Плохие помощники (СИ) - Лапина Маргарита (электронная книга .txt) 📗
— Я пойду на берег! — крикнула она Енсу и вылезла из воды, прошлёпала по грязи отмытыми ступнями.
Холодок пробежал по коже, и Иона поспешила обтереться полотенцем. Она расстелила его на траве и легла, и вскоре Енс присоединился, предварительно от души обрызгав Иону.
— Помнишь, как мы в детстве километры отмахивали? — Енс хохотнул. — А сейчас всё, сдулись. Стареем.
Они неожиданно выяснили, что у них впереди целый вечер на разговоры. Со смехом Иона и Енс вспомнили лучшие моменты молодости и снова стали детьми. Опять всплыл триумфальный заезд на байке. Иона взялась пересказывать, как они с Енсом ночами вылезали в окно, купаться в реке, и однажды чуть вместе не утонули. Как стянули по большому огурцу с чужого участка и как получили за это. Точнее, получил один Енс, потому что взял всю вину на себя. Енс припомнил, как Иона, глядя на Амбер, проколола уши, и как он отговаривал её, потому что вскоре, само собой, обязанность помогать Ионе доставать и вставлять серьги легла на него. Вспомнили самый успешный праздник урожая, когда Торы и Миллоусы зажгли так, что половина Даскерии весь следующий год делала им комплименты. А уж сколько они к нему готовились и как ругались, чуть не поубивали друг друга!
Иона и Енс не забыли ненавистных жуков, которых часами приходилось собирать с посевов, а они всё время опять откуда-то появлялись. Долгие ночные разговоры на сдвинутых для удобства кроватях. Об истории. О переживаниях и страхах. О приключениях пережитых и планируемых. Енс со смехом припомнил свои рубашки, которые Иона вечно брала носить и вечно пачкала чем-нибудь. И как однажды Амна, убираясь, выкинула всю их коллекцию интересных находок с прогулок, и они потом полдня ползали в мусоре и собирали всё обратно. Иона поделилась воспоминаниями, как учила Тора целоваться, и брат со смехом поблагодарил её ещё раз.
— А помнишь, помнишь, — сквозь смешки сказал Енс и покрутил в пальцах бусинку деревянного ожерелья, подарка Амбер, — как мы пытались приготовить праздничный пирог на день узнавания твоих родителей?
— А то! Мука улетела даже на потолок! Ну и вид был у нас, когда Амна с папой нас застукали. Я ещё неделю потом не могла отмыться от еды, волосы окаменели от масла. Пятна на стенах, я тебе серьёзно говорю, так и остались, и только… только синяя луна их смогла убрать. Вместе со стенами.
Енс повернулся на бок и положил голову на руку, согнутую в локте. Он посмотрел в пространство, хмурый и задумчивый. У Ионы рот тоже резко воспротивился улыбкам.
А ведь всего минуту назад они с Енсом хохотали так, что бока болели.
— Почему всё хорошее должно кончаться? — сказала Иона жалко, как обиженный ребёнок, но Енс никогда не осуждал её за слабость. — Ведь мы тогда были так счастливы. Были же? А сейчас? Ты сейчас счастлив?
Енс серьёзно подумал, поскрёб в затылке. Его волосы подсохли и заискрились красным, волнистые и густые.
— И счастлив, и несчастлив, пожалуй, — Енс поймал вопросительный взгляд Ионы и поспешил пояснить: — Я счастлив из-за моей работы. Безумно. Правда, то, что мы делаем сейчас, похоже на перекапывание планеты чайной ложкой. Мы движемся очень медленно, и в каждый квадратный метр земли нужно вкладывать столько души и умственных усилий, словно именно там мы найдём зацепку. Нельзя разочаровываться, и только с надеждой можно браться за новый квадрат для изучения. Я делаю это с удовольствием. Дело кропотливое, долгое, иногда мучительное. Но лучше ничего на свете нет.
— Ты уже хочешь поехать на место, правда? — Иона улыбнулась. Насколько Енс великолепен как теоретик, настолько же хорош как практик. — Сами раскопки на месте древнего города, хоть чайной ложкой, каждый день будут давать результаты.
— Хочу, конечно, — Енс кивнул, и взгляд его стал отрешённым.
Наверняка, брат мечтает о поездке дни и ночи напролёт: своими руками приподнимать пласты земли, извлекать из неё совсем не детские находки в коллекцию, а настоящие предметы, что помнят прикосновения древних.
— Я даже не знаю… не знаю, как переживу. Стоять на том месте, где стояли они. Стояли, лежали, танцевали, небеса знают, что делали! Тогда там жили древние, а совсем скоро встанет наш лагерь. Я не могу поверить. Представляешь, найдём какую-нибудь посуду. А из неё ела счастливая семья. Или расчёску. Они же тоже расчёсывались. Расчёсывались, умывались, чистили зубы. И знали все тайны мироздания. Я не могу уложить это в голове. Всё это. Полжизни укладываю, и не могу.
Енс задрожал от волнения. Точно от волнения, ведь погода стояла тёплая. Брат с нажимом провёл рукой по лицу, чтобы хоть как-то прийти в себя, и встряхнулся. Иона прижала кулак ко рту, чтобы загородить широченную счастливую улыбку. Они поняли друг друга. Прекрасно поняли.
— Спасибо, что поддерживаешь меня. Иона. Спасибо, — Енс сжал руку Ионы. Одним особым пожатием руки он передавал всё, от благодарности до сочувствия. — Амбер совсем не… Вот, собственно, почему я счастлив и несчастлив.
— Опять ссоритесь? — Иона нахмурилась и тоже приподнялась, чтобы смотреть Енсу прямо в глаза, но брат как раз решил растянуться на полотенце, и они так и не встретились.
Он выпустил ладонь Ионы, заложил руки за голову, и одну ногу поставил на согнутое колено другой. Такая расслабленная поза ни капли не отвлекла Иону. Неужели думает, она не видит, как он сжался изнутри?
— Мы будто бы не ссоримся. Но на деле отходим всё дальше друг от друга. Она не понимает, чего мы носимся с этим городом. Не понимает, что город — возможность понять, как мы должны жить, чтобы не растерять мудрость древних. Не понимает! Она сама всё знает лучше, чем они. А я не понимаю её взглядов.
Енс еле заметно поморщился и с усилием продолжил:
— И кое-что, пожалуй, всё же было. Мы поговорили о тебе, и я встал на твою сторону. С одеждой она нарушила правила древних. Револт устроен так, как устроен, потому что так требуют небеса. Амбер тяжело восприняла моё решение, — Енс повернул голову набок, в другую сторону от Ионы, но она смотрела на него сверху. У Енса напряглись щёки и рот, лицо стало неживым. — Как так получилось? Мы всегда хорошо понимали друг друга. Ну, по большей части. И поддерживали. Сейчас мы почти не разговариваем. Она и ночевать не всегда приходит в комнату. Не знаю, где она бывает и что делает. Даже в таком небольшом лагере мы умудряемся потеряться.
Густые волосы на ноге и груди Енса сверкали в лучах заходящего солнца, как золотистые проволочки. Всё вокруг покрывал умиротворяющий оранжевый цвет. Хорошо, что нет жучков. Амбер их не любила. Усталость, да такая, что руки и ноги еле даже приподнимаются. Голова совсем пустая, и сердце как будто уже не способно переваривать новые разочарования.
Где ещё Амбер может ночевать? Надо думать, у револтистов.
Вряд ли полугэллоны настолько подобрели к людям. А револтисты, конечно, всегда возьмут к себе любимую Амбер.
Что она делает там, неужели участвует в оргиях? Маленькая, хрупкая, творческая, чувствительная Амбер с сердечками в ушах и в кофточках безумных расцветок. Она могла бы проводить у них только вечера, но она не возвращается и ночами.
Неужели какой-то чужой мужик с потными лапищами ей нужнее и важнее Енса, несмотря на всё, что они пережили вместе? Она не только отдаст им лучшую одежду, но ещё и своё тело и душу, и вдобавок обольёт грязью душу будущей судьбы, светлую и мудрую, как у древних людей?
Нет, не бывать этому. Амбер вышла за рамки дозволенного. Жители клоаки совсем разошлись, и их нужно поставить на место. А вместе с ними проучить и возможных новых револтистов.
— Ты долго молчишь, не к добру это.
Иона вздрогнула. Енс внимательно и напряжённо всмотрелся в неё, нахмурив брови. Должно быть, она не уследила за лицом, и брат заметил её злость.
— Что она вытворяет? — Иону прорвало. Даже руки от ярости затряслись, не говоря уже про голос. — У целителей не бывает выпадений, так чего она с катушек-то съехала? Всем известно, что ночами делают револтисты. Она, наверняка, тоже там перепихивается с кем-нибудь. Что ей ещё там делать? Уж не беседы же о вечном вести с ними! Умных бесед ей уже, видите ли, мало, раз с тобой она говорить не хочет.
