Не-единственная в Академии (СИ) - Светлая Лючия (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Вскоре я отсюда уберу этот отрывок на его законное место.
***
Валери потеряла самообладание, как и последние силы, стоило стать на пороге дома. Она толкнула дверь и оперлась о косяк. Сделать ещё шаг уже не было сил.
На звук к ней обернулась Нюся, невысокая, круглая старушка, что перебирала выстиранное и высохшее бельё прямо здесь, в большой нижней комнате. В глазах её мелькнула паника, чистое тряпьё выпало из рук, и она заголосила на весь дом:
— Валю убили! У-би-ли! Цук-ка-но-вы дети!
У Валери не было сил сказать, что она жива, только и смогла, что поморщиться от громкого звука. И качнулась. Но Нюся, хоть и блажила, но резво подскочила и подставила плечо, подхватила за талию и втащила в дом свою полуживую и обессиленную драгоценность — Валю.
Сверху послышался нарастающий, и у лестницы с антресолей показалась толпа девчонок во главе с Люсей, женщиной преклонных лет, но высокой и статной, к которой слово «старуха» не подходило ни капли. Та, разглядев внизу окровавленную Валери, что безжизненно обвисла на руках у Нюси, обернулась к девчонкам и грозно приказала:
— Тут стоять, вниз ни ногой!
И покатилась по лестнице так быстро, как только позволяли её старые ноги. Нюся тем временем усаживала Валери на лавку под стеной и продолжала причитать:
— Убили! Валечку нашу убили! Кормилицу нашу! Деток сиротами оставили! Вечного вам бесплодия, цуккановы отродья!
Люся, запыхавшись, добралась до них и дрожащими руками безвольную хозяйку.
— Валя, где? Где болит?
Валери, откинувшись на стену, молчала, только морщилась и чуть заметно отрицательно покачивала головой.
— Да заткнись ты, горлопанка! — рявкнула Люся на товарку, окатив её ненавидящим взглядом.
Нюся от неожиданности замолкла на мгновенье, а потом принялась причитать в другой интонации, хоть и тише:
— Кормишь их, поишь! Обстирываешь, а они!.. Они рот затыкають! Детки — сироты же!
— Да жива она, заткнись, говорят тебе! Слышишь! — Люся разъярилась не на шутку и прожигала Нюсю яростью и злобой. — Жива она! Помолчи, пусть она сама скажет, что случилось.
И бережно придержав запрокинутую голову Валери, тихонько спросила:
— Девка, что болит? Где? Ты ранена?
Та только покачала головой, даже кривиться перестала.
— Цела, — прошептала, едва разлепив запекшиеся губы. Нижняя была разбита и раздулась от ссадины на пол-лица. Глаза так и не открыла.
— Цукканы протухлые! — тут же шепотом продолжила Нюся причитать, но Люся зыркнула на неё так, что товарка подавилась шепотом и даже прикрыла рот ладонью, но взгляд вернула, такой же злобный и негодующий.
— Избили… едва не убили… а так… ничего плохого, — едва проговорила Валери каркающим голосом.
— А чья кровь на тебе, девка? — так же тихо спросила Люся, пристально рассматривая потеки и брызги на лице, руках и лохмотьях, в которые превратилась одежда хозяйки.
— Бандита застрелил… один господин… случайно… Тот меня как раз у… уби… вать хотел, — едва проговорила Валери, болезненно сглотнула, снова оперлась головой о стену и заплакала. Сначала по неподвижному лицу покатись слезинки, одна за другой. А затем затряслись плечи, и Валери качнулась вперёд, закрыв лицо руками. И невысокая Нюся, и более крупная Люся качнулись к своей Валечке, но поняв, что она просто плачет, переглянулись.
И каждая занялась своим делом. Люся метнулась к полочке с посудой, где у неё хранились травы и баночки с мазями, а Нюся принялась ругать Валери, поглаживая её по голове, поправляя растрепавшуюся черную косу и выбившиеся из неё пряди:
— Дура-девка! Говорила же я тебе, не ходи в лес! А ты упёрлась, как дитятко, — он один мне силы даёть! Глупыя! Ой, ой, ой! Бедняга ты, бедняга-а-а! А какой же ишак, бесплодие на весь его род, убивцем твоим стать захотел? Чегой от тебя-то хотел?
Люся вернулась с влажной тряпицей и пахучей мазью, и стала протирать раны, лицо, плечи, руки Валери, смывая чужую кровь, заставляя бедняжку поднять голову, и внимательно присматриваясь ко всем её синякам и ссадинам, смазывая, легонько трогая пальцами, проверяя, не сломана ли где кость, нет ли других повреждений.
— Денег хотел, чего ж ещё, — глухо проговорила Валери, отнимая ладони от заплаканного лица.
Нюся всплеснула руками и затянула новое:
— Оставил тебе твой-то наследство! Гадина, да что б ему никогда в Царство Плодородия не пройти! И детей, и долгов — всё на тебя перевесил! Бедняженька ты моя!
Маленькая старушка прижимала ладони к щекам и жалостно качала головой, а потом опять свернула в своих завываниях в другую сторону:
— Глупая, ой глупая! И в лес попёрлася! Знала же, что опасно! А всё туда же! небось, не впервой бандиты с тебя долги-то спрашивають за твоего мужа…
Столпившиеся вверху, возле лестницы, девочки стояли неподвижно, наблюдали эту картину как завороженные: не шевелясь, с широко открытыми глазами, молча. И только самая младшая на животе сползала по лестнице. Глаза её были крепко зажмурены, она судорожно и тихо всхлипывала, содрогаясь от этих всхлипов всем тельцем, но не останавливалась, продолжая двигаться вниз. И только когда добралась до пола, открыла глаза и побежала к матери, громко топая тяжёлыми ботинками. Уткнулась в её колени лицом и затряслась крупно от плача. Но даже плакала она без единого звука.
Валери глянула на неё и сморщилась как от боли. С мукой взглянула на Нюсю. Но та разошлась и не замечала просьбы в её взгляде, понося пропавшего мужа Валери и её саму, легкомысленную и несерьёзную.
— Да замолчи ты уже, старуха! — снова прикрикнула на неё Люся. — Не вишь, и без тебя плохо!
Валери опять болезненно сморщилась, только теперь повернув лицо к Люсе. Но наставница молодых мастериц также не заметила жалобного взгляда. Её волненье о здоровье её драгоценной Валечки, когда-то вернувшей её жизнь, выплеснулось на крикливую бабу Нюсю, с которой они, две старухи в одном доме, вечно ругались и ссорились.
— Чего ты к Валечке пристаёшь? Сама, что ль, лучше? Молчала бы уже!
— А я и не буду молчать! Не для того я столько лет маялась, что бы теперя молчать!
Валери опустила глаза, и бездумно гладила гладко причёсанную головку младшей дочери, её тоненькие, но тугие косички. Та успокаивалась, чувствуя родное тепло, и всхлипы становились реже. Нюся и Люся со вкусом продолжал ругаться, уже забыв о причинах, не обращая внимания на девочек, что стояли наверху узкой, плохо освещенной лестницы, на саму Валери, на малышку, уткнувшуюся ей в колени.
Когда малышки Вира совсем прекратила плакать, Валери наклонилась к ней, что-то прошептала ей на ушко и пересадила на лавку рядом с собой. Ещё несколько раз погладила её по голове, улыбнулась вымученно и встала. Медленно прошла к дальней двери в углу этого большого помещения, служившего одновременно и передней, и столовой, и учебной комнатой для детей, и закрыла за собой дверь.
Этот тихий стук произвёл магическое действие, и спор двух старух вмиг потерял запал. Наступила тишина. Стало слышно, как тихонько переговариваются девочки на верху лестницы да шмыгает носом малышка Вира, переводящая удивлённый взгляд с Нюси на Люсю и обратно.
— Ну мы и дуры, — тихо проговорила Люся, глядя на закрытую дверь комнатушки, которая считалась кабинетом Валери и для всех абсолютно была запретной территорией.
Нюся стояла, горестно прикрыв рот ладошкой, и тоже смотрела на ту же дверь.
— Ой, и дуры, — поддержала она вечную свою соперницу. — Главное, что жива ведь наша Валечка…
Люся в ответ только тяжело вздохнула и пошла к своему малолетнему войску.
Глава 12.
Дамиан сидел в своём кресле совсем неподобающим образом — вытянув ноги далеко вперёд, откинувшись на спинку и заложив руки за голову — и в нём боролись два непонятных чувства. Одно требовало расслабиться наконец, отдохнуть. Другое звало, тянуло куда-то, требовало движений и каких-то действий.
