Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Лорейн настолько слепо следовала своей работе, что докопалась в конце концов до правды. Может быть, даже поставила диагнозы или назначила лечение. Но Чарли! Чарли, сидящий в ее кабинете в своем расшитом птицами кардигане, утверждающий, что никто не становится слепым, глухим и немым просто так!.. Как возможно настолько идеально отыграть весь спектакль? И, главное, перед кем?..
У Эмили голова кругом, и она даже не благодарит Оливию — молча бредет к служебному выходу, туда, где можно забиться в темный угол, прислониться лбом к ледяному окну и провести хотя бы полчаса наедине с собой.
Скорые летят на свет, вспоминает, входя в приемное отделение с погашенными лампами.
Все в тумане. В вакууме, словно вокруг нее пузырь без воздуха, и Эмили движется как в замедленной съемке, с трудом фокусируя взгляд. Чувствует, как дрожит позвоночник, как кости сводит судорогой от странного, тупого отчаяния. И резко становится холодно.
До приемной доходит на ватных ногах, теряется среди мерцающих огней сине-красных машин скорой помощи, пропадает в суете людей. Приемная живая, настоящая, единый дышащий организм. Краем глаза видит красные волосы Гилмора — значит, хирург сегодня дежурный, или, может, тоже пришел раньше, чтобы затеряться в толпе, как и она. Мало ли у него секретов?..
Мысли скачут, ползают по фигуре Райли: красивый, высокий. Татуировки на руках, яркие цвета. Разговаривает с медиком, стреляет сигареты. Халат мятый, в странных пятнышках. Значит, дежурный, иначе и быть не может.
Мимо нее провозят пациента — какую-то женщину, держащуюся за сердце, и Эмили, пропустив каталку, юркает на свое любимое место. Между огромным окном и стеной есть выемка, словно для нее созданная. Отсюда она наблюдала за курящей Кларк, отсюда видела, как Чарли кричал ей что-то в лицо. Здесь разговаривала с Хармоном, когда тот давал ей номер Вуда. Интересно, где ординатор сейчас?..
Тошно и гадко. До смены еще два часа, значит, Кларк придет нескоро. А остальные вряд ли заметят Эмили: им, кажется, вообще все равно.
Она открывает Молескин, но ничего не пишет. Руки дрожат, в глазах невыплаканные слезы. Глупая, глупая Эмили. Все еще хочет помочь, только никому ее помощь не нужна.
Может быть, она и правда слишком жалкая, если даже Лорейн ей не доверяет. Может быть, все дело в ней самой, а не в докторе Кларк, взрослой, благоразумной женщине? Может быть, Эмили просто не заслужила доверия, недостаточно доказала свою преданность. Может быть, она сама во всем виновата, все разрушила своими же руками, как обычно, боже мой, будто могло быть по-другому. Будто в ее жизни действительно могла случиться сказка, которую можно удержать.
Как была бескостной, мягкой и податливой словно желе, такой и осталась.
Выводит ручкой ответы. Всюду Чарли, всюду его имя. Он главный актер, злодей в маске, красивый, как сам дьявол, и такой же хитрый. Ненормальный. На голову больной.
Стук каблуков Эмили слышит на интуитивном уровне. Сердце бьется быстрее, кровь взрывается в венах — Кларк идет под руку с братом, голову на плечо ему положила, смеется, улыбается фиолетовыми губами.
Ну надо же, и двух дней не прошло.
Они такие красивые, что на них пялятся даже курящие на улице врачи. Оба в серых пальто, черных джинсах и белых футболках. Он вертит на пальце ключи от машины, она держит в руках планшетку. Идут синхронно, шаг в шаг, заканчивают движения друг за другом, перебрасываются редкими фразами, больше смеются каким-то им одним понятным шуткам. Белоснежные, монохромные. Сиамцы, ни дать ни взять.
На крыльце останавливаются, старшая Кларк закуривает, младший кривит губы, пытается отобрать пачку, поднимает высоко-высоко, так что Лорейн не достать, даже если на цыпочки встанет. Хохочет в голос, крутит, вертит в руках черно-зеленый картон. Сдается: все равно уже закурила, а долго так стоять не получится, отберет, защекочет до смерти — вон уже под ребрами сладко саднит от ее цепких пальцев.
У нее на правом запястье бинт, у него на скуле синяк. Значит, дрались до последнего, цапались, кричали, срывая голос. Как влюбленные, ей-богу.
Морозный ветер лохматит волосы, забирается под пальто, подгоняет обоих ко входу. Чарли, конечно же, галантен: отпускает дверь в тот момент, когда сестра входит, и та едва успевает подставить руки.
— Я убью тебя! — клянется, пытается сделать серьезное лицо, а у самой улыбка до ушей и смех колокольчиками вокруг звенит.
— Сначала поймай! — Чарли чудом не врезается в какого-то санитара.
— Я не собираюсь носиться за тобой на каблуках! — фыркает Лорейн, пытаясь отдышаться.
— Так сними их!
— Мне далеко не двадцать!
— Но и не сорок!
— Ты меня позоришь!
— Тебя только это останавливает?!
Взрослые люди, думает Эмили, глядя на то, как Чарли ловит сестру в объятия, тоже умеют быть счастливыми.
Что-то горячее падает на страницу, расплывается чернильным пятном.
Больно.
*
Она возвращается в сестринское отделение спустя три месяца своего отсутствия и чувствует странный комок, подступивший к горлу. Здесь она началась и закончилась, стала той, кто есть.
Все такое же серое и безжизненное: металлические шкафчики, выщербленный пол, пожелтевшая от старости плитка. Ничего не меняется: пахнет сладкими духами и горечью дешевой арабики, сквозняки холодят ноги, на широком подоконнике единственного окна все так же стоит чахлый цветок.
Два года, думает Эмили. Она провела здесь, в этой клетушке, два года. Ее шкафчик до сих пор никем не занят, ее серо-синяя чашка в вязаном чехле все еще стоит среди других. Будто бы все ждут, что она вернется.
Проводит кончиками пальцев по железной створке шкафчика, дергает на себя: не заперт, как обычно. Она и не помнит уже, когда закрывала его в последний раз: здесь никогда ничего не крадут, зато крошечные ключи теряют постоянно.
Внутри пусто и пыльно: все свои вещи Эмили давно забрала, и только несколько картинок, прикрепленных скотчем к стенкам, — странные операционные фотографии — остаются висеть на месте.
На столе у Мелиссы тетрадь — график распределения медсестер и их закрепления за палатами. Эмили внимательно пролистывает утреннюю смену. Дэйна и правда сегодня работает с восьми. Значит, вот-вот придет.
Прошлое всегда должно оставаться в прошлом, но она не может себе этого позволить. Нельзя отпустить, сложить в копилку воспоминаний все, что здесь происходило. Эмили садится на неудобную скамейку, кладет Молескин рядом, вертит в руках свою кружку.
Помнит, как пришла: ничего не знающая, ничего толком не умеющая, только-только выпустившаяся. Диплом удовлетворительный, глупая, наивная, все время прячущаяся в тени. Ее и взяли-то из жалости: просто потому, что нужна была санитарка-медсестра, ухаживающая за больными. Ни о каких операциях и речи не шло, все, что делала, — мыла, ставила капельницы, меняла белье, накладывала повязки, сходила с ума от подключичных катетеров, недовольных людей, составлений растворов для капельниц. Рутина, одинаковая, постоянная. Не вырваться, не прогрызть дорогу наверх.
Когда поняла, что нельзя больше так, — наконец начала учиться, но было слишком поздно. Время, отмеренное ей на знания, закончилось, осталась только работа и вечная, непрекращающаяся хандра, грозившая перерасти в депрессию.
Она бы все равно ничего не изменила. Не согласилась бы променять боль на то, что было. Кларк дарила ей лучшие моменты, окружила звездами, показала другую жизнь — ту, в которой Эмили знает свое место. Пусть все закончилось, покатилось к черту, это неважно.
Внутри все еще теплится глупая надежда.
Дэйна приходит к восьми — впархивает вместе с другими медсестрами, смеется, разговаривает по телефону. Веселая, смешная, юркая — карманы со сплетнями, в руках ярко-розовый термос. Накрашенная, с волосами в тяжелую косу, подходит к своему шкафчику, вешает пальто на вешалку, убирает телефон.
— Дэйна. — Эмили встает.
— Э-э-э… Эмили, да? — Медсестра поворачивается к ней, морщит носик. — Снова здесь?
