и сама теперь как этот журавлик. Скомканная, сброшенная.
Кларк плакала, когда она уходила. Пялилась в одну точку, заходилась слезами. Сильная женщина, ходячий айсберг. Эмили это не тронуло. Ей казалось, что все чувства вытащили, перемололи и сунули обратно. Никому ее любовь не нужна, секреты ведь куда важнее.
До тайн она еще доберется. Вскроет их ложкой так же, как Кларк вскрывает черепную коробку, на раз-два-три. Докопается до правды, разрушит эту завесу. Скажет: «Я же говорила, вместе легче». Но это потом. Сейчас не до этого.
Сейчас просто больно. Глупо так, боль застыла в одной точке, прямо как ее вой. Эмили даже не плачет — для слез нужны хоть какие-то пики эмоций, а у нее пустота и густой ядовитый туман. Щекочет легкие, забивается в бронхи. Выходит наружу.
Кларк ей звонит. Наверное, это она, потому что телефон разрывается стабильно раз в пять минут. Долгие звонки, долгие гудки, долгое ожидание. Эмили не возьмет — сделает вид, что не слышит. Нельзя так, доктор. Нельзя.
Ее имя совершенно случайно срывается с губ, когда Эмили забывается сном, меняет черноту на явь, разменивает три к одному, три по цене одного, три за двоих, один-два-три, Чарли, Лори и она, гребаная математика.
Эмили вскакивает с кровати, кричит в пустоту громкое «Лори», обнимает подушку. Больно настолько, что она молотит кулаками по кровати, впивается зубами в покрывало, скребет ногтями по стене.
Незаслуженно. Несправедливо. Нечестно.
Она бы сказала, что когда-то уже проходила подобное: там, в Оттаве, сидеть на кровати и рыдать, жалея себя, было почти так же. Только тогда Эмили простила, заранее знала о том, что будет. Знала, что сможет подпустить снова, дать один шанс и еще тысячи сверху. Поверила ведь ей, дура набитая. Тупица.
Пустота начинает жечься к вечеру воскресенья, когда Эмили, проспав, наверное, больше суток подряд, все-таки выныривает обратно в серый озлобленный мир. Завтра ей нужно будет выходить на работу — новая должность, официальные часы. Никакой беготни, только спокойные, размеренные операционные, пахнущие хлором и лимоном. Подсознание решает само: что бы ни случилось, Эмили не позволит эмоциям взять верх над работой. Просто не допустит, чтобы кто-то кроме них двоих пострадал.
Кларк перестает звонить, не приезжает, не ломится в дверь. Может, чувствует, что бесполезно. Может, рада паузе. Может, рвет ее вещи на мелкие клочки, крошит в пыль пузатую выщербленную чашку. Это же Лорейн. Она способна на что угодно.
Эмили заваривает чай с гвоздикой, распахивает ноутбук. Старый, весь в наклейках еще со времен колледжа и бесконечно тяжелый, он служит ей верой и правдой почти пять с половиной лет. Когда-нибудь она купит себе что-нибудь красивое вместо него. Вытеснит плесень и старость, перейдет на новый уровень, но не сейчас. Сейчас слишком рано.
Нужно начать с малого.
Любопытная кошка…
Любопытная кошка успешно избежала виселицы и свернулась теплым клубком у ее ног, а сама Эмили вбивает в поисковик имя и фамилию пустоты под кончиками пальцев.
Интернет знает все. В этом Эмили убеждается спустя полтора часа штудирования различных сайтов, сведенной от усталости руки из-за постоянных записей и тремя страницами Молескина с почти полной биографией Кларк. И правда, зачем нейрохирургу все про себя рассказывать, если в Сети есть даже фотографии ее ординатуры? Тоже, кстати, в Лондон Госпитал.
О Лорейн Эмили находит много, но ненужного. Ни номер и адрес ее приюта, ни успеваемость и научные достижения, ни карьера не дают медсестре ровным счетом ничего. Да, папка «L» в ее компьютере пополняется десятками фотографий, но Кларк на них словно скопированная, одинаковая. Серьезное выражение лица, взгляд не в камеру, строгий костюм. Клон самой себя.
Эмили долго разглядывает фотографии, выискивая знакомые лица. Ничего. Пусто. Только Гилмор кое-где мелькает своей красной шевелюрой и Чарли на нескольких стоит за плечом у Кларк, словно невидимый ангел. Остальные лица Эмили явно незнакомы, не повторяются, не привлекают внимания. Случайные люди: профессора, доктора наук, коллеги.
Ни Мосс, ни Райли, ни Хармон не дают никаких результатов. Даже Сара и Дилан — Эмили долго умиляется их совместному профилю на Facebook — кажутся слишком обычными.
Чарли Кларк, конечно же, занимает первые страниц тридцать. Сотни фотографий, профили в каждой социальной сети. Бесконечные блоги, официальный сайт и тысячи подписчиков. Он не остается в тени, выходит на передний план и картинно кланяется, расставив руки. Медсестре кажется, что Чарли может дать мастер-класс по искусству нарциссизма.
Самовлюбленный павлин, думает Эмили, листая его полторы тысячи фото на аккаунте. Люди, люди, люди… Лорейн нет ни на одной, словно сестры вообще не существует в его жизни. Лица разномастные, незнакомые ей, часто повторяющиеся. В основном красивые девушки похожего типажа: белая кожа, светлые волосы, темные глаза. Все как одна похожи друг на друга. Видимо, у Чарли действительно насыщенная жизнь.
Зато Эмили обнаруживает ответ на свой первый вопрос в Молескине. Совершенно случайно натыкается на фотографию почти трехлетней давности в профиле Хармона: он и еще много-много человек сидят за одним огромным столом и пьют кофе с пирожными. Эмили бы и внимания на нее не обратила, если бы не светлые кудри младшего Кларка на переднем плане. Лица не видно, но в том, что это он, Эмили не сомневается.
Значит, они действительно были знакомы еще до свадьбы Лорейн. И значит, что Сара и Дилан сказали ей правду. Хармон и Кларк познакомились не на операции, они были знакомы еще до того, как у нейрохирурга случился неудачный роман. Почти три года назад.
Все оказывается просто, грустно улыбается Эмили. Приоритет веры явно не на стороне обоих Кларков, он скорее вообще вне каких-либо сторон. Потому что она до сих пор не знает, о каком временном промежутке ей рассказывал тогда Хармон, — может, он просто ошибся. Или обознался. Мало ли что. Но в Молескине напротив цифры «один» она пишет мелким почерком имена Сары и Дилана. Значит, так пока тому и быть.
На третьей чашке чая Эмили с ужасом понимает, что видела безымянных пациентов слишком давно, чтобы запомнить их лица и распознать на фотографиях. Хотя сейчас основное, что ей нужно, это достать список гостей на свадьбе. Возможность узнать об этом через компьютер Лорейн отпадает сразу, но кто еще был тогда на том видео?
Кажется, Гилмор и Сара.
Может быть, она сумеет разговорить миссис Кемп?
Предлог придумывает на ходу: нужно вернуть розовое платье, рассыпаться в благодарностях и напроситься на кофе. Эмили это все может. Глупая, конечно, но не настолько.
Значит, восьмерка — дело времени. И смекалки, потому что неизвестно, где теперь работает Сара, но Дилан-то уж точно сможет подсказать.
