Иная. Песня Хаоса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читать полную версию книги TXT) 📗
И Котя вновь вспомнила за повседневной суетой некий тихий шепот, запечатлевшийся в песне. Хаос просил ее измениться. Она бы хотела, но не когти отрастить, а как-то иначе. Забота о младшем брате, запах молока, идущий от него, детский плач и улыбки, сменявшие его — бесценно и исконно, общий закон для обоих миров, общая радость. Как бы она хотела подарить Вен Ауру такого же крепкого мальчика или, возможно, пригожую доченьку.
— Не меняйся, ты мне таким нравишься. Представляешь, если бы у тебя вдруг нос огромной репкой отрос? — отшутилась Котя, отгоняя печали.
— Было бы забавно. Удобно для маскировки. Хотя маскироваться я по-прежнему умею. На час или два в кого угодно превращусь, — улыбнулся Вен Аур, вновь поражая новыми открытиями.
— Вен, просто будь собой. И будь со мной, — вздохнула Котя.
Зима сменялась весной, дни текли спокойно. После череды разрушений выстраивался новый порядок жизни. Деревья вспенивались почками, наполнялись соками, с крыш спадал снег. Близился Праздник Весны. Девятнадцатая весна Коти, отчего в сердце теснилась неопределенная тревога: «Что если я не изменюсь до двадцатой весны? И как я должна измениться?»
Беспокойство в ней ничем не проявлялось, разве только в неуловимых мгновениях задумчивости. Но за чередой дел их не замечала даже мать, которая после встречи сделалась чуткой и ласковой. Дядька Краш обращался с ней много лучше ныне покойного отчима. Измученная женщина к середине своего века наконец-то через испытания и лишения встретила того, кто не бросал ее, окружая заботой жену и ее ребенка, своего племянника. Чем-то матушка теперь походила на ту улыбчивую женщину, которую смутно помнила Котя в первые пять лет своей жизни. А по общению с ней суровый хамоватый дядька Краш не уступал неизменно ласковому любимому Вен Ауру. Так и жили все мирно. Разве только Котя ощущала смущение: она оставалась хозяйкой в избе, хотя по старшинству устраивалось обычно все иначе. Но здесь и случай вышел особый, война смешала все традиции.
— У тебя муж-то какой красавец, — замечала матушка, одобрительно поглядывая на Вен Аура, но все же изредка понукала дочь: — Только что же без родительского благословения?
— Получилось так, не могли вернуться, — вздохнула дочь. Матушка отложила веретено и дотронулась до плеча Коти:
— Правда, тебя за лиходея мы чуть не отдали?
Лицо ее исказилось от набежавшей тени вины. Но Котя ни в чем ее не упрекала. Она научилась прощать.
— Отдали, но Вен меня спас. Это все в прошлом, родная. Живы вы — это главное, — ответила она. В это время захныкал братик, приложившись лбом о край лавки. Он подрос и уже бодро ползал, временами приподнимаясь, пытаясь научиться ходить. Так и получал первые шишки, хотя все за ним неусыпно приглядывали. Но куда уж без мелких происшествий!
— Ах ты, неугомонный. Ты такой же была, Котя. В меня, значит, оба, а не в отцов.
Мать тут же бросилась к сынишке, но ничего серьезного не случилось, скоро он успокоился, уютно устраиваясь на коленях.
— Вот покачай братика-то, отдохни. Почитай, скоро свой такой у тебя будет, — сказала матушка, возвращаясь к работе. — Привыкай.
Котя ласково улыбалась малышу. Пока что она не замечала признаков, что станет матерью. И вновь вспоминались предостережения про двадцатую весну, про изменения и голос из Хаоса. Кто же говорил с ней? Страж Вселенной? Змей? Нет, Змей воплощал собой глухоту, смерть и небытие. Песня Хаоса — его воля, его голос, устанавливающий законы мироздания. Или песня, идущая через Хаос. Ей Котя отчего-то доверяла, но печалилась, что даже матушке не имеет права поведать о том, кто на самом деле ее избранник.
Она качала ребенка и думала. А к вечеру пришла в кузницу к Вен Ауру, который уже отпустил ворчливого дядьку Краша.
— Матушка говорит, что у нас сын тоже скоро должен быть, — задумчиво начала она, перебирая височные кольца. — Но я вот подумала и испугалась: а будет ли?
Она обеспокоенно подалась к Вен Ауру, который собирал инструменты. Он лишь пожал плечами и удивился:
— Почему же не быть?
— Потому что… — замялась Котя, опуская смущенно голову.
— Что? Потому что я не человек? — встревожился муж, хмуря изогнутые брови.
— Нет… — сперва утешила его Котя, но честно призналась: — Да.
— Нам все равно, правда. У нас нет деления на людей, зверей и растений. Я принял форму человека, значит, теперь я человек. Хаос мудр, и зов его направляет даже за пределы Барьера.
— Вам-то все равно. Но в том-то и дело, что у вас оба меняются. Только я-то не изменилась.
— Тогда слушай Хаос. Или десять духов. Кто-нибудь подскажет.
«Значит, ты не знаешь, что делать», — поняла с грустью Котя. Но не успела вкусить печали. Внезапно с улицы донесся топот и конское ржание. Кто-то несся по улице сквозь густые сумерки, слышались команды воевод и оклики наездников.
«Война снова?» — испугалась Котя, но всадники остановились прямо возле двери кузницы, и вскоре дверь, жалобно заскорипев, распахнулась под натиском княжьей дружины.
— Светлый князь… — растерянно выдохнула Котя, но внутри у нее все смерзлось. Она предчувствовала, что в следующий раз Дождьзов пожалует вовсе не с дарами. И ныне на красивом холеном лице правителя застыла маска властного равнодушия. С таким же выражением он судил своего брата Молниесвета после победы, с таким же посматривал на прядильню, когда там голодала его Желя. Что же сулило его пришествие в столь неподходящий час? Котя загородила собой Вен Аура, хотя он всеми силами противился и стремился выдвинуться вперед. Котя уже давно подозревала: их счастье, построенное на великой тайне, не продлится долго.
— Светлый князь, что привело Вас к нам в такое время? — неуверенно отозвался Вен Аур, осторожно поклонившись, как будто опасался, что знакомые гридни срубят ему голову.
— Довольно речей, — отмахнулся Дождьзов сурово, хотя читалась напряженность в его порывистых движениях. Наверное, так же отрекался он от Жели.
Все-таки природа наделила правителя чутким сердцем, но власть обязывала вырастить вокруг себя ледяную броню. Котя на мгновение проникалась к нему сочувствием, как к побежденному, придавленному собственным долгом. Но тут же одернула себя, чувствуя надвигавшуюся бурю. Стены кузницы поплыли, отчего ускользала реальность происходящего. Уютный дом как будто рушился, распадался сладким сном. Вот сейчас окажется в зарослях у землянки разбойников. Вот выйдет Вхаро с горящими желтыми глазами. И он… действительно вышел.
— Вхаро! — в один голос обескуражено вскрикнули Котя и Вен Аур, когда по левую руку от князя возник треклятый лиходей. Но теперь-то на нем красовался парчовый кафтан, по заморской моде напоминавший халат. Кривоватые ноги выступали в красных сапогах с загнутыми носами. Только шрамы на лице да бледно-желтые глаза оставались прежними. Пусть он и отрастил бороду и отмыл вечно покрытое сажей лицо, гнилую сущность это не убрало.
Стоило ему появиться рядом с князем, как Котя поняла: они с Веном пропали.
— Не Вхаро! А торговый гость Вхаро! — хохотнул он, чрезмерно довольный собой. — Видали-то в порту большой корабль из-за Круглого Моря? Это мой был.
«Летом… Когда нас настиг Генерал Моль, когда мы говорили с ним, — тут же вспомнила Котя. — Неужели Вхаро проследил за нами? По ауре Хаоса, а свою-то скрыл. Моль-правдолюб! Ну, где же ты со своим правдолюбством, когда так нужен? Покарай ты Вхаро! Покарай его!»
— А ты за женкой-то не прячься, — посмеивался Вхаро, довольно перебирая пальцами по широкому алому кушаку, покручивая кисти. Вен Аур обиженно выступил вперед, бесстрашно рассматривая дружину. Котя надеялась, что он не кинется сразу в бой. Возможно, еще оставался шанс все решить миром.
— Вен Аур, тебя обвиняют, — пожевав губы, ответил Дождьзов и ссутулился: — Поверь, мне глубоко неприятно подозревать тебя в чем-то таком.
В это время из-за спин дружины донесся исполненный злобой по-старчески дребезжащий голос:
— Светлый князь! Светлый князь! Клянусь Десятью духами, но я видела, как этот предатель рода людского на прошлый Праздник Весны выпустил создание Хаоса. А не далее как минувшим летом говорил с еще одним монстром.
