Импульс (СИ) - "Inside" (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Слоги наудачу в воздух, но Кларк поймет.
Лорейн нагибается, целует ее в ключицу. Солоно, горько. Поцелуй расцветает вишнями, опадает лепестками сакуры.
Исчезает почти мгновенно.
Это, наверное, первое занятие любовью, когда Эмили думает о чем-то кроме Лорейн. Когда ее мысли становятся ватными, плотными, распухают и занимают всю голову, сбиваются в кучу.
Она все еще что-то упускает.
Даже сейчас, держа Кларк на своих ладонях, отвечая на ее поцелуи, — автономно, машинально — она что-то упускает. Что-то идет не так, катится к чертям, в тартарары, и Лорейн срывается, съезжает, укладывается рядом — тяжело дышащая, раскрасневшаяся, но серьезная и внимательная.
Деловая женщина.
— Эмили? Что не так?
— Я не могу, — выдыхает сквозь зубы. — Прости, я…
Эмили поднимается так резко, что Кларк почти падает. Скатывается с дивана, упирается рукой в стол, и птичьи косточки трещат, грозясь развалиться. Ей нужна минута, чтобы накинуть на себя футболку. И еще одна, чтобы сесть рядом.
— Что происходит?
Эмили обхватывает себя руками за плечи.
чтопроисходитчтопроисходитчтопроисходит
— Чарли кого-то убил? — ляпает невпопад.
Какой-то неправильной, исковерканный, перевернутый вопрос.
Лицо Лорейн вытягивается, бровь приподнимается, а перемазанный помадой рот раскрывается от удивления. Полнейший шок, тотальное безумие. Начало конца.
— Что? — Она переспрашивает так, словно не уверена в нормальности медсестры. — Чарли? Когда?
— Я не знаю. — Эмили отчаянно смотрит на нее. — Я не знаю, Лори. Просто расскажи мне, что происходит. Я же не слепая.
И вот тогда Кларк напрягается. Ощетинивается, хмурится. Меняется в лице. Из Лори-которая-любит-Эмили превращается в доктора-Кларк-суку-из-неврологии.
— Не понимаю, о чем ты, — цедит. — Но Чарли никого не убивал, если тебе это так важно. По крайней мере, я об этом не знаю. А даже если бы — это не твое дело.
Эмили улыбается. Сама по себе лыбится как дурочка. Растягивает губы так, что скулы сводит от напряжения. Не ее дело. Конечно. Именно этого она и ждала.
— Что тогда? — повторяет. Тупо, заведенно. Только один вопрос. Что, мать его, творится.
Кларк тянется к сигаретам, закуривает, глубоко затягиваясь. Долго держит дым в легких, насыщается никотином, получает заряд наркотика, потом выдыхает, насмешливо глядя на медсестру.
— Ничего, Эмили. Ты что-то себе придумала.
Врет. Ложь пробирает до костей, до треснутых ребер.
— Ничего я себе не придумала, — отвечает. — Расскажи мне, что происходит.
— Ничего.
Опять. Китайский болванчик, машинка на одном заводе. Туда-обратно. По кругу. Это тупик. Кларк будет стоять до последнего и даже больше. Мир рухнет, а она останется, прикрываясь своей ледяной маской.
— Я тебе не верю, — говорит Эмили. — Ни капельки тебе не верю.
У Лорейн в руках пуленепробиваемое стекло, закрывающее ее и брата. Туман, в котором никого не разглядеть. Ни ее настоящую, ни его. Сиамцы же, близнецы, двое из ларца. Одинаковые до чертиков, друг за друга горой. Она ради него кишки выпустит кому угодно, он для сестры себя на алтарь положит новым Христом.
Эмили там нет места — среди них двоих, среди этой туго закрученной спирали, среди их общих секретов и тайн. Сундучки-скважины-замочки ее не касаются, Эмили отлично это осознает. Но снова быть игрушкой, очередной жертвой, она не хочет.
Кларк мотает головой, заранее выигрывая. Эта партия остается за ней, потому что Эмили коснулась Чарли. Значит, есть другие варианты. Другие вероятности.
Хотя бы одна.
Тогда Эмили идет ва-банк, ставит то последнее, что у нее осталось. Свою веру, свое сердце, этот кусок мышцы, что бьется внутри. Что-то только для нее одной, созданное, собранное для Лорейн. Бумажного журавлика, самого неудачного, самого первого. Вишневую косточку. Яблочное зернышко.
— Я тебя люблю, — шепчет, потому что боится заплакать. — Послушай, Лори, я тебя люблю. Я знаю, что ты во что-то впуталась. Но это же я. — Она берет ее руки в свои и сжимает. — Это же просто я. Эмили. Мне можно рассказать, я все пойму. Я даже смогу помочь, может быть, хоть как-то, ты придумаешь. Вы придумаете, — добавляет, глядя на тлеющую у губ сигарету. — Мы придумаем. Я ведь вся для тебя. И я на твоей стороне, слышишь? Всегда-всегда, даже когда весь мир будет против тебя, даже когда все-все-все будут против тебя, я на твоей стороне. И, — добавляет чуть дрогнувшим голосом, — на его тоже. Потому что он часть тебя. Понимаешь?.. Просто доверься мне, прошу. Я обещаю, я тебе клянусь, всем, во что верю, во что ты веришь, самой собой, всем-всем, я тебе клянусь, что я тебя не оставлю. Даже если ты худший человек на земле. Даже если ты убила сотню детей. Пожалуйста. Просто поверь мне. Потому что я тебе поверила, тогда, в номере. Я дала тебе шанс, вот и ты мне дай. Я знаю, как тебе тяжело, я знаю, это трудно, но… — она сжимает сильнее, — прошу. Пожалуйста.
Пепел падает на паркет, распадается на серые молекулы. Эмили говорит-говорит-говорит, обретает голос, просит, умоляет, обещает. Состоит из бесконечных «пожалуйста» и «люблю». Держит за руку, не выпускает, не дает толком выдохнуть или вдохнуть.
Ее сердце разрывается на мелкие осколки. Трещит по швам. Падает в ладони Кларк кровавым бьющимся сгустком. Откуда-то она знает, что оно соленое от слез и горькое от боли, которая наполняет его. Скачок веры — сейчас или никогда.
Вот она вся перед ней. Распахнутая, распятая. Больно так, словно ножницы с размаху воткнули в запястье. Невидимая кровь струится по ее телу из десяти вопросов, и черный Молескин набухает, перенасыщаясь, и кровавые чернила стекают вниз.
Они поговорят, верит Эмили. Сейчас все выяснят, и это будет лучшим событием в ее жизни. Или ключевым в их отношениях. Верит, потому что надежда — все, что сейчас осталось. Надежда и ее любовь — та самая, которую она прячет в межреберье, от которой иногда так больно и колко, но она стоит тысячи мучений.
Только бы поговорить. Это ведь так просто. Слова к словам. Рука к руке. Вместе против всего мира. Я на твоей стороне, повторяет Эмили. Всегда.
Она же вся состоит из этих слов-слогов-букв-точек-тире-нулей-единиц. Простая до чертиков, верная, преданная. Скулить у двери будет, ждать, сколько нужно. На все готовая. Слова — многоэтажные дома, состоят из стекол и металла, режут, кроют, с головой укутывают. Страшно до слез и соплей, до жалких, жалобных всхлипов и нечеловеческой боли где-то между пустых костей. Страшно ставить всю себя. Страшно говорить такое.
Это же я, повторяет, как заведенная. Я же твоя Эмили, только твоя, только твоя, твоя, твоя. Я же все для тебя, ты все для меня, я за тобой в огонь и воду, куда угодно, поверь мне, доверься, дай мне шанс, я докажу, покажу, принесу, выскорблю, выкачаю из себя все, что нужно. Я стану воздухом, ветром, пылью, пыльцой, кем угодно, только попроси и руку не выпускай. Я кто угодно. Когда угодно. Что угодно.
Только расскажи один-единственный секрет, сжигающий тебя изнутри. Поделись тайной, которая забирает тебя у меня по кускам, по сантиметрам, по шрамам и синякам. Расскажи — словами, жестами, точками, знаками. Потому что я пойму, я всегда пойму, я ведь для этого и нужна, чтобы понимать и слушать, слышать и запоминать. Только для тебя, слышишь, Лори, только для тебя, шесть букв — четыре буквы — две буквы — одна.
Пожалуйста.
Прошу.
Доверься.
Самая главная мышца человека пульсирует на ладонях.
Она смотрит на нее влажными серыми глазами, смотрит так долго, что тишину можно потрогать пальцами, что Эмили становится страшно, а потом прикрывает веки, позволяет соленым каплям скатиться по щекам и глухо произносит:
— Прости, Эмили. Я не могу.
====== 36. This time i know that you are a perfect liar ======
Комментарий к 36. This time i know that you are a perfect liar на повторе всю главу только одна: imagine dragons – bad liar
*
без лишних слов, молчаливые объятия.
