Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Пожалуйста!..
Эти последние движения отняли силы Найрин, и она бесчувственно упала рядом с Торн, коснувшись щекой ледяного пола. Перед глазами все плыло, но она видела, собственными глазами видела, как из ослепительного золотого сияния выходит женщина.
Тело Ее было подобно огню, и огненные волосы развивались вокруг Ее головы, а глаза-пламенники не отрывались от них с Торн, и Она улыбалась. Она улыбалась победно, гордо и нежно, и любовь немыслимой силой извергалась из Ее глаз, когда Она шагала Своими тяжеленными, подкованными созвездиями сапогами, из немыслимой дали, протягивая им руки. Найрин заплакала, навзрыд, словно слезы лила каждая ее клетка, просящая лишь об облегчении от этого невыносимого бремени, просящая не за себя, но за Торн. И Роксана обняла их обеих Своими огромными огненными руками, прошептав им короткое:
— НЕ БОЙТЕСЬ. ВЫ ПОБЕДИЛИ.
А потом пала темнота.
Ноги скользили по длинному гладкому, будто стекло, пандусу, и Дитру приходилось хвататься рукой за шершавые стены, чтобы не упасть, что значительно снижало его скорость передвижения. До дна Источника было всего каких-то пятьсот метров по прямой, однако пандус извивался по его стенам очень плавно, и на самом деле расстояние, что отделяло их от Ульха, было очень большим. И, несмотря на всю свою немощь, Черноглазый двигался очень быстро.
Здесь не было звука, словно исходящая из-под его ног невероятная мощь глотала все, как губка. И Дитр не слышал того, как бьют в пол каблуки его сапог, не слышал даже своего гулкого дыхания и стука сердца в ушах. Но он чувствовал Хана, бегущего прямо за его спиной, бегущего упрямо и быстро, не отстающего ни на шаг. И он видел далеко внизу фигурку Ульха, который, похожий на паука, оскальзываясь, почти падая, опасно кренясь в сторону Источника, бежал вперед изо всех сил.
Дитр знал, что здесь нельзя было использовать энергию Источника, он чувствовал это, чувствовал, что не справится, что не удержит, и что его погубит эта невероятная волна, однако он не мог ничего поделать. Его учили, что Черноглазый всегда должен был выполнять свой долг на благо своего народа, выполнять его неукоснительно и до конца. А его долг сейчас состоял в том, чтобы остановить Ульха и остановить его любой ценой, а потому он на миг сосредоточился и открылся Источнику.
Энергия хлынула в него с немыслимой мощью прорвавшего плотину водопада, и Дитр на миг ослеп, оглох и потерял опору под ногами, едва не ухнув за край пропасти. Лишь рука Хана, вовремя ухватившая его за шиворот, остановила его от падения. Перед глазами все металось, весь мир словно вывернулся наизнанку и теперь состоял из ослепительных потоков всех стихий, пронизывающих стены и потолки пещеры, лицо наклонившегося над ним Хана, даже сам воздух. Кивком благодаря Хана за помощь, Дитр вырвался из его рук и вновь направился вперед по пандусу, оскальзываясь и взмахивая руками, чтобы не упасть, изумленно наблюдая за тем, как энергии танцуют вокруг него, а исток их лежит под его ногами — в невероятной звездной глубине Черного Источника. И там, в самом низу, был Ульх, уже почти что добравшийся до дна.
Сознание, память, то, что было Дитром, расплывалось, размазывалось под напором дикой мощи, хлеставшей прямо через его тело, но он все-таки умудрился на бегу вспомнить рисунок, который подглядел во время боя. Вот только энергия, которую он теперь заплетал в этот рисунок, была гораздо мощнее, чем когда-либо, и казалась ему живой, обладающей собственным разумом и собственной силой. Дитр нарисовал молнию и швырнул ее вниз, в Ульха, только то, что сорвалось с его ладоней, ни у кого назвать молнией язык бы не повернулся. Раскаленный добела поток жидкого света устремился с ревом сквозь дрожащее марево энергий и врезался в стену прямо над головой Ульха.
Тот резко инстинктивно пригнулся на бегу, не переставая при этом рваться вперед. В кружащем калейдоскопе огней перед глазами Дитр все же видел рисунок в руках Черноглазого: черный паук, разбросавший во все стороны толстые лапки. Ульх умудрялся дорисовывать его на бегу, хотя нити в его руках опасно колебались и дрожали.
Преодолевая немыслимое напряжение, Дитр создал еще одно копье света и швырнул его в Ульха, и тот вновь ушел от удара, а результатом атаки стало лишь каменное крошево, которое выбила молния, врезавшись в стену над его головой. Отчаяние взметнулось в Дитре, и он едва не закричал в досаде, хотя этот его крик и не был бы сейчас слышен никому, даже ему самому. Он должен был остановить Ульха любой ценой, должен был. Чтобы спасти свой народ.
Он не понимал, что делает, только руки его задвигались сами, выхватывая из окружающего энергетического поля отдельные потоки. Немыслимый огонь обжигал его пальцы, а потоки моментально вошли в кости, сжигая его тело изнутри, каждую клеточку заставляя дрожать в немыслимой агонии. Это конец, — понял Дитр. Но перед этим я все же успею забрать с собой Ульха.
Он вскинул руки, которые едва слушались его, обожженные изнутри руки, сквозь которые с немыслимой быстротой пламя ярче тысяч солнц стремилось сжечь его сердце. Он сам стал молнией, которую он рисовал, вложив в нее всю мощь, всю силу, всю его волю к тому, чтобы таких, как Ульх, не существовало на этом свете. И, растворяясь в потоке солнечного ветра, в который превратились частицы его существа, бросился на Ульха.
Ноги заплетались, а от горячего дыхания распирало грудь, но не это было самым страшным. Черные жирные нити энергий в его руках стали такими скользкими, что Ульх уже вообще не понимал, как удерживает их. Словно он окунул свои руки по локоть в масло, и теперь пытался ими удержать кусок хрупкого стекла. Каждый миг, каждый вздох, каждый шаг давались ему с величайшим трудом за всю его жизнь, однако он все же бежал, уходя от разрушительных молний, что посылали в него преследователи, а рядом с ним точно так же бежал Дардан, пригибаясь низко к каменному полу, когда над головой рвались стрелы вражеских молний.
— Остановитесь, учитель! — во всю глотку кричал ему Дардан, и Ульх слышал его голос так ясно, словно тот звучал прямо внутри его головы. — Остановитесь! Если вы завершите начатое, вы погубите нас!
— ДАВАЙ, МОЙ СЫН! — кричал в голове другой голос, и от него Ульху было в тысячи раз хуже, чем от ускользающих из рук нитей и мольбы Дардана вместе взятых. — ОСТАЛОСЬ НЕМНОГО! ЗАВЕРШИ РИСУНОК И ПРЫГАЙ В ИСТОЧНИК, ПРЯМО В МОИ РУКИ! Я УДЕРЖУ ТЕБЯ, Я СПАСУ ТЕБЯ, ЛИШЬ ОДИН Я МОГУ ПОМОЧЬ ТЕБЕ!
Ульх уже ничего не понимал, и по его щекам катились слезы, которыми он захлебывался, словно ребенок. И каким-то совершенно неописуемым для него образом, все внутри начало оживать, возвращаться, а голос Хозяина померк, стал тише и от этого гораздо злее. Ульх чувствовал страх, чувствовал так остро и четко, как никогда в жизни. Он чувствовал нежелание делать то, что он делал, и одновременно с этим — необходимость завершить начатое. Он чувствовал, что хотел бы сейчас быть совсем в другом месте, в месте, где всего этого не было, где-нибудь далеко-далеко в белоснежной тишине, лишенной цвета, и быть там с Дарданом. ОН ЧУВСТВОВАЛ — впервые за целые тысячелетия, прошедшие с тех пор, как его Друг ушел, и появилось то чудовище, что сейчас управляло им.
Однако руки его не слушались, руки делали то, что приказывал Хозяин, руки доплетали.
— Остановись, учитель! — отчаянно кричал ему Дардан, кричал через толщи тишины и черноты, что обволокли его душу. — Остановись! Не убивай меня, молю тебя! Не убивай меня!
Резкая боль прошила руки Ульха при этих словах. Он завопил, тряся головой и пытаясь избавиться от беснующегося в голове голоса Хозяина.
— ДОДЕЛАЙ РИСУНОК И ПРЫГАЙ В ИСТОЧНИК, УЛЬХ! НЕМЕДЛЕННО! Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ!
Ноги били в каменный пол, он спотыкался и едва не падал, неуклюже махая руками, чтобы не покатиться вниз кубарем. Он обливался потом и страшно мерз при этом, тело его дрожало, словно чьи-то руки выкручивали его, как мокрую тряпку, выжимая из него все, до самой последней капли. И все же, каким-то внутренним чутьем Ульх понял, что из этих двоих прав только один, и этот один — Дардан.
