Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

Альвдис все нравилось, Мейнард видел, а вот сам он не мог отделаться от тягостных раздумий. Несмотря на то, что франки и северяне, отправившись вместе в поездку, окончательно сдружились (Рэв и несколько дружинников добровольно вызвались сопровождать своего господина к королю, дабы охранять Мейнарда и Альвдис на обратном пути). Потому на кнорре царила веселая атмосфера: пели песни, рассказывали истории, франки учили северян своему языку, северяне их — своему… Когда этим людям не приходилось воевать, они быстро вспоминали, что занимаются одним и тем же, и проникались симпатией друг к другу. В иное время Мейнард бы оценил очередной виток своей удивительной удачи, помогающей ему выбирать в спутники людей, которые обязательно подружатся, однако в основном его занимали размышления, что сказать Людовику Немецкому.

«Правду», — подсказывал внутренний голос, и Мейнард был с ним согласен, но вот какова эта правда и окажется ли она убедительной? Насколько изменился король за те годы, что Мейнард не видел его? Титулованные особы сами по себе люди непредсказуемые, бремя власти давит на них и иногда отнимает разум. Чем иным объяснить многие их деяния… Так насколько благоразумным остался король Людовик? Его брат Пипин, с которым он был в хороших отношениях последние годы, умер, отец скончался; остался Карл, уже возмужавший, и Лотарь, о котором и вовсе слова хорошего не скажешь. Мейнард всею душой не любил Лотаря, человека скользкого, словно только что пойманная рыба, и высокомерного, и ещё — трусливого. Опасное сочетание, приводящее к плохим последствиям.

Еще он был рад, что сообразил попросить Флавьена и Ашиля никому не говорить на франкском корабле о том, что женится. Конечно, сейчас его бывшие солдаты, что остались в Хьёрте и едут теперь на кнорре, знают, но не знает отец Жакоб — а потому есть шанс уговорить короля и уехать из его владений раньше, чем святые отцы сообразят, что следует ловить новоявленного язычника. Впрочем, за полгода жизни в Аурланде Мейнард так отвык от христианских ценностей, так легко почувствовал другие, которые и были ему сейчас нужны, что не задумывался о неприятностях с клириками всерьез. Лучше пусть помолятся, чтоб война прекратилась; а за себя и жену он постоять сумеет. Если только сунутся, Мейнард не постесняется дать волю своей силе.

Альвдис как могла отвлекала мужа от мрачных мыслей, ходивших по кругу. Глядя на свою жену, закрывшую волосы покрывалом, веселую, в простом дорожном платье, Мейнард не мог сдержать улыбки и не верил своему счастью. Каждое утро, день и вечер он находил время, чтобы поблагодарить богов за то, что Альвдис теперь с ним. Она была словно живительный бальзам, пролитый на рану, и теперь Мейнард вновь чувствовал себя болезненно живым и настоящим — но это было хорошо. Он такого и хотел.

Ему нравилось, как она восхищается тем, что видит (Бейнир брал детей в поездки по фьорду, однако не слишком далеко, и сейчас Альвдис словно заново открывала для себя Аурланд), как болтает с воинами, как молча сидит на носу и наблюдает за полетом птиц. Ночевали все на палубе, так как трюмы были до отказа забиты товарами, и нужно было присматривать за лошадьми. Для животных соорудили специальный загон в центре кнорра, и флегматичные лошадки, чье спокойствие не могло поколебать никакое морское путешествие, жевали овес и естественным путем производили кучи навоза, который дружинники, ругаясь, вышвыривали за борт. Практичный Рэв сетовал, что столько хорошего навозу пропадает, а Сайф глубокомысленно отмечал, что навозу никогда не бывает мало — вот возвратятся в Хьёрт, и хватит на всех!

Сарацин также решил отправиться в путешествие, заявив, что ни за какие сокровища мира не упустит шанс повидать Людовика Немецкого. От замечания Мейнарда, что неизвестного мусульманина к королю могут и близко не подпустить, Сайф лишь отмахнулся.

— Не подпустят, так погляжу издалека. Это ведь один из величайших христианских королей мира. Как жаль, что его отец, прозванный Благочестивым, уже оставил этот мир. Вот о ком я слыхал, что он добр и прост, как и подобает истинному верующему и великодушному человеку…

— Иногда такое великодушие правителям не помогает, а лишь мешает. Временами требуется принимать грязные решения, выбирать меньшее из двух зол. Я видел, как доброта обрекает людей на гибель. Не все так однозначно, друг мой.

— Потому ты предпочитаешь убивать лишь когда необходимо, когда уверен? — уточнил догадливый сарацин. — Что же, это я понимаю. Если твой король таков же, мне ещё интересней увидеть его.

Мейнард был рад его присутствию, хотя и думал иногда, что Сайф, быть может, воспользуется шансом и вернется на родину. Все-таки он скучал по своим землям, по единоверцам, и никогда не отрекался от Аллаха, и молился пять раз в день, стоя лицом на восток, как полагается. Может, Сайф ещё попросит Мейнарда отпустить его — и тот не станет противиться. Кто он такой, чтобы удерживать людей подле себя, особенно людей свободных, не связанных ничем, кроме их собственной доброй воли? Мейнард не желал поступать так, как Людовик сейчас обходился с ним самим.

Май выдался роскошным, как нельзя лучше подходящим для путешествия. Когда вышли из Аурландсфьорда в Северное море, Альвдис дар речи потеряла от красоты. Мейнард видел море не впервые, и путешествовал по нему тоже не в первый раз, однако снова поразился его красоте и силе. Чайки реяли над свинцовыми волнами, украшенными белыми бурунами, словно плащи — мехом горностая; высокие норвежские берега поднимались к синему небу, и вдалеке горы показывали вершины, с которых еще не сошел снег. Иногда он так и лежал там все лето.

Вечерами молодожены укрывались одним одеялом, смотрели вверх, на крупные звезды, напоминавшие деловитых шмелей (разве что звезды не перепархивали с цветка на цветок), и разговаривали. Мейнард рассказывал о своей жизни под Парижем, об отце, который научил его всему; мать он, как и Альвдис, помнил плохо — и наконец узнал, почему и как Бейнир привел в дом Даллу. Альвдис, может, и повидала за свою недлинную ещё жизнь гораздо меньше, чем Мейнард, но отличалась при этом потрясающей наблюдательностью и была любопытна, как белка. Она запоминала все, что Мейнард рассказывал, требуя новых и новых подробностей, заставляя его учить ее франкскому языку, и уже начала говорить на нем, а понимала и вовсе сносно. Альвдис все было интересно — кнорр, море, Фрисландия, куда шел корабль, и то, что происходит нынче в землях франков. Благодаря ей Мейнард, вначале неохотно слушавший новости с родины, так как не желал иметь с ними ничего общего, узнал, что же происходило, пока он находился в монастыре. Флавьен говорил с удовольствием, перемежая свои рассказы о деяниях королей войсковыми байками, чем веселил не только Альвдис, но и всех северян. И Мейнард любовался женой в такие моменты: она сидела, подавшись вперед, жадно слушала, задавала тысячи вопросов — и раскрывалась для него, словно цветок. Раньше Альвдис все-таки держалась слегка отстраненно, как велели обычаи, да и сомневалась она до последнего, что чужак на ней женится — больно уж дело неслыханное. А теперь, когда брак скреплен не только перед богами, но и на ложе, Альвдис преобразилась.

«Как странно, — думал Мейнард, — я раньше полагал, что, взяв девушку в жены, надену на нее кандалы, обрекая на жизнь со мной. А получилось, что ту, которую я полюбил, я сделал свободной».

Корабль шел уже мимо датских берегов, и тут попадались разные суда, в том числе, и «драконы». Дальновидный Рэв посоветовал Мейнарду, если ими заинтересуются, поминать Бейнира Мохнатого и ни о чем не беспокоиться; однако никто не решился грабить одиноко плывущий кнорр. Альвдис разглядывала берег, то удалявшийся, то приближавшийся, паруса на горизонте, их собственный полосатый парус, надувшийся под ветром. Боги явно благоволили этой поездке: ветер шел хороший, и даже не всегда требовалось помогать кораблю веслами. Пересечь еще кусок Северного моря — и покажутся немецкие земли.

— Ну, не скажу, что там живут наши близкие родичи, скорее, они вам родня, — заметил Мейнард, когда однажды вечером Альвдис, забравшись к нему под одеяло, попросила рассказать о местности, куда плывут. — Мы с ними воевали раньше, да и сейчас не всегда между нами мир. Карл Великий их земли сделал франкскими, но гордость не усмирил. Я не совсем понимаю их язык, на наш он не похож. Впрочем, я встречал фризов и в немецких землях, и в английских; держатся они обособленно, чтят свой род и торгуют с теми, кто расположен торговать.