Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
— Мой король…
— Это все пока что, Мейнард. Слишком ты меня разозлил, а кроме тебя, дел у меня достаточно. Убирайся отсюда, следуй за войском и жди, пока я тебя позову. И учти, мой старый друг, — вздумаешь ослушаться и уехать, я тебя живо изловлю и не посмотрю ни на твое супружеское счастье, ни на складную просьбу. Словами и я могу выткать целый гобелен. Я всегда предпочитал дела, как и ты. Пока я дела твоего не увижу, и разговора не будет.
Мейнард поднялся, молча поклонился и вышел.
Вместе с Альвдис и Флавьеном, не задававшими пока вопросов, Мейнард спустился с холма. Забрали у стражников лошадей и сели верхом. Альвдис молчала, пока не отъехали подальше от королевского шатра, и лишь тогда рискнула поинтересоваться:
— Что сказал король?
— Пока он отказал мне, — хмуро отвечал супруг. — Конечно, ему нужно поразмыслить. Людовик горд и не привык, чтобы его приказами пренебрегали, а я именно это и делаю. Однако времени у нас не так и много.
— Почему?
— Потому что вскорости все войско будет знать, что я женился на тебе и как женился. Это земли христиан, Альвдис, а вокруг короля собирается немало клириков. Людовик не станет им говорить специально, что мы соединены по языческим обычаям… пока. Однако часть дружинников видела нашу свадьбу, как ты помнишь, и они расскажут своим приятелям, просто чтоб похвастаться — дескать, вот что мы видали. Пройдут дни, если не часы, пока об этом не услышит наш знакомый отец Жакоб, что принимает исповеди у моих воинов. — Мейнард, несмотря на то, что в войске короля не бывал уже много лет, по-прежнему звал этих людей своими. — А отец Жакоб отличается набожностью и при этом тупостью, которая годится для крестьянина, но клирика подчас делает опасней умника или хитреца. Он пойдет да расскажет кому-то из епископов, и те прибегут к Людовику — как же так, отступник! — Он помолчал. — Король не любит клириков, хотя и верит в Бога крепко. Те, кто претендует на святость, изрядно проели ему печенку еще в юности, а привычка оглядываться на Святой Престол и одобрение Папы и вовсе надоела. Он защитит меня, но только если пожелает того. А он зол и обижен. И хотя по закону я вроде бы свободен от клятв ему, это нигде не написано. Он освободил меня на словах, но у меня не имеется бумаги, в которой сказано, что я больше ничего не должен королю… Так что Людовик обладает властью заявить: никакой беседы не было между нами шесть лет назад, он отпустил меня всего лишь на время, а теперь призвал обратно и отдает приказы, как королю и подобает обращаться с вассалом. Понимаешь? Коронованные особы, даже самые лучшие из них, не привыкли, чтобы им не подчинялись. И неповиновение раздражает их.
— Мы можем как-то повлиять на него? — поинтересовалась Альвдис. — Что для этого нужно сделать?
— Подождать, для начала. Видимо, наше путешествие затянется дольше, чем я предполагал, — тяжело вздохнул Мейнард. — Потом, возможно, он чего-то потребует от меня. Боги знают, что это окажется за просьба… Но я готов заплатить цену, чтоб Людовик меня отпустил.
— Он отпустит, ты думаешь?
— Он похож и непохож на отца. Людовик Благочестивый — вот кто был истинно добрым человеком, и, выскажи я ему подобную просьбу, он не стал бы искать меня ни в монастыре, ни после… А Людовик Немецкий слишком горд и упрям, чтоб позволить мне так просто выскользнуть из-под его влияния. И к тому же, я знаю, что моя дружба ему дорога, как и мне — его дружба. Это не так просто.
— Я буду с тобой повсюду, — пообещала Альвдис.
Мейнард поблагодарил ее кивком и принялся по-франкски пересказывать разговор Флавьену.
ГЛАВА 22
Отряд, которым Мейнард командовал раньше, принял бывшего военачальника с распростретыми объятиями. Как поняла Альвдис из рассказов Флавьена, король Людовик ещё в былые времена предлагал Мейнарду взять себе больше людей и командовать значительной частью войска, однако тот отказался. Ему было приятней исполнять личные поручения короля и его срочные приказы, а не руководить большим количеством пехоты и конницы. Мейнард утверждал, что полководец из него так себе и, скорее всего, не лгал. Его дар заключался совсем в другом. Флавьен, тоже не жаждавший особой славы и великим стратегическим мышлением не обладавший, оставил все как есть. Так что в отряде насчитывалось всего пятьдесят человек, в большинстве своем опытные вояки, которые могли драться и в чистом поле, и на улице города. Ну, и деревни уничтожать умели.
Пока всем было велено двигаться в глубь франкских земель; закончится ли этот поход битвой или же очередным братским миром, пока было неясно. Ходили слухи, что Людовик, возможно, попытается договориться со своим братом Карлом против Лотаря, а если и нет, то сам с Лотарем будет говорить и предлагать ему отступить при очередном дележе земель. Также говорили, что войска Карла стояли раньше в Орлеане, но теперь, похоже, сдвинутся с места. Еще говорили, что видели вчера в реке рыбу о двух головах, и что рябой Клод влюблен в падшую женщину, потому что шастает к ней в палатку, а потом в мечтаниях раз за разом пересаливает суп. Мейнард переводил болтовню воинов Альвдис, и она от души смеялась.
К супруге командира отнеслись с почтением, и хотя быструю франкскую речь она ещё почти не понимала (а солдаты, как водится, оказались обладателями целой россыпи роскошных акцентов), с людьми объясниться сумела. Альвдис быстро сказала Флавьену, что хорошо бы добыть если не шатер, то палатку, каких она вокруг видела довольно много: от сырости у Мейнарда начинала ныть раненая осенью нога, и Альвдис предпочитала, чтобы муж чувствовал себя хорошо. Кроме того, она сама хотела бы укрыться от десятков любопытных глаз.
Флавьен выполнил ее просьбу даже лучше, чем Альвдис предполагала: нашел в обозе полупустой фургон, велел перегрузить бочонки в другие повозки и, несмотря на ругань обозничьих, объявил это временным имуществом Мейнарда. Крытая повозка была срублена грубо, но надежно, обтянута грубой дерюгой, но защищала и от дождя, и от жары. Пахло внутри кислой капустой — видимо, ее там чаще всего перевозили. Мейнард сказал, что в немецких землях такую капусту очень любят.
Северян в отряде и вовсе приняли хорошо — во-первых, те, с кем они уже были знакомы, быстро объяснили остальным, какие это хорошие парни, а во-вторых, воины в звериных шкурах тут не были в диковинку. Иногда северяне вступали во франкские войска как наемники, надеясь подзаработать денег, мародерствуя в захваченных селениях. Франки даже слыхали о тех, кто носит медвежьи шкуры и впадает в бою в священную ярость, — о берсерках, чье присутствие в войске обеспечивает ему победу, ибо их не кусает сталь. Но какой берсерк пойдет на службу к чужеземцам. Обычно нанимались свободные воины, те, кто не желал по какой-то причине ходить с дружиной в морские путешествия. А уж о чем воинам всегда есть поговорить, так это об оружии, какого бы они ни были народа. И потому франки рассказывали северянам, какими свойствами обладают их мечи, а Рэв важно говорил:
— Вот мой меч — он посвящен Одину, как и копье; а вот топор Скьёльда — ему покровительствует Тор; а Стейн свой меч отдал Фрейру. — Но имена оружия, конечно, не называл, так как христианам знать священные вещи не полагается.
Альвдис не все имена мечей знала; Мейнард, когда просил у флаамского кузнеца выковать свой меч, многого от мастера наслушался. Это ведь дело непростое, колдовское, и если желаешь, чтоб оружие тебе служило верно, нужно дать ему имя. Мейнард сказал жене потом, что свой меч назвал Огонь Щита, как подсказал кузнец; Альвдис тогда не спросила, почему огонь, но теперь, когда ей объяснили про саламандру на гербе, осознала. А ещё это удивительно подходило дару Мейнарда — и саламандра, и имя меча.
Мейнард и есть огонь, думала Альвдис, глядя, как муж разговаривает с воинами и как пламя походного костра освещает его лицо. Огонь Щита, защитник — словно стена жара перед тобою, и враг боится к ней даже подойти. Мейнард кажется темным деревом, иногда — камнем, скалой, на которой растут деревья, однако это лишь видимость. На самом деле он — пламя, яркое и неистовое, и отблеск этого сияния все чаще виден в его глазах. Раньше он был сжигающим пламенем, а теперь хочет согревать и огораживать от опасностей тех, кого греет. Огонь для себя такие вещи не решает, а человек может. И это достойное решение, все равно Мейнард воссядет к столу Одина вместе с остальными воинами, Альвдис твердо была в этом убеждена. Кто-кто, а он заслужил эту честь.